Ремарка.
Слово " к счастью" можно трактовать не по отношению к поэту, а "к счастью" для неё, для Веры.
Г. Клейменов сообщил нам, какие фразы в письме Веры В. он посчитал важными для себя.
Это те фразы из сообщения княгини Веры, которые и пустили его " по ложному следу" и он увяз среди этих трёх имён, поленившись поискать "тайную" любовь Поэта где-нибудь в другом месте.
Нужно было "прочитывать " письмо глазами Вяземского, понимающего шифровку депеши, а не с точки зрения легковерного современного читателя.
В этом тексте нам кажутся важными совсем другие фразы.
Их не заметить могут только очень чёрствые люди.
"Поэт находится в очень стеснённых обстоятельствах, и он действительно несчастен.
И он находится постоянно при ней, при Вере Вяземской, делится с ней своими бедами."
И никакой другой" любви" у него нет, да и не было в Одессе.
Три безымянных женщин даёт широкое поле вольно трактовать текст письма, что
Гелий Клейменов с удовольствием и делает.
Амалия- ещё один "итальянский" вариант мнимой "влюблённости" Поэта, подослана к нему, может, с целью выудить из него денежки. Её муж- европейский негоциант.
А, может, ещё одна попытка обратить его в католичество.
Такие попытки предпринимали и Собаньская, которую историки характеризуют как польскую шпионку и девицу фривольного поведения, да и Елизавета К. на крещении своего сына в католической капелле.
О доверительных отношениях Поэта с Верой Фёдоровной Вяземской пишут и другие
Прозоровцы.
Владимир Конюков тоже говорит о тесной переписке Веры с её мужем Вяземским
в период пребывания Поэта в Одессе. Князь знал почти всё о Пушкине, даже, с какими дамами он встречался на набережной и в каких отношениях с ними он был: ни в каких!
Владимир Конюков:
"Писала мужу письма – отчёты, как проводила время в Одессе, находясь на отдыхе с детьми…
1.8.1824г., Вера Вяземская, фрагмент письма мужу:
«… Я была единственной поверенной его огорчений и свидетелем его слабости, так как он был в отчаянии от того, что покидает Одессу, в особенности из-за некоего чувства, которое разрослось в нем за последние дни, как это бывает. Не говори ничего об этом, при свидании мы потолкуем об этом менее туманно, есть основания прекратить этот разговор.
Молчи, хотя это очень целомудренно, да и серьезно лишь с его стороны… Я проповедую ему покорность судьбе, а сама не могу с ней примириться, он сказал мне, покидая меня, что я была единственной женщиной, с которой он расстается с такою грустью, притом, что никогда не был в меня влюблен».
Ремарка.
Вера Вяземская была "...« единственной поверенной его огорчений и свидетелем его слабости..."
Письмо написано в день отъезда Пушкина из Одессы.
По мнению В. Конюкова," Вера Вяземская в Одессе плела интриги… Цель:
- поссорить генерал – Губернатора с поэтом через его жену графиню Воронцову"
Вeрa Федоровна появилась в Одессе в момент заключительной драмы травли Поэта,
и отбыла из Одессы вслед за ним с чувством выполненной важной миссии, и перед тем шлёт последнюю "депешу" мужу и говорит, что самое важное сообщит ему при встрече.
Складывается впечатление, что в Одессе Пушкин помещён , как бы в банку со скорпионами, большими и маленькими, и ему было не до любви.
Но тем не менее, тайная любовь у Пушкина в Одессе была.
Её удалось отыскать Владимиру Конюкову в итальянке Анжелике...
Знала ли Вера Вяземская о тайной любви Пушкина раньше, или узнала об Анжелике только в Одессе?
Судя о недомолвках в этом письме, знала.
Ведь она "помогала" ему в "побеге"
за границу, на которую Поэт мог решиться только из-за Анжелики.
Она покидала Одессу, и только к ней можно отнести стихотворение Пушкина О корабле.
Так "помогала", что разлучила влюблённых окончательно, ускорив его отъезд на север.
Гелий Клейменов о переписке А.С. Пушкина с Вяземским:
" 20 декабря поэт делился этой приятной новостью с князем П.А. Вяземским: «Что если б ты заехал к нам на Юг нынче весною? Мы бы провели лето в Крыму, куда собирается пропасть дельного народа, женщин и мужчин. Приезжай, ей Богу веселее здесь, чем у вас на Севере».
А в мае 1824 года у Пушкина совсем другое настроение: Поэт не только не едет в Крым на яхте, но и подаёт в отставку.
Какую роль в этом сыграл Вяземский?
Он не только не поехал в Крым, а мог бы приехать, чтобы поддержать своего "подопечного", но и прислал, как бы подослал, свою половину, Веру Фёдоровну, которая и довершила дело отнюдь не в пользу поэта.
У Г.Клейменова стоит:
" «Высочайше повелено находящегося в ведомстве государственной коллегии иностранных дел колл. секр. Пушкина уволить вовсе от службы.
"Уведомление гр. К. В. Нессельроде от 8 июня 1824 г.». Пушкин был уволен сразу же на следующий день после подачи прошения,{сразу после приезда Веры,} но не осведомлен.
"В мае графиня с дочерью переехала на дачу в Рено, и влюбленным удавалось вместе проводить время на берегу моря.
7 июня из Петербурга приехала княгиня Вера Вяземская, сняла дом рядом с дачей графини, и они, втроем, гуляли у моря.
-Стоит обратить внимание на слово:" в т р о ё м".
"Княгиня Вяземская писала мужу, что главное ее развлечение – «взобраться на огромные камни, выдавшиеся в море, и смотреть, как волны разбиваются у моих ног; но иногда, когда они слишком быстро набегают, у меня не хватает храбрости дождаться девятой волны.
Я тогда спасаюсь, бегу скорее волн, потом опять возвращаюсь.
- А здесь Вера В. признаётся что она "придумала" эти игры с волнами, с девятой волной.
"Нам с гр. Воронцовой и Пушкиным случалось дождаться этой волны, и тогда она так обливала нас, что приходилось идти домой и переодеваться» (11 июля 1824 г.)."
А здесь хотелось бы отметить, что встречи у моря происходили в те дни, когда Поэт уже был уволен и не знал об этом, а Вера могла знать, ежедневно встречаясь с графиней Воронцовой.
Потом Вера Вяземская лукаво приплела имя графини Воронцовой, хотя её могло и не быть при этом, чтобы скрыть, что в дом переодеваться ходила только она.
"Вскоре после прогулок Пушкин сделал запись нескольких вариантов отдельных рифм к стихотворению «я помню море пред грозою» в своей одесской тетради после строфы XXIX третьей главы «Евгения Онегина».
В первоначальном варианте оно звучало: «ты помнишь море пред грозою». Обращение «ты помнишь» относилось к княгине Вере Вяземской,.."
Гелий Клейменов этой фразой подтверждает утверждение Владимира Конюкова, что Вера Вяземская флиртовала с Поэтом, и что стихотворение Пушкина обращено прямо к ней, Вере.
Но дальше Г.Клейменов добавляет фразу, уводя читателя от Веры почему-то к Элизе.
"... которая вместе с поэтом была свидетельницей того, как волны устремлялись к ногам Элизы."
При чём здесь Графиня, если скакала по камням Вера?
" Строфу поэт написал на листке бумаги, обратную сторону которого использовал для письма брату в Петербург «Ты требуешь от меня подробностей об Онегине – скучно, душа моя. В другой раз когда-нибудь. Теперь я ничего не пишу: хлопоты другого рода. Неприятности всякого рода; скучно и пыльно» и отправил его 13 июня 1824 г."
Вот что волновало Пушкина в эти дни: его незаслуженная отставка.
Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Я не желал с таким мученьем Лобзать уста младых Армид,.."
В стихотворении Пушкин говорит, что на сей раз стихи его обращены не к молодой.
Вера старше Поэта на девять лет. Но покорила его живостью движений, которые Графине Воронцовой были не свойственны. И у неё больна дочь.
"Вера Вяземская, находившаяся во время прогулок рядом,{ имеется в виду Графиня} отметила после отъезда обоих: «Все это очень целомудренно», - и затем добавила важный штрих – и серьезно только с его стороны».
Остаётся только удивляться, что Г.Клейменов и после этих слов Веры не заметил
её странной "заинтересованности "Поэтом.
Слишком велико было ,вероятно, его желание искать "потомков" там, где их не было
"14 июня флотилия с яхтой «Утеха» во главе отчалила от одесского причала и направилась в Гурзуф. В Крым отправились отдыхать вместе с графом его жена и дочь и почти все представители одесского высшего общества."
Кроме Пушкина.
Вера тоже осталась.
Вопрос: "Почему?".
Не пригласили? Сомневаюсь.
На корабле были "почти" все представители ...
"...навещал княгиню Веру Вяземскую почти каждый день. «Каждый день у меня бывает Пушкин. Я его усердно отчитываю» (16 июня 1824 г.) "
Поэт нервничает, не зная о своей участи, а Вера знает, но молчит, да ещё и отчитывает Его каждый день.
Для этого и осталась, чтоб доводить его до отчаяния, наслаждаясь его мучениями,
подливая "масло в огонь"?
Она могла бы повлиять на решение "Власти" и, наверное, Он ожидал от неё этого, но не дождался.
Описание Веры:
"Не будучи красавицей, она гораздо более их нравилась... Небольшой рост, маленький нос, огненный, пронзительный взгляд, невыразимое пером выражение лица и грациозная непринужденность движений долго молодили её. Смелое обхождение в ней казалось не наглостью, а остатком детской резвости. Чистый и громкий хохот её в другой казался бы непристойным, а в ней восхищал; ибо она скрашивала и приправляла его умом, которым беспрестанно искрился разговор её."
Вот ещё одно свидетельство не простых отношений Веры с Поэтом:
" Письма княгини Веры к мужу из Одессы — один из источников сведений о Пушкине в период его южной ссылки".
Поэт был опутан ложью этих писем.
Неизвестно, с какими именно детьми приезжала на отдых в Одессу Вера.
Дети Веры:
Надежда Петровна (1822—1840), умерла от туберкулёза в Баден-Бадене.
В 1824 году ей нет и двух лет.
Пётр Петрович (28.03.1823—18.04.1826).
А Петру исполнилось год и два месяца.
Значит, с ней могли быть старшие дети:
Мария Петровна (1813—1849), с 1836 года была первой женой П.А.Валуева (1815—1890), впоследствии графа и министра внутренних дел; умерла от холеры.
В 1824 году ей было одиннадцать лет.
Прасковья Петровна (21.02.1817—11.03.1835), умерла от чахотки, была похоронена на Римском некатолическом кладбище. Пушкин писал жене в конце июля 1834 года[9]: «Княгиня едит в чужие края, дочь её больна не на шутку: бояться чахотки. Дай Бог, чтоб юг ей помог. Сегодня видел во сне, что она умерла, и проснулся в ужасе».
В 1824 году Прасковье было семь лет.
Павел Петрович (1820—1888), камергер, сенатор, историк и литератор; с 1848 года был женат на вдове Марии Аркадьевне Бек, урождённой Столыпиной (1819—1889).
В 1824 году Павлу было четыре года.
Итак, с ней могли быть в Одессе:
Мария- одиннадцати лет,Прасковья-семи лет, Надежда-двух лет, Пётр- один год и
три месяца и Павел- четырёх лет.
Итого: п я т ь детей. Или только старшие: Мария, Прасковья и Павел.
Любители искать "потомков" знаменитостей легко могут и Петра Петровича приписать к "детям" не от Вяземского, зная характер Веры. Да и дочь Надежду тоже.
Те же годы 1821-1826 год
Вера приезжала в Одессу много раз, но не писала писем мужу, не афишировала своего приезда.
Владимир Конюков, на мой взгляд, более объективен в своих оценках потому, что он
пользуется не только письмами Веры Вяземской, но и другими, более достоверными источниками.
Вот что он пишет о семействе Вяземских:
"Масоны своего лидера с лицейских времён никогда не забывали, плотно опекали.
Пётр Андреевич Вяземский был корреспондентом, масонским куратором, направленцем, деловым партнёром, строгим цензором произведений поэта, когда Пушкин отбывал годы в ссылках. «Денежным» мешком, по переписке видно, все издания поэта оплачивал Вяземский и ни одного сообщения, вернуть деньги или поздняя оплата тиража поэтом.
В делах опеки помогала жена Вера Фёдоровна, муж и жена… числились, на самом деле сложные семейные отношения. Пётр Андреевич бесконечными похождениями – изменами и не обращал на неё никакого внимания, она платила тем же.
1824 год ссылка Пушкина, Одесса.
«Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!»
Начал писать роман «Евгений Онегин». Первый роман российской словесности на русском языке в стихах.
Признание Пушкина, посвящение нескольких строк I главы «Евгений Онегин», Вере Фёдоровне Вяземской.
«Все кончено: меж нами связи нет,
В последний раз обняв твои колени,
Произносил я горестные пени.
«Все кончено», — я слышу твой ответ».
-----
«Я вспомню речи неги страстной,
Слова тоскующей любви,
Которые в минувшие дни
У ног любовницы прекрасной"
Все стихи, по мнению многих авторов и Владимира Конюкова тоже, обращены к Вере...
У Гелия Клейменова тоже есть упоминание о стихотворениисуказанием очень условной даты и относении его ложному адресату, той же бедной, оклеветанной им Елизаветы:
"3. До 8 февраля 1824 г. написано стихотворение «Все кончено: меж нами связи нет». "
В разгар масленичных балов в доме Воронцова.
Если сравнить даты рождения Петра Вяземского 28 марта 1823 года и даты написания стихотворения, год спустя, то можно предположить, что Вера наисала ему письмо или присутствовала среди гостей на балу у Графини и именно с Верой связаны его переживания в марте 1824 года.
Владимир Конюков в своих произведениях тоже приводит письмо Веры, но делает, на мой взгляд, более верные выводы:
"1.8.1824г., Вера Вяземская, фрагмент письма мужу:
«… Я была единственной поверенной его огорчений и свидетелем его слабости, так как он был в отчаянии от того, что покидает Одессу, в особенности из-за некоего чувства, которое разрослось в нем за последние дни, как это бывает. Не говори ничего об этом, при свидании мы потолкуем об этом менее туманно, есть основания прекратить этот разговор. Молчи, хотя это очень целомудренно, да и серьезно лишь с его стороны… Я проповедую ему покорность судьбе, а сама не могу с ней примириться, он сказал мне, покидая меня, что я была единственной женщиной, с которой он расстается с такою грустью, притом, что никогда не был в меня влюблен».
В Одессе Вера Вяземская, как видно из письма, была единственной… и любовницей.
Миф, на его основе мистификации о любовных связях Пушкина с графиней Воронцовой, в 70 – х годах прошлого века, активно обсуждался в отечественном и зарубежном самиздате.
Радио «голоса» из – за «бугра» посвящали проблеме загадки отношений жены генерал – Губернатора Новороссийского графа Воронцова М.С. с ссыльным поэтом. …
Не было ничего, кроме совместных гуляний к морю. Она ему нравилась, есть прекрасный рисунок на страницах рукописи и не один, но и только.
И об этом знала вся Одесса! Уточню, в то время, в том весёлом городе прошлого века.
И «байку» для чего и кому это нужно было.
Александр Сергеевич и таким способом боролся с самодержавием – слуг царёвых и их жён, он их «перетряхивал»."