* * *
Темпераментней охры в текучий апрель ты вошёл в свои поры,
как в здание, —
в глинобитную прель, ждущей окриков, как с российскою шоблой офшор.
В школьных партах отзывчивый Yale не тебя к спящей мессе
обзванивал,
не тебя брал за шиворот в олухи, чтобы к черепу с костью взошёл.
Тайный сыск есть в самом языке, где разведка вскрывает конструкции:
с телефонною трубкой навыворот, как Закей, дать мне справку чтоб мог.
Между стен замурован портрет — граф (Шекспир) с фронтисписа
красуется;
на лебёдке ведро с подношением — дятловидный хай тек в синий мох.
Так, с податливых глаз в январе раскрываются сны, словно заросли,
и спелёнутых елей в предбаннике держит время в овечьей узде.
Вот и власть, на романский манер, европеянкой нежной позарилась:
чтоб с трахеей, обыгранной в лагере, «декабристки» шли руки воздеть.
Цифровое вождение муз гидравлической травли не терпит,
хотя мозг мой — желудок тем более — чёрт-те чем под завязку набит.
Так, глотнув соматический мусс, ощущаешь божественный трепет,
где «Теренций», слиняв от хозяина, ставит в Лондоне пьесы на бис.
Универсум не знает причин, по которым от нас не избавиться б,
и традиция быть спроектированным — может быть, нам как случай дана.
Зебру жизни к ребру приручив, так и ходишь меж зверем и здравницей,
где особенно избранным лирникам проливается дождь от Данай.
Этот запах венозной вины в красоте скорлупы вскрытой раковины —
«Примавера» с пшеничными патлами, как дюймовочка, встыла
в твой след —
не весенний призыв на кресте я бы взялся сегодня оплакивать,
а солёную изгородь патоки, за которой в полемике слеп.
Жизнь была бы кругла, словно шар, с кривизною пространства
над ябедниками,
где отчаянный взгляд оппозиции закатился б белками горе, —
не семижды ль семь раз вопрошал, осыпая подножье, как яблоками,
что инструкция к парному постнику не способна, как факел, гореть?
Красной глиной взметённый Синай, — от скрижалей двух фраз
не доищешься, —
где спектральным анализом имени разъедает железо, как брус, —
я как вспышку души заснимал с перевёрнутых улиц с домищами,
отпечаток где с простыни выменял, но, как Пётр, к петухам приберусь.
Беспредметные мысли в уме нагорают, как фосфор, над теменем,
и дородные реки эдемами запускает с руки дивный кран, —
я б не ванну в хрущёвке имел, ненароком в системе затеянный,
а, как минимум, с Шивой разгаданным третьим оком с мирами играл.
Ты наверно не станешь волной и как пить дать не с Марсом обнимешься.
С подзаборной химерой доверия не войдёшь в затаённый дискурс.
Так, с раскрашенных ягодиц хной, — как наездница вскачь не с одним
ещё! —
ты, песочное время развеивая, речь грудную, как хит, отдискуй.
Эта пробная сценою роль как-то странно на нервы мне действует,
где высокие виды на творчество застолбил подставной «господин».
Хоть могильные плиты отрой, — да была ли графиня та девственницей!
чтобы, в Лете омытую целостность, целибат так застенком сладил?
Разве опыт не есть ремесло? И, обжегшись, не дуют на пальчики,
где по струнам синхронной реакции поступает команда «нельзя!»?
Вот и тело роскошно взросло, по колдобинам платье выпачкивая,
чтоб хоть кто-то, щенком необузданным, твои раны в душе зализал.
Так и видится нынче нам жизнь — чей-то вирус, запущенный, борется,
оглоедов на клеточном уровне, ставя к стенке как конченный род, —
где в системное поле ввяжись — поменяют мозги, словно полюсы,
чтоб закончил полемику в Муроме пред забором в распахнутый рот.
Боливар не собьётся с пути, но двоих он не выдержит в шалости;
и знакомая с детства история переходит в галоп на барьер.
Только б ветер в лицо поутих, чтоб опять на природу не жаловаться,
да под стойло б питомник достроили, и возница б за дело болел.
На привычке вводить себя в строй стратосфера не вынесла б градуса:
отклонения столь же целительны, как и прорубь в известную ночь.
Я б назвал свою жизнь не сестрой, а, душа чтоб в обмене
обрадовалась, —
неким видом божественной длительности, геометра в себе превозмочь.
Вот и мнит в чёрном латексе Прель подростковою жаждой прославиться:
от матраса до высшей инстанции — как мустанги — бежать от бича.
Не с руки ли подобий запрел, что срывались, как чёрные аисты,
в неизбывную сферу быть первыми, а, по сути, — в квадрате дичать?
Дать бы выход с-под спуда по дням — на оплате счетов не зацикливаться,
и, в порыве технической зрелости, не спилить бы весь лес на дрова —
как шлагбаум бы, брови поднял — проскочив за окошком Анциферово,
где б туземцы, как звери, изверились: — То ли Бог за шесть дней
создавал!!!
Девять акций в спортивном ходу — орбитального сброса на эллипсе, —
где, подобьем свободного спутника, в две ноги к новой вере бреду.
Светлым строем мой мозг околдуй! на тональные службы нацеливаясь,
а пока, свои мысли не спутывая, — в новый дом на Земле перейду.
Говорил же спесивый собрат по перу и природным источникам,
что, свободным падением меряясь, в этой жизни пройти не новей,
чем листву из-под ног собирать — из амбиций Луганск обесточивать, —
не по меркам ЕС-овской ереси, — нечто путное украм навей!
Соловьи подмосковной глуши пузырятся и в радости пенятся:
с полстолицы на пятничной трассе — видно, дачники — в пробках
торчат:
эту ль тягу к земле заглушить, парники где подтянут до пенисов,
чтоб, по-чёрному в баньке надраясь, новый день зачинать с арапчат?