Где пир идет с заката до зари, где нехотя рассвет уж занимался, исступлено кричал придворный шут, в любви царице пылко признавался, ну а местный царь, хоть зол был, даже лют, со всеми вместе весело смеялся, и говорит, вы гляньте, ведь как черти врут, иной бы так в глаза и побоялся.
Бывает же, всю жизнь он врал, кривлялся, и от него игры блестящей снова ждут, а он наверное впервые в чем-то клялся, о роли истинной забыв на пять минут, он над собою горько рассмеялся, и как в колпак одет и тапочки обут, под крики: "вот убогий накидался!", решил поставить точку прямо тут, с колен дрожа всем телом он поднялся, без страха, как на смертный бой идут, с царицей крепко он поцеловался, и в тот момент застыл придворный люд, лицо царицы нежно улыбалось, и тут в любовь поверил старый шут, но тут царица звонко засмеялась, и все как лошади вокруг глумливо ржут.
И шут, который с жизнью не боялся, за поцелуй расстаться прямо тут, насмешкой стал для тех, над кем смеялся
забыв о том, кто он, на пять минут.