Начало - 3 Часть http://www.stihi.ru/2017/05/07/3676
ВСТРЕЧА С ГОГОЛЕМ.
….Он шел не разбирая дороги, головная боль атаковала висок, вцепившись клещом в пульсирующую венку.
Вдруг Леонид Андреевич услышал дикий визг и ощутил страшный удар в бок.
Падая на тротуар, он уловил кольнувшую мысль: «Слава Богу, конец этому безумию».
И потерял сознание.
Серые перистые облака гнались по небу друг за другом, но по пути их хрупкие очертания расплывались, развеиваясь, как сигарный дым.
Открыв глаза, Леонид Андреевич смотрел на облака: «Небо бежит, река бежит, а я лежу на земле неизвестно где».
Над ним склонилось бледное остроносое лицо в обрамлении черных прямых, зачесанных набок волос.
- Гоголь? - уже ничему не удивляясь, спросил Леонид Андреевич.
- Очнулся! - сказало лицо, вздохнув с облегчением.
- Что ж ты идешь, как слепой, посреди дороги? Я же тебе сигналил! Вон тормозная линия десять метров.
- Вы Гоголь? - переспросил он.
- Нет, - улыбнулось лицо, - я просто похож! – кто ты?
- Леонид Андреевич, - едва шевеля губами, ответил доктор.
- Давай, Леня, я отвезу тебе в больницу.
- Не надо, я врач.
- Так ребра, небось, поломаны.
- Просто помогите мне встать.
Гоголь взял его за плечо.
- Нет, - остановил Леонид Андреевич. - Дергать нельзя, руку дайте - я сам.
Рука у Гоголя оказалась холодной и скользкой, коснувшись ее, доктор отдернул ладонь.
- Ой, извини, это я на тебя воду выплеснул, сейчас вытру.
Гоголь вытащил из багажника мятую тряпку и вытер руки.
Тут только Леонид Андреевич заметил, что пальто его насквозь вымокло.
- Хорошо, что баллон с водой в машине вожу, на этих ухабах мотор перегревается, приходиться остужать.
- На, - он протянул тряпку, - вытри лицо.
- Спасибо, - отстранил услугу Леонид Андреевич. - Помолчи минуту.
Гоголь замолк. Доктор пошевелил пальцами ног, осторожно приподнял спину и, ощупав голову, прислушался к себе.
- Позвоночник цел, - сказал он, - два ребра слева сломаны, ушиб плеча.
- Леня, давай в больницу, - настаивал Гоголь. - Страховка у меня оплачена.
- Не надо, - повторил Леонид Андреевич и тяжело поднялся, опершись на него. - Отвези меня на вокзал.
- А как же страховка?
- Забудь, - он махнул рукой, со стоном садясь в машину, - это моя вина.
- Я довезу тебя с ветерком и в поезд посажу! – обрадовался Гоголь, что дело сошло с рук, и, заведя мотор, неспеша тронулся с места аварии.
- Чемодан, - простонал Леонид Андреевич, плотнее прижимая локтем сломанные ребра. Дышать стало невыносимо трудно.
- Что ? - обернулся Гоголь.
- У меня был чемодан.
- Где?
- В руке, когда ты меня сбил.
Гоголь развернул машину и, проехав назад, сделал круг.
- Нету чемодана.
- Там, может, оставил…
- Где там?
- Возле Йошкиной кошки с женской грудью в медальоне.
- А… я сейчас, - кивнул Гоголь и куда-то свернул, проезжая грязные домишки.
Машина подпрыгивала на разбитой дороге. Леонид Андреевич поморщился.
-Тише, мне больно.
Гоголь убавил ход и, подкатив к Йошкиной кошке, затормозил.
Чемодан стоял рядом с оградкой, он вышел из машины.
Доктор отметил, что возле грудастой кошечки пристроился, разверзнув левый глаз и прищурив правый, самодовольно ухмыляющийся котяра.
Пробормотав что-то себе под нос, Гоголь погладил морду кота, взял чемодан и вернулся в машину.
ДУША И ОБРАЗ
Они довольно быстро приехали на вокзал, но до поезда еще оставалось время.
Придерживая Леонида Андреевича под локоть, Гоголь направился в зал.
- Придется подождать, - сообщил он, усаживаясь.
- Нет, сидеть мне тяжело, сними с меня пальто, постели на пол возле стены, - велел Леонид Андреевич, и, вынимая руку из левого рукава, застонал, на лбу выступила испарина.
Гоголь расстелил газету; доктор прочел название: «Марийская правда» и под ним сообщение:
«В ночь на сегодня вышел номер с тремя нолями» и подзаголовки:
« Обрушение балконов».
«Пятеро оптимистов в хрущевке».
«Время рожать».
«Дело в жопе».
«Поэтично», - отметил доктор, но Гоголь кинул на газету пальто, усаживаясь рядом, и Леонид Андреевич, не успев дочитать, лег, положив голову ему на колени.
- Пойду в церкву, свечку за тебя поставлю, - перекрестился Гоголь, - деньгу пожертвую.
Доктору показалось, что он валяет под простака, хотя отнюдь не прост.
- Лучше детям деньги отдай, - прикрыл глаза Леонид Андреевич, - церковь не обеднеет.
- Так то дети, вон сколько их каждый день рождается, а то Бог!
- Если за меня зайдешь в храм, свечу затепли, а деньги детям.
- Ты что, Бога не любишь? - Гоголь произнес фразу, которую доктор накануне уже слышал.
- Бог и религия - разные темы, - вздохнул Леонид Андреевич.
- А почему тебе религия не в масть? - Гоголь расположился к беседе.
- А тебе в масть, когда кто-то забирает пульт управления от твоего телевизора? Экран у тебя, а управление у кого-то.
- Нет, я бы не отдал, - хохотнул Гоголь.
- Вот и я не отдал.
- Не, ну, в твоих аллегориях я не словил мысль, - он покачал головой и произнес по слогам: рас-шиф-руй.
- Зачем? – прижав руку к сердцу, поморщился доктор.
- А я, может, всю жизнь про это думаю, - воодушевился Гоголь, - про душу, про Бога. А ты рисуешь тему про пульт от телевизора, при чем тут религия?
- При том, что по сути мы ни над чем не имеем контроля. Жизнь сильнее нас. Судьба, события, обстоятельства… вот как сегодня… Единственно, над чем человек может иметь контроль, - это над своим отношением. Природа безотносительна, она не бывает плохой или хорошей, она просто существует: светит солнце, идет дождь, извергается вулкан… и только оценка происходящего определяет мировосприятие человека. А религия завладевает пультом от телевизора жизни, переключает программы, диктует, как надо думать, говорить, заклинает - это порабощают собственную мысль – вся умственная энергия вращается сугубо в пределах данного лекала .
- Значит, я вращаюсь в пределах?
- Не знаю, где вращаешься ты, но, проглотив религиозный консервант, человек запрограммирован, предсказуем и управляем.
- А как же душа? - обескуражено спросил Гоголь. - Ведь душа бессмертна.
- Это фигура речи, - устало ответил Леонид Андреевич, - и я не знаю того, кто способен прояснить сказанное.
- Неужто ты не веришь в душу? - заволновался Гоголь .
- Леонид Андреевич потер висок, дыхание его затруднилось.
- Каким образом ты представляешь себе душу?! Она откуда-то приходит, материализуется в человеке, а когда он умирает - куда-то уходит?
- Не куда-то, а на небо, - ткнул пальцем в потолок Гоголь.
- Понятно, - кивнул доктор, - душа - это некая субстанция, которая отщепляется от космической материи, от чего-то целого и вселяется в эмбрион. А после жизни эта субстанция возвращается обратно куда-то туда, на небо – и почему я не первобытный человек, чтобы меня эта чудная версия устраивала?
- Конечно, - клюнул носом Гоголь, - а что, тебе не катит?
- Противоречие здравому смыслу - не катит.
Леонид Андреевич прикрыл глаза и заговорил вполголоса, едва шевеля губами.
- В разных вероисповеданиях сюжет о душе начинается одинаково. Душа вселяется в тело. Но исход придуман по-разному, потому что человек о` кей с тем, что он пришел в этот мир, но не согласен с тем, что называется - пожил и до свиданья! Это обстоятельство человек пытается как-то исправить или хотя бы смягчить, придумывая варианты продления самого себя: у христиан душа продолжает функционировать в раю или в аду, у буддистов переселяется в другие объекты, в зависимости от поведения футляра, в котором она пребывала: плохо себя вел – реинкарнация в непривлекательный объект, допустим, в червяка, а был благочестив - ну, пускай полетает бабочкой.
- И что тут не в лузу? – шмыгнул носом Гоголь, шумно втянув воздух.
- Не в лузу тот факт, что матрица общих представлений о душе ломает законы построения вселенной, зарождения жизни, их последовательность и логику. Так же как из двух спиралей, от мужчины и женщины, в ребенка закладывается ДНК, так и духовная матрица формируется через энергетическую спираль вместе с зародышем – это взаимосвязано. Поэтому душа не существует где-то там, а зарождается вместе с организмом, энергетически питается и формируется так же, как плоть!
- Как понять – «энергетически питается»? - четко, будто записывал, повторил Гоголь.
- Солнышко пригрело – цветок распустился. В упрощенном смысле это и есть энергетическая связь с информационным полем планеты.
Поэтому беременным рекомендуют слушать музыку, смотреть на природу, ведь у эмбриона уже есть восприятие, зарождается душа! Она так же, как физиология, имеет свои законы, свою волновую энергию разных частот.
- А что значит информационное поле?
Считывать информацию – значит распознавать невидимое глазом: течет вода – ты ее видишь, но вода несет массу микроэлементов – это и есть ее информационное поле.
Теория Переселения души не согласуется с физическими и духовными процессами – это нарушает причинно-следственные связи .- Не, ну душа, - она же вечная. - сказал Гоголь.
- Вечная? - Леонид Андреевич приоткрыл глаз. – Почему же, вселяясь в человека, душа - несмышленыш? Нет в ней никакой мудрости, она развивается, крепнет, мужает вместе с телом, как будто только что родилась. Мы не знаем, как появляется душа, но знаем, как появляется человек. Знаем, что в результате соития происходит оплодотворение, деление клеток, зарождается эмбрион. Вся его система закладывается в определенное время, формируется в определенном месте и не существует ни одного элемента человека где-то в других измерениях и пространствах. В период развития его почек, легких, сердца зарождается и душа. Это последовательные, связанные между собой процессы, которые происходят один в результате другого. Их немыслимо разрывать – тело и все его запчасти здесь, а душа – где-то там.
– Тогда почему говорят, что душа вечная?
- Потому что для религиозной концепции необходима связь с Богом, и эту связь осуществляет душа. А целесообразные объяснения разрушают всю конструкцию, управляющую сознанием.
Гоголь испытал странное желание погладить доктора по голове, но вслух произнес: - Каким макаром это понятие о душе ломает религию?
- Таким макаром, что рождаясь с человеком, душа живет до тех пор, пока в нем есть хоть проблеск сознания. Понимание того, что душа рождается с человеком и умирает с ним, формирует радикально другое общество. Благодаря представлению о том, что душа прилетает и вселяется, она приобретает статус вечности! Откуда-то пришла – куда-то ушла. Душа в статусе «вечная» позволяет нравственно расположиться на небе.
Ведь она пришла откуда? – с неба, значит, она находится там, где есть Он, где Он обитает. Через этот путь мы получаем Образ! Материализуется понятие «Бог», связующим звеном которого является душа.
– А зачем нам этот Образ, – Гоголь в воздухе нарисовал пальцем большой вопросительный знак, - если он просто придуман?
– Образ Бога необходим человеку, чтобы контактировать с НИМ!
По психической природе своей человек полигамен – он стая, стадо, коллектив. Жить один не может. Но внутренне каждый одинок. И человек создает в своей голове Образ, свое внутренне общество – свое МЫ. И в сознании он диктует Образу, как надо относиться к его личным действиям и поступкам.
Каждый сам наделяет Образ теми функциями, какие ему нужны: одобрением, порицанием. Ведь все от начала до конца происходит в голове. Никаких ответных сигналов не поступает. Никакого обмена. Весь процесс выстраивается в сознании суггестивно.
«Прости меня!» – и Образ прощает. «Помоги» – и помогает. Или не помогает – тогда начинается разлад с собой, со своим вторым «я».
Это второе «я», с которым общаются религиозные люди, - этот Образ и есть их внутреннее общество.
- Так помогает это человеку или нет? - с некоторым сомнением спросил Гоголь.
- Зависит от интеллекта, от психики, от разных индивидуальных причин. Одного человека Образ уводит от ясности самосознания, от личной ответственности за происходящее в его жизни. А другого наполняет смыслом. Человек не может разобраться с собой и начинает взаимодействовать с Образом, выясняет, что ему делать, как поступать. Но это же только ты разговариваешь! Кто тебе отвечает? Никто. Естественно, каждый вкладывает в Образ то, что способен на уровне своего интеллекта. Люди равны между собой, но в системе мироздания находятся на разных этажах развития.
Поэтому Образ скажет тебе только то, что ты сам сформулируешь – ибо это разговор с самим собой. Бог не заговорит с тобой по-французски, потому что ты не знаешь этого языка. С тобой никого нет. Ты один.
– А разве ЕГО там нет? – Гоголь поднял глаза к небу.
– Энергия высшего порядка, безусловно, существует. Человек как часть природы является энергетическими объектом, пропускает через себя и сам излучает энергию.
Но эта энергия – Образ – не занимается сугубо нашими интересами, выгодами и делами, тем более в сфере наших удобств и представлений о том, что нам надо и чего не надо. Энергия, Бог, Дух, Абсолют, Высший Космический Разум – назови как угодно - функционирует по своим законам, независимо от того, что мы об этом думаем, что мы приписываем эту Духу, или Богу и как приспосабливаем к себе.
Высший Разум вряд ли занят вопросом: «Доберусь я сегодня домой или нет?»
– А зачем мы придумываем себе все это? Ну, эти небесные конструкции?
– От страха, - улыбнулся Леонид Андреевич. От страха перед жизнью и смертью. Человеку страшно остаться одному. Трудно осознать, что только ТЫ отвечаешь за все, что происходит в твоей судьбе, и с близкими людьми. Легче, когда ТЫ не один! Ты с Образом! У тебя есть общество! Как на войне:
– Ну, с Богом! – положись на волю Божью, и решение не надо принимать, думать, делать выбор. Всякий ищет опоры. Хочется вверить себя Богу или кому-то более сильному, быть под защитой, чем самому за все отвечать, ворочая этой жизнью и смиряясь со смертью.
- Так что же? Душа умирает - и все? Совсем?
- Не совсем, биоволновые связи не обрываются, но меняют свою вибрационную структуру настолько, что это уже не ты. Например, если дерево сжечь, будет пепел – другая форма того же дерева - но это не листья, не ветки. Или металл из твердого состояния можно перевести в жидкое. Так видоизменяемся и мы в процессе смерти… До неузнаваемости, - грустно улыбнулся Леонид Андреевич.
- А если остаться жить в памяти людской? - уцепился за последнюю надежду Гоголь.
- Это утешает атеистов, но лично мне абсолютно индифферентно, что обо мне будут думать после моей смерти.
- Почему?
- Потому что это никак не влияет на того, кого нет, - он хрипловато рассмеялся, представив, какую бы лекцию на эту тему мог закатить худощавый с камчатки.
- Значит, ты все же не любишь религию, - резюмировал Гоголь, изумляя Леонида Андреевича своей настойчивостью.
-Ну почему же? Хотя религия преподносит явление Бога в интерпретациях, не совместимых со здравомыслием, но я люблю все производное от нее в области искусства: архитектуру – храмы, живопись – иконы, поэзию – молитвы. И само духовное стремление человека стать лучше, чем он есть.
- А если все же остаться с верой, общаться с Образом? - задумался Гоголь, очевидно принимая какое-то важное для себя решение.
- В этом случает свой пульт управления телевизором жизни ты отдаешь в другие руки и остаешься, как дитя, в плену своих фантазий. Живешь с Образом – и до конца дней не поймешь, кто ты, зачем ты здесь?
Ведь ответов тебе никто не даст. А сам ты не развиваешься, просто варишься внутри себя. Но это не мешает развитию жизни, потому что прогресс двигают те, кто находятся на более высокой ступени интеллекта - ученые, писатели - а не те, кто размахивает кадилом, читая проповеди.
- А Лев Толстой верил в Бога! - защитился авторитетом Толстого Гоголь.
- Не верил, - усмехнулся доктор, - но очень хотел поверить; и людей не любил, но нравственным усилием переплавлял эту нелюбовь в любовь.
Леонид Андреевич прислушался к противному голосу, стучащему ему в висок.
- Нас, кажется, объявили, вставай, друг мой, подай мне руку.
- Особенный ты человек, не встречал я таких, - помогая ему подняться, сказал Гоголь, - как бы знаешь, что они есть, но не поговорят с тобой вот так просто.
- Особенный ты человек, не встречал я таких, - помогая ему подняться, сказал Гоголь, - как бы знаешь, что они есть, но не поговорят с тобой вот так просто.
Хотя я сомневающийся, а настоящие верующие тебя бы заклевали.
- Но ведь это страшный грех, - нахмурился доктор,- ударенные религией, те, кто знают как надо жить и как положено другим думать, компрометируют Господа своей сопричастностью к вере.
- Но ведь они искренне считают, что защищают религию! Видят в этом свою особую миссию. Таких людей много.
- Не то важно, что они думают о себе, а то, какое впечатление производят на других! «Воспитывая» людей вокруг себя, они своим поведением чаще всего отталкивают от церкви, а не приближают к ней.
Их нетерпимость наносит такой вред религии, что никаким атеистам не снилось!
Тот, у кого Бог в душе, не способен вызывать озлобление, потому что Бог - это любовь. Не только я, многие не любят религию именно из-за таких верующих, которые дискредитируют ее своей категоричностью, и если б у них
была капля разума, они бы поняли, что не попасть им в рай.
- Почему не попасть? - взволнованно воскликнул Гоголь.
- Потому что отвращать от веры - куда больший грех, чем не верить вообще.
Господь не раскроет объятия своим врагам! Ибо тот, кто своей настырность отвращает людей от Бога, наносит Ему вред и не будет удостоен любви Всевышнего ни на том свете, ни на этом.
Они медленно пробирались к перрону, Леонид Андреевич держался за сердце, каждый шаг доставлял ему страдание.
Гоголь не мог освободиться от осаждающих его мыслей.
- Как же пробиться, чтобы понять, кто ты?
- Ну, чтобы что-то осмыслить, - Леонид Андреевич тяжело налег на его плечо, - надо снять доминанту собственной категоричности, а это труднее всего.
Они подошли к поезду, между перроном и вагоном был широкий проем, сделать этот шаг Леонид Андреевич не смог, Гоголь поднял его на руки и занес в поезд.
- Леня, - он, замешкался перед уходом, - я еще раз увижу тебя когда-нибудь?
Леонид Андреевич достал из портфеля ручку с золотым пером и, оторвав от пачки сигарет золотой клочок внутренней обертки, написал свой номер телефона.
- Увидимся ли - не знаю, но по этому номеру можем услышаться.
Гоголь спрятал клочок в нагрудный карман и, заботливо уложив Леонида Андреевича на нижнюю полку, двинулся к входу.
- Как тебя зовут? - крикнул ему вслед доктор.
- Ты и сам знаешь, - махнул он рукой, прыгая на перрон.
Поезд дернулся и, медленно набирая обороты, тронулся в путь.
ДО СВИДАНИЯ ЛЕНЯ!
В купе напротив Леонида Андреевича сидела моложавая толстушка с ямочками на щеках.
Билет доктора Гоголь отдал проводнику, попросив, чтоб пассажира не беспокоили.
Находясь еще на волне беседы с ним, доктор машинально
перетирал налетевшие рифмованные строчки, стараясь сбить пафос «душевной темы», в которую его неожиданно окунул этот странный человек с длинным гоголевским профилем; стихи сложились сами собой.
Я рад, натягивая стремя, что избран небом стать врачом!
Что поцелован Богом в темя, а не приложен кирпичом.
Что на обломках скудных буден моё зардеет имярек,
Доколь внимать способны люди тому, что пишет человек.
Пусть Ревизор судьбы, Всевышний, что отмеряет ёмкость дней,
Встряхнет до днища и обыщет сусеки совести моей!
Давай же, выверни подолы! Я груб и прост, как дровосек -
Не отыскать Тебе крамолы моих изнанок и сусек!
Но вечен смерти мораторий, любим ты небом – нелюбим...
Сжигает души крематорий – незыблем и неотвратим.
- Мужчина, - неожиданным фальцетом пискнула толстушка, - мне надо переодеться, может, вы освободите купе?
- Мне тяжело встать, - болезненно поморщился Леонид Андреевич, - не могли бы Вы не беспокоить меня, я закрыл глаза, пожалуйста, переодевайтесь.
- Вот еще, - хмыкнула толстушка, - а вдруг вы насильник, откудова мне знать?
Доктор отвернулся к стене.
- Даже если я трижды насильник, - пробурчал он, - здесь ничто не провоцирует мои низменные инстинкты.
- Вот вы уже пристаете со своими инКстинКтами! Или вы на выход, или я зову проводника!
- Послушайте, - морщась, взмолился Леонид Андреевич, - у меня сломаны ребра, будь вы хоть Венера Милосская, я не в силах покушаться на вашу красоту.
- Ну вот, уже и про красоту, и про Венеру, я так и знала, выходите, давайте, быстро!
- Что ж вы слова не связываете со смыслом?! Как иностранец, вразброс, - огорчился доктор.
-Не надо мне никаких иностранцев! - взвизгнула толстуха. - Я хочу надеть халатик, а Вы пристаете.
- Господи, - простонал Леонид Андреевич, вставая с полки, - зачем ты раздаешь эти души, черствые как сухари?
- Не надо мне ваши сухари, - фыркнула толстуха, - у меня есть своя булка и курица.
- Как только она ходит и не спотыкается? – подумал Леонид Андреевич, с трудом пробираясь в тамбур.
Он вынул сигарету, держась за поручни, и, прислонясь к полуприкрытому занавеской окну, поглядел в небо; сердце его вздрогнуло от изумления.
В небе качались сотни воздушных шаров с надписями:
«До свидания, Леня».
Вагоны, стуча по рельсам, увозили его из Йошкар-Олы.
Цветные шары, провожая поезд, летели, как воздушные поцелуи, посылая вслед
прощальное «До свиданья, Леня!!! До свиданья».
*
ЛЮБИМЫЙ УЧЕНИК ЭНТОНИ ПРАГИН.
Дома доктора ждала куча месседжей.
Нажав на телефонную кнопку, он прослушал несколько сообщений и набрал номер:
-О, Леонид Андреевич! - послышался радостный голос в ответ на его приветствие.
-Энтони, - глухо сказал он, называя так любимого ученика доктора Антона Прагина, - когда закончишь прием пациентов, возьми в аптеке широкий эластичный бинт, болеутоляющее с кодеином и приезжай, жду тебя.
Он положил трубку, подавляя тошноту, и обессиленно слег на диван. Когда раздался звонок в дверь и высокий светловолосый Энтони, запыхавшись, влетел в дом, Леонид Андреевич уже был причесан и переодет.
- Как скоро у тебя защита, гений медицины? – стараясь двигаться осторожно, спросил доктор, обнимая своего любимца.
«Как он бледен», - с тревогой отметил про себя Прагин и побежал мыть руки, крикнув уже из ванной:
- В четверг, если ничего не случится.
- Давай сбитого летчика перебинтуем, - расстегивая рубашку, вздохнул Леонид Андреевич, - слева сломаны ребра, помоги зафиксировать жгут.
Прагин хотел расспросить, что произошло, но ему показалось, что любопытство будет лишним, лучше тактично промолчать, если человек найдет нужным, сам скажет, а в душу лезть незачем. Так решил он.
- Ты голоден? – спросил доктор, выпив болеутоляющее и впервые
за последнее время чувствуя некоторое облегчение.
- Как лев, - тряхнул есенинскими кудрями Энтони.
- Поставь чайник, пошерсти в холодильнике, - закуривая сигарету,
кивнул в сторону кухни Леонид Андреевич.
Прагин мигом накидал на тарелку сыр, заварил чай.
- Жаль, хлеб черствый -, жуя бутерброд, сказал он, придвинув свой стул ближе к доктору.
- Черствый полезней свежего, в нем божественная плесень поэзии.
- Мне сейчас вообще не до диссертации, - пропустив мимо ушей «плесень поэзии», огорченно сказал он,- не знаю, что и делать.
- Кто-то умер? - выпуская колечко дыма, неопределенно спросил доктор.
- Да, - неожиданно подтвердил Энтони, - дружба умерла.
Леонид Андреевич молча смотрел на дым.
- Так случилось, доктор, - грешен, увел жену у друга, не могу без нее – если это не любовь, то не знаю, что есть любовь…
- Безгрешных людей не бывает, жизнь грешна сама по себе, - успокоил Леонид Андреевич, - есть не подлые, не низкие, не завистливые, не алчные люди, эти «НЕ» и составляют качество совести – вообще хороших людей меньше, чем хочется, но больше, чем кажется.
А безгрешны только ангелы, но среди них мне симпатичней падшие, - улыбнулся он.
- Как падшие женщины, - без тени иронии поддержал Прагин.
- Женщина не может пасть без участия мужчины, - стряхнул пепел Леонид Андреевич, - сперва он толкнет ее в грязь, испачкает а потом презирает. Знаешь, что такое публичный дом?
- Эту тему мы на вашем курсе не проходили, - сделал наивные глаза Энтони, - а что это?
- Такое спецзаведение, где непорядочные женщины оказывают услуги порядочным мужчинам. Фарс, нравственная дискриминация и двойные стандарты. Терпеть не люблю принебрежение к женщине.
- Потому что слабый пол?
- Потому что из женских ворот вышло на свет все человечество!
И любая форма неуважения - просто тупая, низкая, неблагодарность.
- Большинство человеческой биомассы единой с нами гендерной принадлежности иного мнения, - усмехнулся Прагин.
- Приличные люди стремятся не внедряться в биомассу человеческого большинства, а освободиться от нее – ибо, как сказал Гете, «нет ничего отвратительнее большинства».
- Ага, насколько оно вредоносно, не дай бог испытать на личном опыте! - понимающе кивнул Антон, пересаживаясь в кресло. Он любил бывать в доме у Леонида Андреевича, здесь его всегда обволакивал уют мягких кресел, радовали книги и множество занятных вещиц, которые доктор привозил из поездок на симпозиумы в разные страны.
Особенно ему нравились картины и иконы на стенах в гостиной доктора.
Сейчас он впервые обратил внимание на фотографию маленькой девочки под иконой Богоматери. Девочка зачерпнула поварешкой из кастрюли и прямо на фото
красовалась размашистая надпись: «Доктор разрешил!!!»
Леонид Андреевич перехватил его взгляд.
– Это Вика, - пояснил он. - Единственный выживший ребенок из группы больных лейкемией. Родителей нет, но есть две бабушки, одна зав. кафедрой института кардиологии, вторая - полуграмотная, добрейшей души старушка Серафима Митрофановна. Вот эта самая Серафима забрала из больницы умирающего ребенка – и жила эта девочка у меня, лечение шло трудно, временами я был на грани отчаянья –да, история длинная, но исход счастливый.
- Неужели ребенок ел в таких количествах варенье?! - воскликнул Антон, рассматривая фото вблизи.
- Нет, конечно, - добродушно усмехнулся Леонид Андреевич, - просто когда стало можно немного сладкого, я купил несколько банок и, выложив в кастрюлю, вручил ей половник, она была в силах съесть чуть-чуть, но изобилие снимает доминанту желания.
А когда Вика выздоровела, Серафима пришла с этой иконой - 17 век, серебряный киот. Я отказывался, но Митрофановна по-хозяйски сняла пейзаж, что тут висел, и определила на это место Богородицу .
- А портреты у вас просто бесподобны! Особенно Гончарова - шедевр, вот красотку Пушкин оторвал!
-Да, это Гончарова, но не жена Пушкина, это моя пациентка. Хотя, сам Пушкин сыграл в моем развитии огромную роль.
- Вы шутите? - рассмеялся Антон, кумирами которого были только ученые мужи.
- Ничуть не шучу, Пушкин с детства был для меня духовным ориентиром, внутри себя я опирался на него. И пережил немало диких сцен из-за Пушкина, в том числе мордобой, суд и позорное увольнение с работы.
Прагин обожал, когда Леонид Андреевич впадал в лирическое настроение. Это случалось редко, но сейчас он видел, что лекарство подействовало на доктора расслабляюще, и не хотел упустить момент возможного откровения.
- Увольнение из-за Пушкина? - провоцируя рассказ, он изумленно округлил глаза.
- Нет, это случилось из-за женщины, вернее, не просто из-за женщины, а из-за жены Пушкина!
Я тогда работал с Карауловым в психиатрии.
- Кто такой Караулов? – живо спросил Антон.
- Кандидат наук, ты его не знаешь, - прикрыв веки, словно уплывая в картины прошлого, краем губ улыбнулся доктор. - У него была сногсшибательная любовница!
Признаюсь, увидел ее – смертельно застонал. Ранила мгновенно и пронзительно.
И звали ее Наташа Пушкина.
- Пушкина?! - славная тезка, восхитился этим совпадением Энтони.
- Нет, не однофамилица, а прямая наследница по линии Гончаровой.
Праправнучка, может, еще несколько «пра», но суть не в этом, а в том, что она была вылитая, вылепленная из алебастра Гончарова, будто сошла с камеи – это ее портрет, - он махнул рукой в сторону картины висящей на стене.
В юности я увлекался живописью, писал акварелью женщин разных эпох, которые меня очаровывали. Окружал себя ими, формировал таким образом свое поведение, отношение к женщине.
В ту пору личико Гончаровой в рамке висело у меня в комнате. Я думал о ней, не соглашался с Ахматовой в оценках ее личности и даже с Мариной Цветаевой.
Они не жалели ее, а ведь она осталась вдовой – девочка с детьми, от 19 до 24 лет родила четверых. Какие там гулянья? Когда токсикозы, корсеты, кареты, духота, кормление грудью!
Удивительно, но лучшие женщины моей эпохи внутренним отношением в какой-то степени, позиционировали себя как «жены Пушкина!» Они ревновали! Он волновал их!
Не Лермонтов – мальчик, не Маяковский – нежный буян, ну, может, любовник! Не Есенин – вспышка, приключение! Но Пушкин как муж – да!
Говорю об этом, чтобы была видна в кажущейся неадекватности моих дальнейших действий внутренняя связь, даже своего рода закономерность.
Караулов привел ее как пациентку.
И при первой встрече, первом взгляде на нее вся та эпоха буквально обрушилась на меня.
Тонкое лицо – антропологическое сходство с Гончаровой.
Она была замужем за известным ювелиром, который окучивал жемчугами и изумрудами жен послов и других звездных женщин.
На ювелира наехало КГБ, видимо, много знал. И там допросами его свели с ума.
Потом, больного, выплюнули из своих капканов. Его жену там тоже держали, проводили с ней работу. От всего пережитого у нее возникли галлюцинации голосов. Приказы раздавались в ушах, голоса звучали в голове и диктовали ей:
– Иди на дорогу, ляг под машину! Иначе умрут твои дети!
Она дважды чуть не погибла под колесами. Вначале ей звонили по телефону, а потом уже голоса работали без звонков. Я не знал, что это за психотропное средство, но видел, каково его воздействие.
Гончарова показалась такой родной, у меня не возникло и мысли, что совсем не знаю ее.
Она быстро попала под мое влияние. В конечном итоге, я мог владеть этой женщиной как угодно. Однако не мог - она была больна, я был несвободен. Но острее желания, по внутреннему ощущению, возникло чувство какого-то живого приближения к Пушкину!
Сдвинулась связь того понимания, что она его потомок!
Я к ней отнесся скорее как к его женщине. Дико и алогично то, что не как к женщине Караулова или ювелира, что, по крайней мере, соответствовало действительности!
А как к женщине Пушкина!!!
- В чем это было выражено? - осторожно спросил Прагин.
- В том, что поймал себя в момент, когда зверски подумал о ней, на чувстве, что оскорбляю этим именно Пушкина. И так замучился от несуразицы всей полифонии, что спросил Караулова, хотя знал, насколько он циничен, обычно старался избегать:
– Когда ты спишь с ней, тебе не кажется, что ты оскорбляешь Его?!
– Кого? Ее мужа? – захохотал он. – Да плевать я на него хотел!
Меня ошпарило… На Пушкина плевать?!!
– Знаешь, какова она в постели? – раззадорился Караулов, - как раздвигает свои нож…
– Не надо!
– Да ты только послушай, она так берет в ро…
– Заткнись!
– Да она дает в…
И хрясь! – я сломал его очки.
Леонид Андреевич рассмеялся, будто увидел эту сцену.
- Да - захирячил прямо в очки, буквально вдавил их. Караулов взвыл, взвился – он не моя весовая категория, физически гораздо мощнее.
Мы сцепились. Где? В клинике, в кабинете зав.отделением психиатрии. Кулак у него больше моего лица.
И когда кулак этот полетел мне в лицо, я сдвинул голову, и Караулов с размаху рукой вломился в медицинский шкаф. Такой глухой звук – пыхх – и откуда-то сверху посыпалось хваленное непробиваемое стекло.
Я и не заметил, как провалился, вдавленный Карауловым в шкаф с медикаментами.
И он бы покалечил меня, медведина, но, по счастью, на шум зашла санитарка и подняла крик.
У нее был натуральный культурный шок. В психушке два врача дерутся в кровь, которая на белых халатах… мг... произведение искусства.
Нас разняли санитары (как положено в психбольнице).
Был товарищеский суд. Нарушена врачебная этика и в таком духе.
Это была его карьера, а не моя, я только подрабатывал дежурствами, основная моя работа была в Кремлевке.
А Караулов в этой клинике строил свой ашрам. Он по-настоящему любил карьеру.
На суде, когда речь зашла об увольнении по статье, он стал таким белым, что я только в прозекторской видел подобные лица.
И перед тем, как нас должны были осудить по протоколу, я встал и публично принес извинения. Признал вину и ушел из больницы.
Шел по улице, как в темноте, так тяжело было унижение.
Но я неправ! Он не мальчик. Это его дело, как он относится к женщине. К тому же она его любовница. Его! А не моя. Он привел ее ко мне как пациентку, обратился, как к коллеге, за помощью. А я его воспитывать, чуть глаза не вышиб. В общем, я шел и со всех сторон был себе противен. Просто невыносим – кругом неправ, до тошноты.
И вдруг меня схватили за рукав. Караулов догнал меня прямо у метро. Догнал и схватил:
– Я сволочь! – заорал он. – Прости!
– Да пошел ты!!!
– Дай мне по роже! – бесновался он. И стал мотылять моей рукой, старясь ею себя ударить.
Я пытался противостоять, но болтался, как марионетка, в его медвежьей лапе.
Он на Довлатова похож чертами лица и такой же объем тела.
Мне никак не удавалось вырваться, это стало просто смешно я первый не выдержал!
– Да отвали уже!
Но Караулов затащил меня в своей охапке в погребец на Площади Ногина. И мы там пили до ночи. В итоге я взялся за лечение Наташи Гончаровой.
Хотя у Караулова неплохая квалификация, но он не мог ею заниматься, потому что спал с ней. Ни одного сеанса не довел, покрывал ее, как голодный верблюд!
Я запретил себе об этом думать.
Первый гипнотический сеанс провел с ней спокойно. После чего понял, что без ее мужа-ювелира не обойтись. Именно он раздражитель, он ее психоделический провокатор.
Караулов привел ювелира ко мне домой, так как я потерял дежурства в клинике.
А мое отделение в Кремлевке не специализировалось на психиатрии.
На первом сеансе я работал с ювелиром часа четыре. Он начал с того, что он Первооткрыватель Мира и Первый Воин Земли. И разговаривал со мной величаво, свысока.
Я призвал на помощь Папюса и повел разговор с небес. После первого сеанса ювелир -гигантский бородач, дивный Муромец - сказал Караулову, что это я – Первый Воин и Первооткрыватель мира, а он второй!
Караулов рассмеялся:
– Нет, док, тебе не справиться с ним! Он совершенно безнадежен!
– Но я сказал ему: «Ты неправ!»
– Как неправ? Когда твой путь лечения не продвинулся ни на шаг!
– Напротив, я перешагнул бездну!
– Каким образом?! - не догнал он.
– Самым результативным! Ювелир признал, что я первый воин земли, а он второй!
– Ну да, он же больной! - рассмеялся Караулов.
– Неважно, важно то, что теперь он слушает меня, он меня слышит!
Я стал его лечить незаметно для него, поскольку учился у него ювелирному мастерству.
Не думал осваивать это дело, но хотел поставить ювелира в привычные условия, где он на автопилоте понимая, что делает, более органично б усваивал мою программу, вправляющую его сознание в правильные паззлы.
- Удалось? - слушая с большим интересом, вполголоса спросил Прагин.
- Это было непросто, - не открывая глаз, ответил доктор.
Складывалось впечатление, будто он досматривает кино на своем внутреннем экране.
- Ты удивишься, но мне надо было вытащить из его головы Бога!
- Вытащить Бога - зачем?
- Чтоб поставить туда его самого.
Я должен был убрать в его диалогах с самим собой Образ посредника. Поменять его самосознание.
Так же, как я меняю состав крови при раковых заболеваниях.
Он постоянно разговаривал с Богом, впрочем, как все остальные люди.
И несмотря на должность Первооткрывателя мира, которую, он мне смиренно уступил, я не мог пробиться к его сознанию, так мы беседовали вытягивая через втулки серебряные нити, я научился делать кольца...
– А почему надо было убрать из его головы Бога?
- Ну что ты задаешь такие вопросы, Энтони? А еще любимый ученик! Почему?
Потому что я не мог пробиться через Бога к разуму ювелира, потому что он вкладывал Богу нужные ему ответы, реакции оценки! При этом сам ни за что не отвечал! «Бог – сказал». «Бог – думает». «Бог – осудит». «Бог – поможет».
Я спрашиваю его - почему ты это сделал? Ответ - так угодно Богу. ЭТО – ТУПИК.
Через блок категоричности не перешагнешь - человек не мыслит, вместо аргументов и доводов он прикрывается щитом чужого авторитета - дамба авторитарности не пропускает в сознание ни капли здравого смысла. Нет человека, нет собственных мыслей, нет ответственности. На все одна копирка – «так угодно Богу»!
Чтобы сдвинуть дамбу категоричности и открыть шлюзы самосознания, потребовалось немало времени, но это уже другая история, которая называется «методы лечения психических заболеваний». Вот тебе и Пушкин в теме «глубоко личное», а вчера я держал в руках его рукопись…
- Чью рукопись? - не сводя с доктора глаз, спросил Прагин.
- Подай плед, кодеин начал действовать.
Прагин набросил ему на ноги плед.
- Пушкина рукопись, подлинник… веки свинцовые, прости, засыпаю…
- Где Вы держали в руках рукопись Пушкина? - успел спросить он
- В Йошкар-Оле, в одном доме, одна милая цветочница дала мне рукопись Пушкина, и кажется… я люблю ее…
Доктор замолчал, и Прагин подумал, что последние слова его – уже сон.
КАРАУЛОВ И СЕКРЕТАРША
Леонид Андреевич болел довольно долго.
Поломанные ребра только начали заживать, еще причиняя ему нестерпимую боль при каждом неосторожном движении, но его уже бомбили звонками с работы.
Ректор просил отчет о командировке: от этого зависел план.
От плана зависел бонус к зарплатам сотрудников, одно дело цеплялось за другое, и, превозмогая боль, доктор надел костюм, галстук, вызвал такси, взял портфель и поехал на работу.
Не успел Леонид Андреевич переступить порог здания, как на него налетел розовощекий, липко прилизанный Караулов.
- Доктор! - заискрился он, чуть не сбив Леонида Андреевича с ног. – Рад, рад, с возвращением, небось и там, в этой Йошкар-Оле ты успел всех влюбить в себя! Только на тебя заявки и поступают.
- Приветствую, голубчик, - вяло отозвался Леонид Андреевич стараясь избежать рукопожатий.
- Ходят слухи, - возбужденно пузырился Караулов, - что ты нездоров? Я готов заменить – я тут, всегда пожалуйста!
«Люди, делающие за спиной гадости, любят пылить в глаза какой-то лихорадочной радостью» - подумал он.
Караулов давно зарился на место Леонида Андреевича и искал любую возможность подсидеть его.
Доктор не особенно умел устраиваться на теплых местах, а Караулов отлично с этим справлялся.
Конечно, перешагнуть его со своей кандидатской и двумя брошюрами Караулов никак не мог. Но секретарша, которая скучно спала с ректором, имея параллельно бурный роман с Карауловым, в карьерном росте считалась человеком далеко не бесполезным. Иначе Караулов не таскал бы ее в рестораны и не пыхтел над ней по воскресеньям на своей холодной даче.
Зайдя в свой кабинет, Леонид Андреевич еще раз проверил свой отчет о командировке и, договорившись с ректором о встрече, решил зайти в кафетерий на чашку кофе.
Голова у него все же ныла, он вышел, не прикрыв дверь в свой кабинет. Но, спускаясь по лестнице, попросил секретаршу:
- Присмотрите за моим кабинетом голубушка если не сложно, а то я портфель на столе открытый оставил.
- Да-да, - кивнула секретарша, - конечно, присмотрю.
ЛЮБОВЬ В КУЛУАРАХ.
В кафетерии Леонид Андреевич маленькими глотками пил термоядерно-крепкий кофе без сахара, не представляя, какой спектакль разыгрывает жизнь за его спиной.
Только Караулов собрался последовать за доктором, чтобы разнюхать обстановку, как получил от секретарши смс: «Будь сейчас на нашем месте. Это важно».
Караулов свернул в узкий кулуарчик, пригладив сальные волосы, и направился в подсобку, где иногда они зависали по-быстрому.
Оглянувшись, он убедился, что в коридоре никого нет, и нырнул в тайное убежище.
Это место почему-то действовало на него возбуждающе. На даче, где никто им не мешал, такой резвости, как тут, у Караулова не возникало. Его натура урвать свое сказывалась и на его интимных предпочтениях. Чувство, что в этой каморке он именно урывает свой кусок, обостряло физическую активность.
Послышался условный стук, и Караулов спрятался за шкаф, испытывая легкий азарт.
Она скользнула в комнатку, заперев дверь, и с нетерпением взглянула на часы. Караулов наблюдал за ней, оставаясь невидимым, и это доставляло ему удовольствие.
Он чувствовал, что она находится в его власти, и, не обнаруживая себя, наслаждался этим.
В кармане завибрировал телефон, прошла эсэмэска: «Котик, где ты?»
Не ответив, он наблюдал из своего укрытия, наливаясь тяжестью возбуждения.
Вот она сидит, ничего не подозревая, но через минуту он может завалить ее на этот стол, раздвинуть ножки или лучше положить себе на плечи.
Секретарша встала, направляясь к двери.
Караулов выскочил из-за шкафа, схватил ее и облапал, шаря рукой под юбкой.
Обнаружив, что она без нижнего белья, он поступил именно так, так представлял себе минуту назад. Но секретарша не противилась его напору, а напротив только разогревалась, и это снизило накал.
Он хотел чувствовать свою силу, превосходство. А она постанывала, будто он не тигр, а ручной котенок.
Раздражаясь от этой мысли, он стал действовать грубее, добиваясь просьбы о пощаде, но, услышав стон блаженства, ослабел, острота отпускала его, возбуждение упало, и он не смог окончить начатое. Раскрасневшись, она поправила кофточку и пригладила волосы:
- Ну, ты сегодня супер, вот бы всегда так!
Караулов испытывал желание придушить ее и, возможно, так бы и поступил, но она заворковала, потеревшись об него щекой.
- Мой котик заслужил подарочек от своей киски!
- О чем ты? - определяя член в брюки, спросил он.
Но волна острого неудовлетворения снова захлестнула, и, как бы продолжая игру, Караулов положил руки ей на шею, слегка сдавив. В этот момент она показала ему фотографию, которую успела достать из сумочки.
-Что это?
Чувствуя приятную дрожь в пальцах, он вопросительно поднял бровь.
-Это твоя карьера! - хрипловато шепнула она, - твое будущее, пупсик!
Разжав пальцы, он взял фотографию. На ней несколько изумленный Леонид Андреевич стоял напротив венецианского дворца.
- Ну и что? - еще больше озлился он.
- Котик, ты бери меня так за шейку, как сейчас, когда делаешь это.
Но Каракулов уже отошел от возбуждения.
- Вот же б…дь! Так он не был ни в какой Йошкар-Оле, он был в Италии! – ткнув в дату, воскликнул Караулов, почувствовав, как градус настроения поднимается.
- Вот именно, мой гигант! - секретарша чмокнула его в щеку и вышла из подсобки.
Караулов до удушья завидовал Леониду Андреевичу.
Сам он старался нравиться, был внимателен, услужлив, но его все равно не любили, а Леонид Андреевич никому не угождал, будто ему не важно, что думают другие, а его любили.
Почему, за что? Больше всего бесило Караулова то, что Леонид Андреевич так высоко поднялся, совершенно не умея делать карьеру. Его на симпозиумы приглашают, а что он для этого сделал? Ничего.
А Караулов весь коллектив на своей даче шашлыками кормил, и ректору помог машину достать, и даже эту сучку дерет, чтобы подобраться ближе. А его держат как бы на всякий случай, если что не так .
Через секретаршу он всегда знал планы начальства, везде успевал подсуетиться. Она была нужна ему, иначе Караулов ни за что не спал бы с ней. Она была зрелой женщиной и при всем недалеком уме отлично знала, чего хочет. Страх или слезу Караулов ни разу не вышиб из нее. Конечно, он был сильнее и мог ее сломить, чтобы в ногах валялась, но добиться этого, как он только что убедился, можно только покалечив. А какой смысл? Во-первых, она не провинциальная простушка, шум поднимет на весь город! Во-вторых, он потеряет глаза и уши в ректорском кабинете. И в-третьих, Караулов не был садистом, ему не доставляло удовольствие нанести женщине увечье. Ему нравилось, чтобы она подчинялась и боялась его не как бандита, а как своего господина, поэтому он предпочитал молоденьких провинциалок: им-то он казался столичным и брутальным, в их глазах он мог быть тем, кем хотел себя видеть.
Ему нравилось уговаривать какую-нибудь простушку и наслаждаться тем, как ей страшно и стыдно. Он и подарки любил дарить, производить эффект, видеть восторженные глаза. Надеть на ее тоненький пальчик золотое колечко, а потом взять за подбородочек
и показать мужскую силу. Со взрослой бабой разве такое почувствуешь? Ни восхищения, ни страха, смотрит, как сверлом прошивает. А молодой навесишь с три короба - она и уши разлохматит.
В этом деле Караулов имел свои возрастные цензы и географию. До 20 лет, и лучше, чтоб из глубинки. Платьице с нее снимешь - вся сжимается, дышит, как паровоз, хотя девственниц он не любил: тронешь ее - потом бегает за тобой, а там еще брат или папаша псих, зачем это надо?
В карьере Караулов хотел быть первым, а в постели вторым. С девушкой встречался до тех пор, пока она не разочаровывалась в нем, пока в ее теле оставались места, которые он мог завоевывать, играя, как с мышонком. Взять ее розовую попку, уговаривать, гладить, целовать:
-Ну, я только с краешку чуть-чуть, расслабься!
А потом уж по обстоятельствам: если сильно протестует – отпустит, пожалеет, всюду погладит, полижет. А если терпит, позволяет, то он идет дальше, говоря всякие словечки:
- Кисочка моя, возьми в ротик, он хочет в твой ротик, возьми, я только чуть-чуть с краешку.
Но настоящие женщины его к себе не подпускали, настоящие презирали его, и Караулов это чувствовал. Почему? Что в нем в не так? В таком ловком, умелом? Он не был жаден и платил легко, и подарки дарил, и женщину знал, что называется, до нитки.
Вон же только что убежала довольная, весь день будет скакать, глазами блестеть, со всеми кокетничать, но ему нужна не та, что умелая, а та, что непривычная.
И с кем это, интересно, Леонид Андреевич в Италии зажигал? А как вылепил-то все, мол, пойду писать отчет о командировке. Небось, поэму насочинял, а сам чартерным рейсом в Венецию…
Надо ректору показать это фото.
Караулов представил, как Леонид Андреевич будет разоблачен, как он будет унижен:
- Я был в Йошкар-Оле, - а ему бац - фото на стол! Вот извольте, Леонид Андреевич , документик - тут и день, и месяц, и число! Как он такую пощечину стерпит?
Хорошо бы, чтоб при этом людей было побольше, свидетелей, так сказать. Отлично она сработала, молодец, а он ее чуть не придушил. Надо быть осторожней: будешь грубым - будут бояться и ненавидеть, а ему нравилось, чтобы побаивались и восхищались.
Он любил уламывать и добиваться, а не калечить и травмировать. А где она взяла это фото? Черт возьми, забыл спросить.
И Караулов послал эсэмэс:
- Где ты взяла это фото
- В портфеле у него.
- Каким образом?
- Украла, пока он кофе пил, для тебя, мой сладенький.
«Если она украла, - кладя телефон в карман, подумал Караулов, - значит, фото как доказательно показывать нельзя. Иначе она спалится, а она еще нужна.
Надо, чтобы она это фото ректору подсунула и призналась, что лазила в чужой портфель.
Ее-то ректор не спалит, но Леонида Андреевича будет выводить на чистую воду, а тот будет врать, а ректор будет знать правду на сто процентов.
Он почувствовал себя серым кардиналом и от удовольствия облизнул губы.
Всем дадут бонус, план сделан, а на деле окажется липа - и деньги заберут .
И все возненавидят этого лжеца, чистоплюя и поймут, что любить
надо его, Караулова, потому то он нормальный мужик, с ним и договориться можно.
И те женщины, которые настоящие, умные, тонкие будут смотреть на него своими долгими глазами.
Такую, конечно, на стол не завалишь, с ними по-другому надо. Хотя можно и на столе, но это как-то не так, как у него, что-то там неуловимо другое. Как же попасть в эту лузу, в этот элитный клан? Ведь он уже так близко подошел! И на кафедру пробился, и научную статью ему аспирант за копейки написал, но войти в их круг не получалось .
А Караулову хотелось уважения элиты, он злился, что просто не понимает, что для этого надо, чего не хватает ему. Пусть он не такой умный, как Леонид Андреевич, но он ловкий, и уж точно ловчее его.
Надо сказать ей, чтобы фото ректору подсунула.
Караулову было приятно думать , что секретарша спит с ректором ради дела, а с ним, с Карауловым - ради любви, ради него самого.
«Надо зайти в туалет член помыть, - подумал он, выходя из подсобки, - а то запрею.
И направился к секретарше рассказать план, как опустить Леонида Андреевича.
Надо просто занять его место, и тогда его, Караулова все будут уважать и будут подчиняться.
ВОЛШЕБНАЯ ЛИНЗА
Леонид Андреевич с трудом поднимался по лестнице в ректорский кабинет. Крепкий кофе взбодрил его. Но мысли все время возвращались к Лике. Как ни странно, не столько тревожило доктора то, что с ним произошло, не этот невероятный дом, не рукописи Пушкина и картины Рафаэля, не люди в черных массках – его мучила любовь, безумное желание увидеть ее, прикоснуться с пушистой меди ее волос, к губам, услышать ее голос.
Из ректорского кабинета вышла секретарша, скользнув взглядом мимо него.
– Проходите, вас ждут.
Леонид Андреевич мысленно закрыл штору воспоминаний и зашел в кабинет.
Ректор бросил что-то в ящик стола, холодным жестом приглашая его сесть .
- Я прочел ваш доклад, доктор, но поступили сведения, что вы не были в Йошкар-Оле.
-Где же я, по вашим сведеньям, был? - усмехнулся Леонид Андреевич.
Выдержав паузу, ректор пристально посмотрел на него.
-Вы были в Италии! - безапелляционно сказал он, ожидая вызвать реакцию смущения.
Леонид Андреевич рассмеялся.
- Почему вы считаете, что ваш источник информации более надежен и правдив , чем мои слова?
- Потому что он несомненен, есть документальные доказательства, подтверждающие вашу ложь.
При слове «ложь» Леонид Андреевич побледнел.
– Если ваш источник столь безупречно правдив, почему вы не назовете его? Я не обязан бороться с ветряными мельницами, опровергая глупость, исходящую неизвестно от кого.
Кто вас информировал?
Леонид Андреевич в свою очередь пристально взглянул на ректора.
- Этого я сказать не могу, - кашлянув, несколько смутился ректор.
- Если это надо скрывать – значит, здесь присутствует подлость. Честь не прячет свои имена.
- Не надо общих слов! - повысил голос ректор.
- Не надо играть со мной в прятки…
Но тут раздался телефонный звонок. «Вдруг это она», - мелькнуло в голове Леонида Андреевича.
- Извините, - перебил он сам себя и, забыв про поломанные ребра, неосторожно опустил руку в карман и болезненно застонав, достал смартфон. На дисплее высветился номер и подпись – «Аспирантский». Доктор нажал кнопку.
Ректор сдвинул брови.
- Приветствую, коллега, - сказал Леонид Андреевич. – Простите, я занят, но могу поставить Вас на громкую связь, если не возражаете.
Получив одобрение, он нажал кнопку.
- Ваша лекция произвела огромное впечатление, - сказал Аспирантский, - особенно иридодиагностический сеанс…
- Что это за нелепый розыгрыш! – побагровев, закричал ректор .
- Я вам перезвоню, сказал Леонид Андреевич, разъединив связь.
- Что вы себе позволяете? - тихо сросил он, глядя на клокочущего начальника.
- Это вы себе позволяете насмехаться над нами всеми! - ударил кулаком по столу ректор.
Леонид Андреевич медленно встал, аккуратно придвинув стул.
- Вас ввели в заблуждение. Разберитесь.
И вышел, стараясь не хлопнуть дверью.
- Что тут разбираться, - проворчал ректор, ослабев от вспышки гнева. И, выдвинув ящик стола, еще раз взглянул на фотографию. Стоит красавец напротив венецианского дворца и уверяет, что в это время был в Йошкар-Оле! Ну не наглость ли?! Надо остановить приказ о премиях за этот квартал, в какое положение он мог меня поставить, подумать только.
Леонид Андреевич зашел в свой кабинет в состоянии крайнего раздражения.
«Надо перезвонить Аспирантскому, - подумал он, набирая высветившийся номер, - исправить эту бестактность.
Разговаривая с профессором, Леонид Андреевич думал о Лике, не в силах отогнать эту мысль.
- У вас изумительный город, дорогой коллега, и коллектив…
- Ой, тут много сложностей, - перебил Аспирантский, - знаете ли арестовали нашу сотрудницу. Сидит в тюрьме, будет суд, начались проверки.
Сердце Леонида Андреевича рванулось от этих слов.
- Кого арестовали? – задыхаясь, спросил он.
- Анжелику Сергеевну, да вы же ее знаете, - сказал Аспирантский,
та что была у вас на иридодиагностике. - Я и сам подробности еще не выяснил, но тут у нас уже аврал, ждем проверок.
В кабинет постучали, не дожидаясь ответа, вошла секретарша.
Леонид Андреевич, махнул рукой, давая понять чтоб ему не мешали, и подойдя к окну стал спиной к ней, прижав трубку к уху.
Секретарша скользнула в кабинет и пока он разговаривал, воровато взяла со стола его линзу, покрутила в руках, рассматривая ее, «может тут есть какой-то секрет?», подумала она, вспомнив, как диагностируя ее доктор сказал, что у нее в промежности грыжа. Даже мама этого не знала, откуда же он узнал? Разве можно, глядя в глаза, увидеть там что-то про «промежную» грыжу? Не иначе в этой линзе есть какая-то фишка, сейчас такая техника, за новинками не поспеваешь. Доктор закончил разговор, она быстро положила линзу на место и отошла от стола.
- Вас просят зайти к ректору, – сообщила секретарша, кокетливо поправляя прическу.
- Да, да, к ректору, машинально ответил Леонид Андреевич собрал бумаги, положил в портфель линзу и, держась за левый бок, направился к выходу из здания.
- Котик, отэсэмэмила секретарша, - он удрал, аж за сердце схватился!
И получила ответ:
- Проследи за ним.
Леонид Андреевич вышел на улицу, остановил машину.
– В аэропорт, - коротко бросил он, сев на заднее сидение.
- Котик, - отбила секретарша, - он уезжает из города, едет в аэропорт.
- Браво, киска! - ответил Караулов. - Теперь-то его наверняка уволят.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЙОШКИНЫМ КОТАМ.
В аэропорту Леонид Андреевич посмотрел расписание ближайших рейсов на Йошкар-Олу.
Прямой рейс из Москвы – 19. 55. Успеть бы выкупить бронь.
Став в очередь, он набрал номер Платона.
- Леня, - обрадовался Платон, - наш Марчек нашелся! Мы тут пируем, приезжай!
- Это надо отметить! - неожиданно быстро согласился Леонид Андреевич. Через два часа я буду в вашем аэропорту. Авиакомпания Ют Эйр.
- Ура! - Мой сын тебя встретит, - одобрил такую отзывчивость Платон.
- Что Марчеку привезти? – спросил Леонид Андреевич.
- Ну, что? – закуски и выпивка никогда не лишние!
- Я уже в кассе.
- Ну, ты даешь, прям метеор! - Восхитился Платон и записал номер рейса.
Не успев разъединиться, Леонид Андреевич услышал в трубке:
- Сейчас шнапс привезут прямо из Москвы! Есть у меня такой друг – ту-ту-ту…. Раздались гудки
Положив свой забронированный билет в портфель, он, тяжело дыша и прихрамывая на левую сторону, поспешил купить алкоголь и сервелат.
СЕМЬЯ ПЛАТОНА И МАРЧЕК.
В Йошкар-Олинском аэропорту Леонида Андреевича встретил крепкий веснушчатый парень с широким добрым лицом. «Сын Платона», - сразу узнал он.
- Василий, - тряхнул его руку парень. Рад, рад московскому гостю! А наши уже заждались!
Дорога к дому Платона и все вокруг выглядело так, как он и описывал в поезде.
Они быстро добрались.
В квартире за круглым столом под желтым тряпичным абажуром расположилось семейство Платона и два соседа по коммуналке. Веселье было в разгаре.
Леонид Андреевич достал из портфеля коньяк, полголовки нарезанного сыра, палку сервелата, кулек шоколадных конфет, коробочку индийского чая и фрукты в полиэтиленовой упаковке.
- Ух ты, гуляем! – одобрил Платон, дружески обнимая Леонида Андреевича, отчего тот побледнел, схватившись за стул.
- А где виновник торжества? - пытаясь изобразить бодрый настрой, спросил доктор.
- А вот он, наш гулена, - беря кота на руки, сказала жена Платона.
Целуя ей руку Леонид Андреевич отметил следы былой красоты на ее приятном улыбчивом лице и потрепал кота за ухом.
- Как жизнь, друзья мои?! - бодро спросил он, усаживаясь к столу.
- За Марчека уже пили, теперь пьем за Маркелова! - разливая сказал Платон. – Маркелова-то нашего арестовали!
- За что? - изумился Леонид Андреевич, поднимая стопку.
- Дык за взятку в 250 миллионов! Вон Васька мой в его особняке был с конфискатом, там картины Рафаэля и Боттичелли нашли, что в розыск объявлены, и рукописи Пушкина.
Леонид Андреевич, не выпив, поставил стопку на стол.
- Да, да - кивнула миловидная жена Платона.
- Самого Маркелова там не было, у него четыре квартиры на разных родственников записаны. Но там была его цветочница.
- Какая цветочница?! - вздрогнул Леонид Андреевич, будто его ударило током.
- Ой, так вы же не знаете, перебил лысый сосед Платона вынимая изящно отогнув мизинец селедочную кость, застрявшую между зубов, - наш Маркелов того, помешан на Италии! - думает, что он король, настроил в городе всяких дворцов итальянских, домов голландских, улицы переименовал…
- Ага, - подтвердил перебивая соседа Платон, - у него и в Москве квартиры есть, он туда сынишку повез, Красную площадь показать, а мальчик спрашивает: «Папа, а почему в Москве Спасская башня есть, а у нас в Йошкар-Оле нет?»
А Маркелов ему: «Будет, сынок!».
И вот, пожалуйста, у нас есть и Спасская башня, и Царь-пушка – такие же, как в Москве, и даже собор Василия Блаженного, только он его еще и смешал, с тем с собором который в Петербурге…
– Чтобы одним ударом двух зайцев! – рассмеялась жена Платона.
- Да вы разве не видели все это?! - розовея лицом она вопросительно взглянула на Леонида Андреевича. Он молча кивнул, проведя рукой по лбу.
- Там же у нас в центре - набережная Амстердам, и дворец венецианский, и всякая нелепица: тут Пушкин с Онегиным, рядом Рембрандт с кисточками. А в доме Маркелова такие картины – ой! Он же еще и стихи сочиняет! Декламирует свои творения на заседаниях. Сотрудников называет не иначе как "мои подчиненные". Понимаете? Да, Марчек? Кот мяукнул.
- Да уж, - хмыкнул Платон, - Маркелов себе картины заказал, ему художники изобразили. На одной - он идет по набережной, с Пушкиным запросто беседует…
- Здорово, брат Пушкин! – засмеялся Василий. На другой он стоит в золотых латах, сверкает, как средневековый рыцарь. А еще есть картина, вот такая широченная, на всю стену, - Василий раскинул руки, - Маркелов изображен королем, рядом жена, дочка, сынок в древних итальянских одеждах, а вокруг челядь, придворные и шуты
тусуются.
- Не может быть, - изумился Леонид Андреевич, - бред какой-то!
- Да, но этот бред и есть наша действительность! Мы так живем! То, что у других в голове не укладывается - для нас самая что ни на есть реальная реальность! - рассмеялась жена Платона, сверкая ровными чуть желтоватыми зубам со следами красной помады на боковых рецках.
- Точно, - кивнул Платон, - поди, с непривычки свихнуться можно. Кто ж поверит, что мы тут среди дворцов стихи президента слушаем, он, мол
"Оставит память о себе
Как о разумном короле".
Нормально вобще? И про плохие дороги рифмует – не споткнется, дескать, лица у подчиненных на заседаниях скучные, так он им стишки свои втюхивает.
" На этой деловой волне
Во власть прийти случилось мне."
- А когда Маркелова арестовали, - макая редиску в соль, перебил лысый сосед, - так люди выпустили в небо воздушные шары с надписью: «ДО СВИДАНИЯ, ЛЕНЯ!»
- Ага! Они так красиво летели над городом! - иронично ухмыльнулся Платон.
– Ну Васька ж был у него, расскажи, Вась.
- Так я ж сказал: там самого Маркелова не было, ёшкин кот!
От этой присказки гости оживились перебивая друг друга:
- Ой, он не только дворцы, соборы и памятники всяким Лоренцо налепил...
Воскликнул лысый, наконец вытащив противную рыбью кость.
- Да, подхватил низкорослый сосед с пивным животом, на котором расстегнулась
красноклечатая рубашка, - он же и Йошкиному коту, памятник влепил и Йошкиной кошке – этих котов у нас на каждом шагу: тут гостиница «Йошкин кот»,
там ресторан, и на дереве сидит русалка с Ёшкиным котом, и на крыше президент установил памятник Ёшкиному коту, и на скамейке...
- Почему вы его президентом величаете? не - понял доктор.
- Он и был Президентом РМЭ, - пояснил Платон, а потом Путин эти должности в национальных республиках отменил, чтобы только он один был президентом,
так что Маркелов стал глава Республики Марий Эл.
И еще: как "герцог-меценат" он учредил грант для учителей, победивших в профессиональных конкурсах и моя супруга победила, вот она какая - "Учитель-новатор", он с гордостью, чмокнул в жена щеку.
- Да брось, смутилась она заставили участвовать вот и победила. Мне дали красивую бумажку в деревянной рамочке под стеклом и тридцать тысяч рэ. Мелочь, а приятно!
Вы уже наверно поизумлялись тут нашим архитектурным странностям? - обратилась она к гостю
- Да, да, да! - подхватил лысый, - тут башня «Одеколон», стоит там часовня… уверяя так энергично, будто ему не верят.
- А Васька говорит, в особняке у Маркелова цветов немеряно в каждой комнате, да, Вась?
- Ага, - Василий взял внимание на себя, становясь важным и более степенно чем другие, неторопливо сообщил - там у него женщина работала.
Молодая аспирантка, за цветами ухаживала, наш президент живые цветы любит, чтобы везде были. Она у него такой крутой цветник развела - мама не горюй!
В каждой комнате, а это все ухода же требует - новые приноси, старые выброси, делай букеты. У нее свой ключ был от черного входа и даже комнатка своя, но только сейчас она в тюрьме.
- За что ее арестовали? - не притронувшись к еде, глядя на Василия спросил Леонид Андреевич.
- Вы кушайте, - любезно придвинула к нему тарелку жена Платона, - разливай Вася,
не красна изба углами, а красна пирогами, особенно в Краснококшайске!
Соседи наперебой обсуждали йошкар-олинские страсти, но вскоре разошлись по своим комнатам, поскольку утром всем на работу. Доктор остался в тесном семейном окружении.
- За что ее арестовали, ты не ответил, тревожась повторил он.
- Так Васька ж и арестовывал, - вмешался Платон.
- Да, - подтвердил его сын. - Там какой-то человек прятался, а на столе рукопись Пушкина, то ли она украсть, то ли продать хотела, но не успела, мы пришли.
Она нас в прихожей разговорами задержала, а он через черный ход скрылся.
Но камеры видеонаблюдения зафиксировали, со спины видно, иностранец какой-то.
В пальто в шляпе, у нас в таких модах не ходят.
А она не промах, еще и эсэмэс на телефоне стерла, но наши специалисты восстановили, у нас жесть ребята работают! И там было мол:
«Уезжай из города. Твоя Лика». Предупредила его и не говорит, кто это был.
Вот ее и держат в камере, допрашивают, а потом, известное дело, на зону отправят.
Так мы и не узнали кто это был?
- Это был я, - глухо отозвался Леонид Андреевич.
За столом повисла онемелая пауза.
- Как ты?! - врезался в эту густую тишину Платон.
- Я люблю эту женщину и был с ней той ночью – это мне она показывала рукопись Пушкина.
- Не-ну, просто обалдеть присвистнул Платон, ну это труба! Тебе конец,
тебя же всюду ищут!
- Она ничего не хотела украсть или продать, не обратив внимания на его слова,
пояснил доктор, она хотела показать чудо. Как реликвию, редчайший раритет, подлинник, понимаешь? – не спросив хозяйку Леонид Андреевич взволнованно
закурил, стряхивая пепел на край блюдца.
- А почему же ты уехал? - если это никакая не кража - удивился Платон.
- Потому что не знал, где нахожусь, не знал, что происходит, в вашу
действительность разве можно поверить?
- Это да, в нашу действительность фиг поверишь любую фэнтази переплюнет!
- Она написала мне на телефон: «Возьми ключ, дверь налево, направо, положи под камень, как в каком-то детективе, растеряно сказал доктор, и уезжай, потом все объясню». И я уехал, но ни малейшего отношения ни к делам Маркелова, ни к его богатствам, ни к его взяткам она не имеет.
- Ты, уверен? – засомневавшись поскреб макушку Платон.
- Абсолютно, кивнул Леонид Андреевич, эта была ее подработка, она любит цветы, умеет составлять букеты, икебаны...
- А как ты-то туда попал, в особняк Маркелова?! - видал какой он себе видос из окна соорудил - Италию, Голландию, Москву, шикардосно - владыка мира! А в нашей деревни всего-то 250 тысяч живут, взятка прям миллион за каждую душу - это тебе не мертвые души - миллион за штуку президенту дали отакот! Он поднял палец
и застыл с важным видом... м-да, возле дома Маркелова дворцы, а вокруг конь не валялся, грязь да дороги битые.
- А ты-то там как оказался?!! - вытаращился Платон в полном изумлении.
- Она пригласила меня показать рукопись Пушкина, подлинник Рафаэля - и все.
- И все-е?!! - игриво кивнул Василий, выражая недоверие.
- А что, личная жизнь цветочницы связана с нарушением закона?
холодно спросил доктор, или со взятками Вашего президента? Может, это нарушает чей-то моральный кодекс? Или она совершила нечто, что никто из йошкаролинцев никогда не делал?
- Так почему же она не сказала, что это был ты?! - воскликнул Платон.
- Потому что она аспирантка, а я профессор.
- Ты профессор? – он посмотрел на Леонида Андреевича, будто впервые увидел.
- Да, доктор наук. Она просто не хотела меня компроментировать командировочным романом. Но более всего она не хотела, чтобы волшебство вот так закончилось,
с горечью произнес он.
- Я знаю, к кому вас отвезти! - вмешался Василий.
Леонид Андреевич встал из-за стола, взяв его под руку.
- У меня другой план. Выйдем.
- Ну и дела, - нараспев скандировал Платон. - Сплошной детектив с этим Маркеловым.
Доктор и Василий вышли на балкон.
- Побег не обсуждается, - сказал Василий. - Я на себя такой риск не возьму.
- Когда людей арестовывают, их вещи и документы где держат? - спросил доктор.
-А … Ну, этого я не знаю, это Санек знает, он там работает.
Леонид Андреевич посвятил Василия в свой план.
– Эх, какая любовь! - мне бы, - вздохнул Василий.
На следующий день доктор по рекомендации Аспирантского занялся поисками лучшего адвоката города, на но это у него ушло гораздо больше времени, чем он предполагал.
*
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
*
__Прим аффтара:
ВИДЫ ЙОШКАР-ОЛЫ описанные доктором http://gelio.livejournal.com/220342.html
СТИХИ И СЛОВА ПРЕЗИДЕНТА МАРКЕЛОВ - подлинные - это прямая речь.
Кому интересны памятники, наберите в ЯНДЕКСЕ - ЙОШКИН КОТ там же и КОШКА