Шила мне мать на машинке ножной платье в горошек.
Я же кроила и в чане варила джинсы из корда.
Жизнь моя – грошик, сухарик ржаной, крепкий орешек –
строила мне то – воздушный дворец, то – козью морду.
"Ма-му" и "ра-му" писала, и драму любви – под диктовку.
Друг мой был дик, как за домом пустырь, и – атеистом.
Юные ленинцы строились в ряд, кричали речёвку.
Я, как всегда, обреталась в хвосте: не выдалась ростом.
Мать говорила, зубри бухучёт: дебет и кредит.
Я же кораблик пускала в ручей, марала бумагу.
Как на мой счёт злопыхали золовки: – Девочка бредит!
Брежу и грежу! О, дайте мне срочно медаль за отвагу!
Эту прекрасную, страшную сказку не любо, не слушай.
Как было странно куда-то трястись в казённом вагоне.
Панцирь сдирая, улиткой душа выползала наружу.
Эй, в догонялки! Догонишь меня? Нет, не догонишь.
Кубарем мчалось, носило обновки из ближней старьёвки,
кашки-ромашки тащило домой, жучков подбирало
детство моё, непосредство моё, любопытство моё.
Не умирай, говорила я небу – не умирало.
Мир мой кроил неумелый портной: криво и косо.
Сальдо и бульдо пора подводить, брутто и нетто.
Мать на погосте лежит. На фото – русые косы.
Платье в горошек лежит в сундуке. Дважды надето.
---------------------------------------------------
* Илл. Сиреневое детство. Акварель А. Машковой-Газизовой.