Бежали фрицы по-шакальи,
Поджав хвосты почти к груди;
В звериной злобе пасть оскалив,
Жгли всё живое на пути:
Дотла деревни выжигали
С детьми и старцами в домах;
Свечой горящих добивали –
Палач не вздрогнет, сделав взмах.
Эдемским Левковщина садом,
Казалось, как букет цвела;
Но вдруг мгновенно стала адом
От немцев варварского зла.
Фриц-поджигатель с огнемётом,
Чтоб Левковщины сжечь дома,
Спешил как хищный зверь намётом:
Со зла легко сойти с ума.
Детей-возниц, что под конвоем,
Загнали край села в гумно;
Живыми сжечь чтоб перед боем,
Фашистом было решено.
Но трус-конвой сбежал, спасаясь,
Спасались дети, с ними Ясь;
Бежал, почти что задыхаясь,
В дыму от смерти хоронясь.
Хоть смерть вокруг гремела градом,
Трещал от взрывов небосвод;
Но Ясь заметил детским взглядом,
Как немцы спешно пулемёт
Тащили на гумно, стараясь,
Чтоб русских выкосить свинцом;
Когда людей с огня спасая,
Свою не видят смерть в лицо.
И на вопрос солдат: «Где фрицы?»
Воскликнул Ясь: «Там! На гумне!»
Чтоб в рукопашную сразиться,
Бойцы ползли как в страшном сне.
Прокравшись, бросили гранаты
И враг отпрянул кувырком;
Кто бил прикладом, кто лопатой,
А кто по-русски – кулаком.
Пинком погнали фрицев сразу
За Днепр и за Березину так,
Чтоб фашистскую заразу
За Вислой в Рейн пустить ко дну.
Следы от крови, на душе нечисто
И болью разрывает грудь;
Следы зовут: «Добей фашиста,
Чтоб не воскрес когда-нибудь!»
Вдоль фронтовых дорог повсюду
Следы: лишь пепел, да бурьян,
Везде оставил след Иуда,
В предательстве бесстыдно рьян.
Спеша отнять у населенья
До крошки хлеб и до зерна,
Чтоб показать в порыве рвенья
Как шваль в предательстве верна.
А фрицы увозили жадно и хлеб,
И тучный чернозем,
Сгребая по пути нещадно
Всё в сумасшествии своём:
Иконостасы, гобелены,
Сосуд и крынку, и фарфор,
Кровь доноров-детей из вены
Вампир выкачивал как вор.
Жуть виселиц, да пепелища –
Свидетельство людской беды;
Хоть Тать, чтоб грабить волком рыщет,
Ему не скрыть свои следы.
Шёл Юзя, виденным разбитый,
Врага преследуя лютей,
Не повидав любимой Литы
И с ней оставленных детей.
И кровь вскипала в нём от злости,
Что фрицы хлеб детей жуют
И что непрошенные гости
Разрушили его семью,
И что могли забыть о хлебе
Детишки малые его,
А души их уже на небе,
Пред Богом молят за него.
Бил и под Минском Юзя фрицев,
Где тем устроен был котёл
И по следам зла колесницы
Под Кённенгсберг с полком пришёл.