Портной зашивает рваное сердце,
Хранит в кладовой золотое молчанье
И крепкую чашечку чёрствого чая;
Мирами заставил все полки за дверцей
сердца…
Тут маки лилово ревут на комету,
Комета виляет змеиным хвостом,
А все домовые – бездомны, как том
Чернил, истекающих в недра поэта.
Тут лютики курят по кругу куплеты
Из летней весны и из осени зимней.
Стоят миражи покосившихся ливней.
Бушующе тихо. Все песенки спеты.
Натянуты радуги кротких улыбок
На целое небо беспочвенных лиц,
Плывущих, плывущих… усопших вдали
От бурных влечений. Как белые рыбы.
Табачный цветок из букета бессонниц,
Зажатый меж век, с ароматом луны,
Пророс до крестца. И безжалостно ныл:
«Тут тут – это там. Где нет солнц».
Стекаются стены волнистого сердца.
Портной созерцает, как тонет в себе –
Как в красочной толще опавших небес.
Что стоило настежь оставить ту дверцу?
За ней открываются старые раны,
Как вещие бабочки льнут поцелуи,
Архангелы ласково плоть полосуют
За ней. Драгоценные грани
безумия.
II
Цикады раздули оранжевый шар тишины,
Наряженный в лён обнажённого облака.
Тем пасмурным зельем из колбы окна
Мы пьём утончённые, тёплые сны,
Где ухает благо глазастая стая цветов,
Пернатых цветов. Кружа над землёю,
Не свяжет, не свяжет два слова с тобой.
Хотя бы. Колючую кофту. Без слов…
За ними же - новорождённое солнце - птенец,
Щебечущий мантры о мире, о матери, ом.
С рассыпчатым словом, черничным стихом
Мы можем все ночи допить, а на дне
Узреть антрацитовый гонг тишины.
Услышать цветущие в радугах сны.