Как это было странно: явится, постучит,
от угощенья откажется – только попьёт чаёк,
долго сидит, поглядывает, молчит,
а для чего пришёл – хоть бы слово,
хоть бы намёк.
Что-то расскажет, о чём-то спросит её –
выслушает ответ внимательно, глядя в стол.
И, головой мотнув, будто стряхивая забытьё,
встанет из-за стола: «Ну, всё, – вздохнёт, – я пошёл».
Только в дверях, прощаясь, дотронется до руки,
скажет негромко: «Ну, в общем, ты извини,
что приходил. Сидели как дураки.
Впрочем, дурак-то я. Не вникай. Если что – звони».
Выйдет и растворится в сумерках. А она,
будто в каком тумане или дыму,
долго-предолго стоит бессмысленно у окна,
не понимая, не ведая: кто он ей и к чему.
Что говорить ему – чтобы не приходил?
Или по-прежнему длить эту дребедень,
ночью ворочаться, утром вставать без сил
и беспричинно, невнятно маяться целый день?
Долго ли будет тянуться это ещё?
Может, однажды дверь ему не отомкнуть?
Или напротив – тряхнуть его за плечо
и закричать: «Да решись же на что-нибудь!»
…Вспомнится нынче – и горестно, и смешно.
Так и закончилось – глупо. Ничем. Никак.
Как это было странно. И как давно.
Что бы, казалось, стоило – сделать шаг?..