Оригиналисимус Пригов
Нашу империю мигом
Обезбумажил в топке,
И горели целые стопки...
Разве что
на торчок волос
Он оставил лишь
пару фраз-полос.
И ходил словно Бальмонт, Пушкиным
Себя во сне представляющий,
Как Державин одически кружку
До краев стихом наливающий.
И в одном
полушарии – Бог,
А в другом –
электрический ток...
Был нюанс в его новом стиле -
Он ушел, хотя был еще в силе.
И теперь стоит как Толстого том,
А ведь мог бы стоять за кустом
И сомневаться - похожа ли тень
На тень гения.
Здесь не следует продолжения.
А может голову засунуть в картину?
Мучась до нервного напряжения уса,
Силясь понять силу необратимого,
Разбивал талант на бесцветные бусы.
Потом поскальзывался бесконечно
И с виноватой улыбкой ходил.
А жизнь казалась чужой скоротечной,
Именно за это он ее и любил.
И чувствуя усом движение
Облаков, проплывавших мимо
Ждал естественного продолжения
И проваливался в картину.
Услышь меня, родина, - верного сына,
Что гнет до изнеможения спину
В сырой от ветров каменоломне
И жив только тем, что тебя помнит.
Я ветры ловлю,
хоть и вырвали ноздри.
Стою, не скрывая
на лбу клейма.
В песнях меж нами
стираются версты,
И пью твое солнце,
моя страна.
О, чайки морские несите на крыльях
К реке Агидель мои лучшие песни,
Чтоб люди их в сердце своем вдруг открыли,
Чтоб знали юнцы – Салават их ровесник!
Пусть ветры шумят,
но мой слух также чуток.
Закрою глаза
и услышу курай.
И непременно
увижу как чудо
Тебя, мной покинутый
солнечный край.
Испить бы араки, мой дух стал невесел.
Сложить бы одну из своих лучших песен.
К рассвету уйти б… незаметно остынув.
Услышь меня, родина, верного сына!
Тютчев-садовник, закрыв глаза,
Никак удержаться не мог,
Чтоб не войти в озарения сад
И не сорвать цветок.
Тот поначалу слегка звенел,
Потом слова рассыпал.
Тютчев вдыхал их, и чуть пьянел,
Пропевая их, - забывал.
Он о себе очень кратко писал:
"Не в эту я землю вложил..." -
И тут непременно зевал -
"...все, чем я жил, дорожил".
И я бы тоже так мыслью играл
И смело слова рифмовал.
У маленьких пчел вдохновение крал.
Но сад мой пока еще мал.
Когда он в зеркале себя ловил,
Он восклицал - да это гений пойман!
И вот уже звенела рифм обойма -
По тем, кого так свято он любил...
Писал он как и пил - всегда запойно -
Ведь он, конечно, гением и был.
Бодростью не жен - мужей Анна превышает,*
Власть над русскою землей ей дана большая.
Дарит почести одним, у других отнимет.
Где хозяйствует Бирон, пусть воюет Миних -
Слава от побед его для пиров желанна -
Пусть на царские столы опадает манна.
Трепет хищный, торжество - царских две стихии,
Видно это нелегко быть венцом России.
"Наконец-то померла" - скажет Тредьяковский
Новой оды в тишине слыша отголоски...
* это строка из оды Тредиаковского
- Скажите, а вы действительно Пушкин? –
Спросил, открывая книгу, нарисованный пионер.
- Да конечно, - отвечал он, улыбаясь, – вот например:
«Я памятник себе воздвиг…» похоже, что мое?
И побледнел и спрятался за воротник,
Цепляло душу воронье
Времен.
«Похоже» - подумал юноша.