Никто не забыт и никто не прощен,
Пусть даже он в диком кошмаре,
Приходит ко мне, в мой предутренний сон,
В запахе серы и гари.
Я не адепт христианского смиренья,
Но я в любой момент ступить готов на чашу.
Без страха, хитрости, смущенья,
Сказать: - "Ну, то, что есть, то наше!".
Никто не забыт, перед кем я в долгу,
Все чаще я с ними веду разговоры.
Они на заоблачном том берегу,
А я вот на этом. Мы свидимся скоро.
Все, что не донес, не сказал, недодал,
Теперь без нужды им в Вселенной жемчужной.
Когда пелись песни, я тихо молчал,
Теперь я ору, а наверно не нужно.