Очень старая вещь, написанная в
эмиграции для детей, соседей и стариков, когда
все ещё были живы и мы встречались
шумно за столом. Предлагаю фрагменты.
Если понравится, поставлю потихоньку и
остальное. Ничего не переделывала, но знаю все
грехи и огрехи - не обесудьте. Писала без году 30 лет
тому назад.
П О Д О Л И А Д А
(Анна Регулянт)
Вместо предисловия
Это кто такой там важный,
Деловой и за рулём,
Покупает двухэтажный,
С гаражом кирпичный дом?
Что за важная особа,
Признавайтесь, не тая?
Господа, не надо хлопать,
Ну, конечно, это я.
Бруклин мне теперь в Нью-Йорке
Стал роднее, чем Подол.
Ветхий дом мой на подпорках,
Ты давно под снос пошёл.
Не могло мне и присниться,
Как и всем живущим в нём,
Что свободной стану птицей,
Что куплю в Нью-Йорке дом.
Я Рокфеллера богаче
Нынче чувствую себя:
Не на курьих ножках дача
Средь родимого жлобья.
Что лишенья, что скитанья!
Слёзы катятся из глаз.
Я так рада от сознанья,
Что порадовала б вас,
К сожаленью, не доживших,
Тех, кто счастья и не знал.
Посажу в саду я вишню,
Цвет чтоб вас напоминал.
ПОДОЛЬСКИЙ ДВОРИК
“Не называю её раем,
Оту хатыну…” Прав поэт:
Любой бы счёл тот дом сараем,
На радость всем его уж нет.
Дом двухэтажный, деревянный,
Когда-то барский флигелёк.
Архитектуры очень странной -
Кривой и вдоль, и поперёк.
Он весь держался на подпорках,
Давая времени отпор.
Большого города задворки,
Не асфальтированный двор.
Ещё два-три подобных зданья,
Способных вызвать лишь испуг,
Держась на близком расстояньи,
Двора очерчивали круг.
“Фонтан” был, кран водопроводный -
Для очень многих водопой.
Урод цементный тёк свободно
Днём, ночью, летом и зимой.
В конце двора был ряд сараев,
Один с названьем “Белый Дом”.
Жильцы,от хлорки угарая,
Все чинно “заседали” в нём.
Двор украшали палисады,
Шелковиц, вишен, яблонь хор.
Плоды их были всем наградой.
Не дав созреть, съедал их двор.
И всё свободное пространство,
И ночью, кажется, и днём
Народ, с завидным постоянством,
Своим зафлаживал бельём.
Как в древнем Ноевом ковчеге,
Кого там не было, скажи?
Зверьё - свиней я помню в хлеве!
Собак и кошек рой там жил.
А под обоями шептались
Клоп, шашель и усач-пруссак.
Под полом крысы огрызались,
Зимой и летом натощак.
Кроли и куры в палисадах
И всюду, где ни бросишь взгляд,
На досках выцветших ограды,
Жучков-солдатиков отряд.
Была, конечно, голубятня
С гортанным клёкотом внутри.
На голубей полёт приятно
Смотреть с зари и до зари.
Любили, впрочем, с тем же пылом
Чету ворон в большом гнезде
И воробьёв, в дворовой пыли
Снующих всюду и везде.
_____________
Соседи, больше половины,
Не знали, что такое газ.
Был всюду запах керосина,
Шипел пыхтящий керогаз.
Моя семья была элита,
В какой-то мере высший свет:
В квартире нашей были скрыты
Водопровод и туалет.
И “на газу” мы грели воду,
Хоть тазик-“ванна”, ковшик-“душ”.
В трёх комнатушках “чуть” народа -
Всего лишь семь каких-то душ.
На досках крашенного пола
Дорожки струночкою в ряд,
Средь грязи древнего Подола
Крахмальных простыней обряд.
Ещё в одном углу укромном
Был, ставший явью, дивный сон -
Настенный, чёрный и огромный,
С тяжёлой трубкой телефон.
Там печь была - родня камина,
В ней газ грел камни докрасна.
Ковёр был, книги, пианино
И вечно шумно допоздна.
Все те, кто жив доныне помнят
Вечерних сборищ сладкий плен.
Экранчик с линзою огромной -
Любимый телик КВН.