Земля совершала еще один оборот:
Вспыхивал свет в паутине домов.
Со звезд маслянистых бережно
Собирая оброк
Утро, в улыбке едкой, расслаивало свой рот.
Небо тучами изрешетив,
Оно уготовило кров
Для всех страждущих и больных.
Плакали птицы иссиня-белым,
Ветви деревьев к земле наклонив;
Апрель, небо вымазав мелом,
Разъедал мой сердечный штифт.
Мимо арок и площадей,
Мимо глаз раскрасневшихся
И витрин,
Словно вор и отъявленный лицедей,
Я влачил часть тебя
Внутри.
В горькой обиде, али в приевшейся слепоте,
Я любил тебя больше воздуха;
Больше, чем может вместить в себя человек,
Прежде чем разорвется сердечная
Полость.
В склизкую известь, да в темноту,
Я спешил, пока гасли огни на бульварах,
Засыпал на холодном, прогорклом ветру,
И списывал боль под клетью грудной
На усталость.
Обещал себе быть другим:
Слёз понапрасну не лить,
Не пустословить о разном, но главное – о любви.
Солнце, в небе очерчивая полынь,
За кромки кирпичных ульев
Цеплялось.
В городе, что водою поделен на острова,
Где облака так наивно, по-детски легки,
Отыщи меня на гравием вымощенных берегах,
Или в русле чернильной реки.
В русле самой холодной
Реки.
Отыщи меня в темноте,
В мрачной фабуле дней, пережеванных календарем.
Если ты – это рана
Раскисшая в горькой воде,
То я принял тебя
Целиком,
Без оглядки стакан осушив.
Ты – беда. И в беде этой
Вся моя жизнь.
И когда на пластмассовом небосводе
Вздрогнув, рассыплются облака,
А кипящие волны сорвут
Тот сияющий шпиль,
Обними меня крепче, чем темнота
Обнимает угасший фитиль;
Крепче осени, крепче тысячи
Звёзд седых
Обними меня,
По теченью реки отпустив.
По теченью чернильной реки.
По теченью холодной реки.
Бесконечно
Холодной
Реки.