адмирал хонг хи заболел душой,
хоть не в моде нынче душа и парча.
его земли, будто бы саранча,
выела тяжелая непроглядная тишина.
а казалось — вот она,
огромная, словно степь зимой, страна,
и глядишь на нее сквозь зрачки ветров —
каменный исполин, воронья черная бровь...
но галдят голосами вдовьими что-то про хлеб и бога,
только расслышать не позволяет погода,
и слова летят их из тюрем и подворотен,
навязчивы, как инструкция на обороте.
адмирал хонг хи — потомок прежних
известных нам адмиралов,
выстроивших великую стену,
которая и кирпичика не теряла,
стену между правителем и его народом.
ведь для кругов на воде требуются воды,
для землетрясения требуется земля.
хонг хи, если ты исчезнешь,
кого презирать нам, кроме тебя?
адмирал хонг хи заболел душой.
хоть казалось — воробушек,
ну какая же там душа?
только снится ему
как под вязьмой, как под ольшой
поезд десятичасовой
увозит богородицу и младенца.
адмирал хонг хи разжимает ладонь,
и оттуда, как гусеницы из листьев,
вываливается сердце.
— адмирал хонг хи, там, в снегах, у темной оки,
на станции курит "приму" степан лукич,
творит ангелов из огарков свеч.
он и сам, как снег, побелел от времени,
почернел от сажи.
он не выпустит десятичасовой,
он костьми ляжет.
потому, что это божья земля,
божья земля и наша.
и душа у тебя болит оттого,
что это мы смастерили для тебя душу.
уходи, хонг хи, под цветущей грушей,
под цветущей вербой
больше не распнешь ты ни одну деревню,
не развеешь по миру
голоса сынов наших.
нам не страшно!