Можно провести любопытный эксперимент.
Можно взять любой самый слабый, сырой, сто лет назад забракованный стих и доказать, что это шедевр. Я постараюсь доказать. Дело это серьезное.
Ниже разберем два текста, которые были любезно предоставлены авторами для эксперимента.
И так первый мой анализ посвящен стихотворению Марты "ревность".
К тебе потянулась на цыпочках
В глаза заглянуть поглубже,
А там разгулялась неистово
Одна из твоих подружек,
Что душу изводит муторно
И сердце на части рвёт.
Слезами моими омытая
Проклятая ревность. Бьёт
Наотмашь словами и фразами
Запястья мои сжимая
Куда б ты пропала, проклятая
Опять мне ходить с синяками.
Я верю, что ты меня любишь
И ласк моих трепетных ждёшь.
Но, милый, в твоём поцелуе
Сливаются сладость и дрожь!
Я снова заложница счастья
И в этом жестокая суть.
Целуй и люби меня чаще,
А ревность пошли в дальний путь!
РАЗМЫШЛЕНИЕ О РУССКОЙ ЖЕНЩИНЕ
Все великие поэты писали о любви, посвящая этой теме свои лучшие творения.
И Пушкин, и Лермонтов, чьи строки всем известны и всеми любимы, и Мандельштам, пришедший к этой теме не сразу в своем творчестве, и даже Маяковский написал свое «Неоконченное» накануне смерти.
Можно сказать, что все великие поэты делились на две категории, на тех, кто всецело отдавался этому большому чувству и на тех, кто сопротивлялся, на тех, кто в своих стихах говорил больше о ней (или о нем) и на тех, кто говорил больше о себе. К первому типу можно смело отнести Кузьмина, отчасти Пушкина, ко второму типу, прежде всего, Ахматову. Если, скажем у Пушкина мы узнаем кое-что о предмете его восхищения: «очей очарованье» или «гений чистой красоты», то у Ахматовой такого нет. Правда, в стихотворении «Мелхола» кое-что сказано по поводу возлюбленного: «Бродяга! Разбойник! Пастух!». Но это стихотворение даже не исключение. Просто в нем Ахматова показывает, как глубоко она прочувствовала дочь царя Саула, внезапно полюбившую пастуха Давида. При этом добавим, что это еще и любопытная трактовка библейского сюжета.
Поэтому особо интересен стих современной самобытной поэтессы Марты Шпимбельбаум (это ее настоящая фамилия). Похоже, в нем делается попытка найти золотую середину, дать разрешение одному любопытному вопросу, риторическому исключительно для поэтов. Какому? Об этом после.
А пока обратимся к форме стиха.
Что сразу бросается в глаза – так это обилие разнообразных рифм. Здесь есть все, чему необходимо учиться начинающему поэту:
«на цыпочках – не истово» - это неточная ассонансная рифма.
«муторно – омытая» - это неточная диссонансная рифма.
«рвет – бьет» - это простая и надежная глагольная рифма.
«счастья – чаще» - это точная ассонансная рифма.
«суть – путь» - это просто рифма.
Пожалуй, не хватает лишь рифм, которые можно было бы охарактеризовать как «богатые», но если бы были и они, то можно было бы подумать, что стих пишется ради рифм.
В стихотворении автором используется просторечная лексика, что придает тексту искреннее и современное звучание. И это заставляет задуматься. В самом деле, то, что сегодня считается «разговорным», завтра назовут народным. Ведь это же понятно! Вариант «подруг» (вместо "подружек") завтра будет сопровождаться комментарием «устарело-поэтическое».
Любопытен и ритм текста. Впрочем, как ритм всякого стихотворения написанного дольником. Но вот находка автора: ритм меняется благодаря выбору другой систему рифмовки. В первом четверостишии мы видим чередование дактилических и женских рифм. Но уже во втором четверостишие дактилические рифмы начинают чередоваться с мужскими. Словно бы автор дальше хочет разобраться без церемоний – вот для чего автору «глагольная пара» «рвет-бьет».
"Что душу изводит муторно
И сердце на части рвёт.
Слезами моими омытая
Проклятая ревность. Бьёт..."
Резко повышается экспрессия. В решительном тоне стихотворения нет и намека на слабину. Можно даже сказать, что стихотворение читается на одном дыхании. Если бы я был водолазом, то я непременно так бы и сказал.
Можно было бы долго говорить о форме, если бы так не хотелось перейти к разговору о содержании.
Где-то на стыке формы и содержания находится ассоциативный уровень стиха. Автор пишет и думает так, как должна была бы писать и думать некрасовская русская женщина. Вообще ассоциативный уровень – тема сложная, это язык ощущений, порождаемых сходствами – он весь выражается словами «что-то такое» и «как-то так». И за этими словами может стоять что угодно - даже чья-то судьба или даже переплетение судеб, книга или даже диалог нескольких книг.
Так и чувствуешь, стоит перед тобой некрасовская женщина, на современный лад, с сигареткой в ухе и наколкой на плече и говорит:
«К тебе потянулась на цыпочках…»
Уже страшно. Но стих все же начинается с нежностей столь любимых всеми русскими женщинами.
«К тебе потянулась на цыпочках
В глаза заглянуть поглубже…»
Кажется, ничто не предвещает конфликта. Тем не менее
«А там разгулялась неистово
Одна из твоих подружек».
А ведь обычно разыгрывается неистово буря...
Тонкость подачи конфликта заключается в том, что в стихотворении он изображается уже с самых первых строчек, но при этом не с самого начала. То есть он начат еще ДО стихотворения. Вероятный вариант: лирическая героиня приставала к парню, он ее игнорировал, а потом, наконец, решила посмотреть ему в глаза и спросить «ты меня любишь?». А он уже давно хотел расстаться… И именно его скрытая инициатива – источник конфликта.
Далее об этом и говорится в тексте:
«Что душу изводит муторно
И сердце на части рвёт.
Слезами моими омытая
Проклятая ревность.»
Так вот если бы была автором стиха Ахматова, то лирическая героиня гордо бросила парня, о чем потом бы жалела. При Пушкинском авторстве, автор бы осмысливал то, почему бросили его. Но будьте спокойны. В стихотворении Марта использует чисто прозаический метод, разработанный и с успехом применявшийся Достоевским. В поэзии он применяется возможно впервые. Чтобы разрешить конфликт, нужно докопаться до самой его сути, испытать всю его боль и тогда откроется путь. Очевидно, что «суть и путь» в этом тексте синонимы. Любопытно, что в тексте они зарифмованы.Но «первые шаги» тяжелы:
«Куда б ты пропала, проклятая,
Опять мне ходить с синяками».
Видели мы не раз таких истинно русских женщин – с синяками. У меня соседи внизу каждый день и в два часа дня, и восемь часов утра, и в четыре часа ночи что-то празднуют и обсуждают. Но там у них в целом культурно: «закрой, су...а, е…ло» и тут же «прости, прости меня, просто не надо так говорить». И без синяков. А почему? Потому, что любовь, настоящая любовь в наше время редкая штука.
«Я верю, что ты меня любишь
И ласк моих трепетных ждёшь»
Здесь малоопытный читатель может подумать, что лирическая героиня любит «ревность», ведь именно к ней на «ты» обращалась героиня выше.
Но обманчив «эффект двойного ты». Серьезные авторы иногда используют этот прием, чтобы специальным образом запутать читателя.
"Куда б ТЫ пропала, проклятая
Опять мне ходить с синяками.
Я верю, что ТЫ меня любишь..."
Теперь на «ты» лирическая героиня обращается к лирическому герою. И похоже тоже запутывает его. Ему и не понять уже, что она – ревнует или снова лезет с ласками, ждет он эти ласк или нет?
«Но, милый, в твоём поцелуе
Сливаются сладость и дрожь!»
Пока он думал, она уже начала его зацеловывать, при этом с такой непосредственностью, словно бы и не было никакого намека на синяки. И более того, он понимает, что это не его целуют, а это он целует. Ужас проникает в него также незаметно, как проникал в героя рассказа Ганса Эверса «Паук», который Марта сейчас пойдет читать.
«Я снова заложница счастья
И в этом жестокая суть»
Какая завуалированная подача! Он, этот жестокий жеребец – суть счастья, которого она заложник.
«Целуй и люби меня чаще,
А ревность пошли в дальний путь!»
И вот он уже ее «любит» и думает – а ведь хотел расстаться.
Отдельного комментария требует последняя строка. Потому, что не ревность посылается. Нет. Посылается таблетка от нее. Простое и верное решение. Оказывается, что самые глубинные конфликты могут разрешаться – так легко и просто с сигареткой в ухе и наколкой на плече.
Потому, что чтобы любовь была крепкой нужно любить друг друга чаще – вот оно простое средство.
Думал ли Некрасов, что так может преобразить его «дом», дом поэзии, русская женщина, войдя в нее хозяйкою свободной? Думал, товарищи! Так пусть же знает, что русская женщина и сегодня в силах остановить коня на скаку!
Одним слово, шедевру быть! Ну или если одним то так: «шедевру».
Ну а о риторическом вопросе, существующем исключительно для поэтов, я, как и обещано, выше, скажу после.
Второй анализ посвящен стихотворению AR Patrakov «Сандалии»:
Я сейчас хотел бы материться,
Но поругают меня вновь.
Посему культурно, но со смыслом
Я выскажу странную любовь,
Носить сандалии с носками.
Уже не моветон это, а новь!
Надеть вчеравшие носки на босы ноги,
От пыли и комочков отряхнув,
А сверху сандалЯми серыми от пыли,
Чтоб нежным ножкам был обдув.
Вот и образ получился новомодный!
На выход, натянув цветастый клюв!
По улице, как клоун в цирке, ходишь,
Удивляя весь честной народ,
Сверкаешь ты носками с сандалЯми,
И удивляешь всех, кто около идет.
Ужасно это! Может хоть задумается кто-то,
Когда этот стих прочтёт.
НОВАЯ ТРАДИЦИЯ
То, что я сейчас скажу, возможно, имеет теоретическое значение. Возможно, это не мои мысли, а мысли тех, кого я когда-то читал и успел надежно забыть. Или это все-таки просто мои личные мысли, ценные находки и заблуждения. Если же кто-то интуитивно угадывает, что автор сейчас начнет «умничать» пусть лучше не читает дальше.
В общем, разговор, как вы догадались, сейчас пойдет о поэзии. О поэтах. О великолепной четверке времен. О Тредиаковском, о Пушкине, о Маяковском и о Патракове. Каждый их этих поэтов - носитель новой традиции. А вот к примеру, Тютчев, Блок, Сумароков, Ахматова, Вознесенский и др. создавали свои неповторимые стили, расширяя, расшатывая или даже разрушая при этом традицию, в рамках которой писали. Тютчев писал в рамках пушкинской традиции, Сумароков в рамках традиции Тредиаковского, Вознесенский в рамках традиции Маяковского. Что представляли собой эти традиции? Если в общих чертах, то Тредиаковский родоначальник силлабо-тонической системы стихосложения. Пушкин создатель норм современного литературного языка. Маяковский просто крупный новатор, его значение трудно переоценить. Он и создатель лесенки, необходимой для тонического стиха, да и сам тонический стих своим развитием более всех обязан ему. Эти три поэта во многих смыслах страдальцы. С Тредиаковским спорили современники. Его часто оскорбляли и высмеивали. Екатерина II так вообще заставляла читать его стихи провинившимся слугам. С Пушкиным спорили Полевой и Хвостов, его высмеивал сам император. Во время выступлений Маяковского некоторые слушатели демонстративно выходили из зала.
А что наши современники? Тредиаковского им вовсе не прочесть, стихи Пушкина многим кажутся чуть ли не поверхностными и безынтересными (восприятие на уровне «и я так могу»), ну а стихи Маяковского воспринимаются иногда чуть ли не как "просто шум".
А теперь вы посмотрите на Патракова. Его ведь тоже пытаются высмеивать. Его не понимают и понимать не хотят. Кажется, что всю его творческую деятельность рассматривают, как агрессивное и наглое графоманство. А он всего на всего... страдалец.
К его творчеству стоит присмотреться повнимательнее. Ведь даже самый, казалось бы, непримечательный его стих про сандалии, найденный им по моей просьбе в старых черновиках, - это вызов. На первый взгляд, стих Патракова написан тем же акцентным стихом, что и стихи Маяковского, но тщательный анализ показывает, что размер стихотворения это тактовик (амплитуда колебания безударных слогов между ударным не больше 2, вторая строка стихотворения при этом исключение). И тут возникает второй взгляд - ошибочный.
Его мы пропустим.
И подумаем еще. Все-таки бесспорно - этот стих вызов старой (теперь уже) традиции Маяковского и в то же время заявление о создании новой.
Почему? Да уже просто потому, что подобный стих написанный Маяковским был бы чаще зарифмован (очевидно, что ломаный его стих, изнывающий от ритмических ран, просто требовал частой (перебинт-, рифм-)овки), и был бы написан лесенкой.
"Я
Сейчас
Хотел бы
Материться
Но поругают
Меня
Вновь"
Маяковский обосновывал свою "лесенку" тем, что она придает стиху большую выразительность. Но что получится, если вернуть этим строкам Патракова первоначальный вид:
"Я сейчас хотел бы материться,
Но поругают меня вновь"?
Здесь не так просто сориентироваться. Приходится обратиться к важной теоретической работе Шкловского "Искусство как прием". Одним из важных композиционных приемов исследователь считал "замедление". Этот прием в прозе может достигаться разными способами. Иванушка попадает в цель только с третьего раза, бой с кощеем происходит после преодоления целой полосы препятствий, главный герой побеждает плохого только после того, как преодолевает критическую ситуацию, в которой он был на волосок от гибели и т. д. В поэзии этот прием достигается созданием особого затрудненного ритма. И для этого приходится проделывать любопытную вещь - ломать акцентный стих Маяковского, совершая над ним чуть ли не насилие, на первый взгляд.
"Ломание" состоит как бы в его выправлении, в уложении его обратно в ровные пушкинские строки, от которых так дерзко отказывался молодой Маяковский.Как вам такой вариант:
"Вы ушли, как говорится, в мир в иной.
Пустота... Летите, в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса, ни пивной.
Трезвость."
Так, что в итоге? В итоге просто стих. Хороший стих, и без наглых претензий на "новое слово". Но для приема замедления кое-чего не хватает. Не хватает ритмических сбоев. И кое-что лишнее - частая рифмовка.
Сейчас мы это исправим:
"Вы ушли в мир иной, как говорится,
Летите в пустоте, в звезды врезываясь.
Ни тебе пивной, ни аванса.
Какая-то трезвость"
.Отлично. Так любитель поэзии будет читать текст медленнее и основательнее, заодно вдумываясь в смысл. В наше безкультурное время нужно всеми способами, красть у читателя его драгоценное внимание. Иначе читатель просто превратиться в потребителя, дерзкого, тупого, безмозглого. И так, подведем промежуточные итоги.
Тредиаковский подарил поэзии ритм и рифму.
Пушкин подарил ей красивый богатый язык и благозвучие.
Маяковский дал поэзии свободу.
Патраков подарил ей истинное читательское внимание.
Потому, что, как показывает данный стих, только истинный читатель способен дочитать стихотворение до конца. Всякая там шелуха будет читать только то, что «читается само», но истинные читатели будут следовать по тексту до конца неутомимо и без колебаний.
Конечно, это далеко не полный анализ формы стихотворения и более того, это вообще не анализ. Но здесь как раз тот случай, когда говорить о форме бессмысленно. Рифм здесь мало. Система рифмовки простая. Это не плюсы и не минусы, просто это не то, на что следует при анализе обращать внимание. Пора бы уже перейти к разговору о содержании. Как подобает одному из стихотворений-первопроходцев новой традиции, стихотворение Патракова, кажется, очень непримечательным, если не сказать пустым. Поэт пишет про сандалии с носками, тема ничтожна. Но именно ломаный ритм, загнанный в классические ровные строки, создающий прием замедления заставляет почувствовать всю значимость вопроса.
Первое четверостишие написано в целом 3-хстпоным тактовиком и это только начало. Важная мысль: "сандалии с носками, это не моветон, а новь" Уж не роман ли Тургенева имеется ввиду? Расслабьтесь, нет. Все не настолько многозначительно. Тургенев не любил сандалии.Во второй и третьей строфах количество стоп возрастает, но, что любопытно, при этом повышения напряжения не следует. Автор вообще не повышает напряжение, а проделывает самое обыкновенное - он просто развивает сюжет. Это естественно, как расширение реки в равнине.
"Надеть вчеравшие носки на босы ноги"
Вчеравшие - так, кажется, говорили дворяне в 19 веке.
"А сверху сандалЯми серыми от пыли,
Чтоб нежным ножкам был обдув.
Слово "ножкам" здесь выглядит как стилистическая ошибка. Но почему автор вдруг ее допустил? Возможно, он здесь хочет о чем-то сказать "тем, кто поймет". Меня терзает одна догадка. Вот уже весь день. Дело в том, что многие поэты были не традиционной ориентации. Так вот они бы, впрочем, как и все представители этой ориентации автора поняли бы правильно. А что думать нам. Только гадать затаив дыхание. Рембо, Верлен, Кузьмин и неужели Патраков?
Ну да ладно.
После нескольких "замедленных" строк читателя искренне радует строка:
"На выход, натянув цветастый клюв!"
Обычно недосказанность обозначается многоточием, а здесь восклицательным знаком. О чем это говорит, это говорит "не запаривайся, дорогой читатель, жизнь удалась, и это главное!"
"По улице, как клоун в цирке, ходишь"
В самом деле, весь мир театр, а люди в нем актеры. Разве не об этом говорит Патраков. Где-то здесь и кончается смысловая нить стиха Патракова. Нет, стих не кончается. Там есть еще смысл, но тот смысл тянет назад: "может хоть задумается кто-то,когда этот стих прочтёт" - читайте заново и думайте. И это верно. Хорошо бы, чтобы текст прочитывался хотя бы дважды. В общем, суть стихотворения и мудра и проста. Автор-новатор в подаче содержания, в самой теме стиха, решил вдруг все подвести под классические фундаментальные шекспировские строки. В самом деле, какими бы мы ни были, главное терпимо относится друг к другу. Все мы клоуны и все мы зрители. Смеемся мы, смеются и над нами. Это жизнь, господа и нужно ее принимать такой какая она есть.
Поэзия Патракова знаменует собой окончательное высвобождение крыл поэзии из пут формальных оков.