Мчали в вечность буланые кони –
левый вял, правый зол, средний дюж.
И мальчишка на чёрном кахоне
отвечал городскому дождю.
А теперь на вшивом уровне капустника
референдумы и круглые столы…
Кроме как лежать ничком и холить пузико,
делать нечего под фартуком ветлы.
Пропадают настенные солнца –
на их месте олифа да жир.
Всё твоё напускное масонство
выгорает, коней положив.
Озадачиваешься: сюда ли брёл я,
веря ветхим указателям дорог?
Букв на них уже не видно – просто брёвна
вертикальный свой утрачивают прок.
Фельдшера – примитивные твари –
медсеструток в систему впрягли.
Те давай козырять, отрывая
ноосферный туман от земли…
Результат, считай, достигнут: мысли сорваны,
как в тюремном туалете ржавый кран,
а последняя мечта сыграла в Сорина,
что аж эхо долетело из мембран.
И пойми, почему не катило
феодалам брикетных жилищ,
чтобы я не пускал на квартиру
тех, кто пушку засунул в кулич.
Чтобы телик не глушил мне патефона,
рёв парада – трёх непуганых котят,
а в алтарном мезонине пантеона
было слышно, как сусалинки хрустят.