Смерть стужей свистит над снегами,
Снарядами – злостный мороз;
Фашист, с ног стащив, сапогами
Меняется: смертно промерз.
За валенки в дырах, заплатах,
Их дед износил уж совсем,
Дает сапоги и в доплату
Немецких конфет «Монпансье».
Антось сомневается в мене:
Не стоят опорки сапог.
Солдат же: - Румын я, не немец,
Голодный, от стужи без ног.
К Антосю метнулася Катя:
- Отдай! Иль накличешь беду!
Анютка ж кровиночка в хате.
Пристрелит, с ума я сойду.
Дед валенки снял. Не решаясь,
Обувку и хлеб подает.
Солдат же, от слез заикаясь:
- Спасибо! Вы добрый народ!
И счастье двойное сбылося:
Антось сапогам очень рад,
А в валенках с хлебом Антося
Уехал согретый солдат.
И бабушка Катя воспряла:
- Ты слышал, Антось, в феврале
Невестка девчонку рожала,
За ангела, бают, милей.
Под мышку конфетку запрятав
От бабы, обнову одел,
Шмыгнув потихоньку из хаты,
Дед к внукам с гостинцем летел.
Он Яся любил той любовью,
Что может весь мир обогреть;
Ко внукам с родимою кровью
Спешил, не предчувствуя смерть.
Дед в Заболотье из Лапеней
В немецких бежал сапогах.
Гнал час комендантский злой тенью
Вдогонку, скользящий в снегах.
Уже подходил он к деревне,
Оставив застуженный лес...
- Но штеен! – со злым повеленьем
Пред ним встал финн в форме СС.
И выстрелил в деда, не целясь,
Снег красится кровью в круги.
Страшась белорусской метели,
С ног деда финн снял сапоги.