Заткнись и вычисляй

Уменяимянету Этоправопоэта
К тому, что фотон не имеет массы покоя, мы уже привыкли. Масса покоя фотона равна нулю.

Ну и бог с ним с фотоном – кто его видел в состоянии покоя!

Но это не конец марлезонского балета.

На днях физики наблюдали частицы с отрицательной массой.

Атомы иридия при температуре близкой к абсолютному нулю переходят в сверхтекучее состояние.

Конденсат Бозе-Эйнштейна, если кто не в курсе.

В этом состоянии атомы  иридия движутся с ускорением вдоль силы, которая действует на них, но в противоположном направлении.

Второй закон Ньютона не нарушается, если предположить что у этих атомов отрицательная масса.

Понять это разумом невозможно, но тем же самым разумом это можно запомнить, записать и прочесть.

У квантовых физиков есть поговорка: «Заткнись и вычисляй!», имея в виду, что рассуждать о поведении частиц не имеет смысла.

Я вспоминаю эту поговорку вот по какому поводу.

В начале 90-х между дефицитом и изобилием у нас был полугодовой период, который можно сравнить с конденсатом Бозе-Эйнштейна – сверхтекучесть.

Продукты и товары по норме отпускались за деньги, а сверх нормы – за деньги и купоны, которых на зарплату давали заметно меньше, чем денег.

Женское демисезонное пальто с воротником из перуанской ламы, нормы отпуска на которое не полагалось, стоило 12 тысяч денежных единиц и 10 купонов, а набор посуды из трёх вложенных друг в друга глиняных мисок в синий цветочек стоил 100 д.е. и 3 купона – нормы отпуска не полагалось.

Многие товары поступали прямо на металлургический комбинат и продавались в цехах у мартеновских печей.

Китайские пуховики (одежда такая), белорусская сгущёнка, прикроватные тумбочки из Черновцов, пищевой крахмал, настенная живопись.

Для железнодорожников наступил золотой век, потому что вагоны наилучший склад на колёсах в сверхтекучем состоянии вещества.

Вагон можно частично выгрузить в каждом цехе, не меняя охрану вагона.

Сокращается время на приём товара – его вообще не нужно пересчитывать целиком.

Допустим, выдали вы в доменном цехе 100 ящиков сгущёнки, получили расписку.

Выдали 120 ящиков на аглофабрике, затем – 90 ящиков на блюминге.

Если в вагоне больше нет сгущёнки, значит, в нём было 310 ящиков. Можно оформлять недостачу и слать телеграмму в Бобруйск.

Второй закон Ньютона и здесь не нарушен.

С сахаром, единственным из всех товаров, так не получалось.

Почему физики взяли иридий для опытов, кто-нибудь знает?

А я скажу – все остальные атомы вообще неизвестно куда делись при абсолютном нуле температур.

Сахар тоже просто исчез из продажи. Его не было нипочём.

В условиях абсолютного нуля Киев вместо сахара дал указание составить сахарные списки.

На первых компьютерах, огромных как высоковольтные трансформаторы, на перфорированной бумаге напечатали сахарные списки.

По этим спискам мы до сих пор голосуем на выборах, потому что это самая полная перепись населения за последние 25 лет.

В те дни я сказал маме, чтобы она «стала» в сахарный список у себя и срочно прописал её на Донбассе.

С тех пор, вот уже 25 лет, извещение на выборы маме приходит по двум адресам.

Списки были, но сахара не было.

Его давали по 1 килограмму в одни руки один раз в месяц.

Как известно, 1-го килограмма сахара достаточно для получения 1 литра самодельного этилового спирта, который втрое дешевле магазинного, но расходуется с одинаковой скоростью. Сверхтекучесть.

Сахара не было.

Мои друзья, создавшие незадолго до этого кооператив, решили наладить поставки сахара на Донбасс.

Поехали по сахарным заводам.

Оказалось, что там с нетерпением ждут наш уголь, но готовы топить печи даже коксом.

Кокса у нас было полно, но его не отгружали, потому что тепловозы стояли без солярки.

Поехали за соляркой. Нашлась голубушка аж в Латвии. Очевидно финская.

Солярку не отгружали без денег. Причём требовали доллары.

И тут меня осенило.

Прокат чёрных металлов мы грузим в Одесский порт. Значит, он уходит за рубеж, где других денег, кроме долларов просто не существует!

Наш кооператив бросился уговаривать банк выдать аккредитив, чтобы комбинат отгрузил металл.

Покупателя на металл мы нашли через Ереван, а «выход» на банк – через администратора гостиницы в Ялте.

Купил металл армянин из Иордании для завода в Турции.

Получив доллары за металл, наш кооператив не стал платить их по аккредитиву, а заплатил в Латвию за солярку.

Оттуда солярка поступила на коксохимический завод, который  в обмен отгрузил кокс на сахарные заводы.

Оттуда на Донбасс прибыл сахар, который мы рассчитывали продать за деньги, чтобы заплатить их металлургическому комбинату за металл.

Каждая обменная операция производилась с коэффициентом Больцмана, чтобы уменьшить энтропию системы.

В то время ещё не было мобильных телефонов. Мы сносились с миром из дому, накручивая цифры на диске, рассылали телеграммы.

Ригу и Ереван давали в течение часа по заказу через телефонистку.

Для заключения контракта турки прилетели в Киев...

Сахар прибыл ночью. Сначала три вагона, а за ними ещё четыре.

Никогда ни до, ни после металлургический комбинат не получал сахар в вагонах.
 
Я решил не возить вагоны по цехам, понимая стратегический характер груза.

Для выгрузки сахара нужен крытый продовольственный склад.

До утра мне нашли помещение высотой 12 метров и бригаду грузчиков.

Их было человек 15. Они были приписаны к какой-то заготовительной конторе, которая давно ничего не получала.

Бригадир грузчиков под 2 метра ростом, лет 40-ка имел тюремный стаж лет 15, а средний тюремный стаж бригады был более 10-ти лет.

Грузчики указали мне среди них на выпускника философского факультета, отсидевшего за убийство, видимо полагая родственную мне душу.

В вагоне 1340 мешков сахара.

В днище каждого вагона пробито несколько дыр, через которые на сортировочных станциях во время накопления вагонов осуществляется высыпание сахара из нижних мешков в вёдра.

Каждая дыра забита деревянным чопиком конической формы.
 
Недостача в каждом вагоне не превышает 5-ти мешков.

Грузчики выложили из мешков ступени под крышу склада и стали заполнять склад доверху – иначе 10 тысяч мешков туда было не вместить.

Подобной схемы складирования не может быть ни в одном учебнике физики. Во-первых, по мешкам с продовольствием нельзя ходить, а во-вторых, работа на высоте 12 метров требует квалификации промышленного альпиниста.

Приёмосдатчик груза и багажа Нина Ивановна вела учёт мешков, методом проставления вертикальных палочек в блокнот рядами по 10 единиц.

На выгрузку одного вагона у грузчиков уходило 2 часа 40 минут.

У меня получалось, что до вечера мы сможем выгрузить три вагона.

На завтра ещё три.

Чтобы рассчитаться с грузчиками я начал продавать сахар с колёс.

За один вагон я платил бригаде один миллион сто тысяч денежных единиц, но название валюты уже не помню.

Двое грузчиков забрасывали мешок весом 50 килограмм на спину третьему.
 
Тот шёл с мешком по складу, потом по ступенькам из мешков на высоту 12 метров и сбрасывал мешок, поправляя его в штабеле.

Грузчики не останавливались ни на одну минуту.

Я попробовал носить мешки вместе с ними, но после трёх мешков ослаб, хотя в те годы бежал 10 километров и подтягивался 15 раз на турнике.

Один из грузчиков, молодой парень лет 30-ти стал уставать, но работу не прекращал.

Другие знаками пробовали отправить его отдохнуть, но он упорствовал.

Вдруг он споткнулся под тяжестью мешка и осел на пол склада.

Его мешок быстро подобрали, а он сидел на полу и вдруг заплакал. Он сидел на полу, слезы текли по его щекам, но выражение лица не изменилось. Он встал и опять пошёл к вагону, но ему не подали на плечи мешок.

Он сел на табурет у дверей коморки и сидел там, глядя в одну точку с полчаса.

Потом вернулся в бригаду.

За два дня я не услышал от грузчиков ни одного слова целиком.

Они общались знаками и односложными криками.

Когда я носил свои три мешка, их крики казались мне слегка насмешливыми, когда я устал, услышал звуки другой тональности типа довольного урчания.

На второй день мне нужно было выгрузить 4 вагона вместо 3-х.

Я предложил бригадиру премию в один миллион.

Он ответил мне длинной фразой, единственной за время нашего знакомства. Там не было ни одного лишнего слова.

«Ты лимонами не бросайся. Нина знает Клаву. Возьмёшь у неё две бутыли самогона. Купи сала, хлеба, соли и лука. Спрячь в коморку. Вечером я дам сигнал. Вынесешь в склад одну бутыль и половину закуски. Вторую после по моему сигналу».

В 18-00 бригадир дал сигнал.

Я сделал, как он велел.

Уставшие грузчики, увидев бутыль, ускорились в направлении обратном силе тяжести точно как атомы иридия в сверхтекучем состоянии.

Они задержались на три часа и выгрузили все вагоны.

Я всё же снова предложил бригадиру премиальный миллион, но он не взял, покачав головой.

За два дня к нам приезжала милиция, КГБ, прокуратура, пожарники и санэпидстанция.

Выяснив обстановку, они получали 3 своих мешка и уезжали.

Точно не помню, но, кажется, они платили за сахар цену, которую я называл.

Одновременно с выгрузкой мы грузили автомобили, которые уезжали в город и окрестные посёлки.

Жители соседних домов приезжали с тележками и велосипедами.

Деньги скалывали в большие картонные коробки.

Если покупатели просили документы, Нина Ивановна на писчей серой бумаге, линованной от руки, заполняла импровизированные накладные, а я расписывался за председателя и ставил печать кооператива.

Мы продавали сахар примерно в две трети цены от той, что была при раздаче по сахарным спискам.

После этой истории меня несколько лет узнавали в городе, спрашивали, когда будет сахар и могли бы, наверное, избрать мэром…

Через год после сахарной эпопеи меня задержала милиция.

Оказалось, что я как неустановленное лицо нахожусь в розыске.

Выгрузив вагоны, мы за наличный расчёт несколько дней торговали сахаром.

В один из дней к нам приехали супруги – муж и жена. Денег у них не было, но они торговали на базаре мебелью и предложили на обмен новый румынский диван.

Незадолго до этого я получил трёхкомнатную квартиру в последнем бесплатном доме нашего города.

Две комнаты из трёх стояли пустыми – у меня не было денег на мебель с базара, а в магазинах не было вообще никакой мебели.

Книги лежали стопкой на полу, а одежда в несколько слоёв висела на стульях.

Мы поехали к ним домой в соседний город осматривать диван, который они не привезли назавтра.

Оказалось, что назавтра, пока они торговали, их дом ограбили, унеся единственную ценную в их доме вещь – румынский диван. Остальное у них хранилось на базаре.

Среди подозреваемых, супруги, вполне обоснованно назвали меня, указав номер машины, на которой я приезжал осматривать диван.

На этой машине ездил председатель кооператива. Эту машину искали год и задержали именно тогда, когда в ней опять оказался я.

В милиции я дал показания, повторив в общих чертах то, что написано выше.

С первых же моих слов молодой следователь остановил меня и позвал коллег. Меня слушало всё отделение, а оперативно-розыскная работа в городе на час  остановилась.

«Но можете ли вы чем-то подтвердить своё алиби?», – спросил меня следователь.

«Я бизнесмен с мировым именем – ответил я, не слишком погрешив против истины, – зачем мне грабить дома, если я могу грабить целые города!»

Больше меня на допросы не вызывали...

Вычислять я кое-как умею, но заткнуться не получается.