"Октарин тебя ждет не на радуге, маленький друг" -
Завещал, умирая, загадочный дедушка Пратчетт -
"Это знак, это путь, это бархат ласкающих рук!"
Ну а сам - уж без сил - не смеется, и даже не плачет.
Я тогда обезумел: "С чего-бы веселый старик,
Что всегда насмехался, как шут, над гневящимся богом,
Потерялся на полке, самим же написанных, книг?"
Но чего уж теперь? Ведь о мертвых - ни плохо, ни строго.
Время шло, пролетали недели, минуты, часы...
Год натикал без малого. Много? Куда там...
Были дни, что собою - ничтожно пусты и босы,
Реже - были с изюминкой, даже - с развратом.
Ну а строки, что мне завещал заморочный фантаст,
Я хранил в своей памяти бережно, словно живые.
И твердил про себя: "Этот дядька меня не предаст.
Ну а если и так - то такое случится впервые."
Как бы знать мне тогда, как он был злопророчески прав!
Как бы знать, что устами творца - как устами младенца!
Как меня за секунду сломал октариновый нрав...
Октариновый голос, и взгляд...И до самого сердца...
И сейчас, вспоминая тебя сквозь прозрачную гладь
Водоема, что бурно штормило волной за волною,
Не могу сам себе раз за разом припадочно лгать!
Скрою - может от всех. От себя же - не скрою.
Полный год. Год тоски, истязающей боли и мук.
И лишь только покой вдалеке, за буйком, замаячит...
Как опять полной грудью издастся стенающий стук.
Мне бы знать, чем закончится...Что это значит?
"Это знак, это путь, это бархат ласкающих рук!"
Ну а сам - уж без сил - не смеется, и даже не плачет.
"Октарин тебя ждет не на радуге, маленький друг" -
Завещал, умирая, загадочный дедушка Пратчетт.