Когда Земля сердясь ушла в раскачку,
Столкнув в глубинах два материка,
То твердь ее, одолевая спячку,
Встряхнула все, что создали века:
Ущелья гор, пути и небоскребы,
Подобны братьям, павшим в сентябре,
Под грозный гул и грохот бесподобный,
Повсюду сея хаос на земле.
В мгновенье превращалось все в руины,
Рождая взрывы, грохот и потоп,
Так много жертв беспомощно невинных
Не досчитались жители потом.
И под одной громадиною-грудой
Осталась мать с младенцем-малышом,
Как будто с неба им явилось чудо
И ужас смерти мимо них прошел.
Очнувшись, мать не ощутила тела,
Придавленного тяжестью плиты,
Но мысль, что первой ею овладела –
Найти ребенка в чреве темноты.
Он о себе напомнил слабым писком,
Означив, что и жив, и невредим,
И к телу мать его прижала близко,
Он с жадностью припал к ее груди.
В глуби развалин, где царила темень,
Под громоздившимся навалом глыб
Жизнь в женском изуродованном теле,
Плыла по капле, как морская зыбь.
Сознанье погружалось, тая в бездне,
Все реже выходя с небытия.
Но и тогда для матери, как прежде,
Была заботою кровиночка своя.
А где-то сверху гул прорвался глухо -
Шел поиск жертв средь хаоса руин.
Ловя сигналы, чуть доступны слуху -
То шорохи, то стоны из глубин.
Но тщетным было чудо ожиданья.
Когда пробились люди сквозь завал,
Уже для матери ушли страданья:
Жизнь соскользнула в сумрачный провал.
Спасатель, взяв с холодных рук ребенка,
В нем искру слабой жизни уловил:
Малыш, укрытый тонкою пеленкой
Теплом последним материнским жил.
И к матери склонился, сожалея,
Спасатель ощутил лишь холодок.
Но губы женщины, уже немея,
Еще шепнули слышно чуть “…сынок ”…
О, матери! Вы, в детях повторяясь,
Храните рода жизненный порог,
И в мир иной из жизни удаляясь,
Им отдаете свой последний вздох.