Щегол Мандельштама и бабочка Фета
уже упорхнули... Весной разогрета,
я майского снова ловила жука.
А он зависал виртуозно в полёте,
садился на дерево, как вертолётик.
Тянулась с панамкой рука.
Какая бомбошечка: усики, глазки!
Вот крепкий орешек из солнечной сказки,
в белёсых ворсинках брюшко, жесткокрыл.
В руке, сохраняющей тяжесть живую,
держала его, ощущая: живу я.
Казалось, пропал прежний пыл.
Поймаешь опять и задержишь в ладони,
назад возвращаясь, где нас не догонят
отчаянье, глупость, обида и стыд.
Блаженно стоишь под раскидистым клёном
ребёнком — той девочкой вечно влюблённой
во всех, кто летит и жужжит.