По рваным шкурам зимнего кочевья,
под лай и раздражённые гудки
останки неопознанных деревьев
на стадион везут грузовики.
Трясутся переломанные годы,
почти ещё живые – от корней
не празднуя внезапную свободу,
а молчаливо следуя за ней
на солнце, не отбрасывая тени…
Но по сердцу потянет холодком
от прутика обмякшего сирени
с полуразжатым детским кулачком.