- У нас кончилась зубная паста и мусорные пакеты, – кричит мне соседка из душа.
- О, хорошо, что напомнила! Я как раз в магазин. Что-то еще нужно?
- Да нет, спасибо, вроде всё есть. С Богом!
Я вставляю наушники, надеваю сапоги и пальто, проверяю сумку и, убедившись, что всё на месте, выхожу из общаги. Только вот вопрос: куда мы сегодня с вами пойдем? От этого маленького выбора многое зависит…
Если солнце режет глаза своим ликующим сиянием, а птицы звенят где-то высоко в прозрачном небе, я иду направо. Мимо белой монастырской стены, мимо кормушек с голубями, по подземному переходу с жужжащей лампой, по высокой лестнице, по узкой улочке с маленькими домиками… Передо мной появляется цель моего пути: большой торговый центр с радужным названием “7Я”.
Когда двери мягко открываются и я попадаю внутрь, то на меня обрушивается волна самых разных звуков. Разговоры посетителей, шелест эскалатора, смех подростков, рычание миксера, шуршание упаковочной бумаги, пиканье кассовых аппаратов, тяжелые шаги охранников, а поверх всего этого – музыка. Единая позитивно-ненавязчивая (на первый взгляд) мелодия объединяет все этажи. К ней подголосками присоединяются звуки, доносящиеся из каждого отдельного магазина. И все это, сплетаясь, создает непробиваемый панцирь активной суеты, не оставляя мне малейшего шанса найти хоть малую пробоину в виде тишины. Но, наверное, никому кроме меня и не приходило в голову искать ее здесь. Люди приходят сюда тратить деньги и приятно проводить время. А тишина… Да и зачем она нужна? Ведь всем известно, что тишина неизменно приводит за собой вопросы, которые требуют ответа. Шум же и быстрый темп жизни не дают пробраться в голову и малейшему сомнению. Для многих людей счастье и тишина – понятия не совместимые. “А какое у меня счастье?” – мелькает мысль и сразу теряется между ярких мигающих огней.
Я поднимаюсь на эскалаторе и любуюсь сверху на быстрые изящные жесты парня-официанта из маленькой кафешки на первом этаже. Он почему-то напоминает мне пирата: густые кудрявые волосы, белая льняная рубашка с закатанными по локоть рукавами, темно-бардовый фартук на поясе, одинокая сережка в левом ухе. Он легким движением руки рисует замысловатый узор поверх дымящегося кофе и с очаровательной улыбкой подносит этот шедевр какой-то одинокой даме. “Здорово бы поработать официанткой, - думаю я. – Наверное, узнаешь жизнь с какой-то совсем другой стороны…”
Но от этих мыслей меня отвлекает парочка старшеклассников, стоящих на три ступеньки ниже. Отдельные пряди ее каштановых волос покрашены в серебристый цвет седины, глаза ярко и нарочито небрежно подведены синеватой тушью, пухлые детские губы имеют какой-то червонный цвет, не по погоде тонкая черная кожаная куртка расстегнута, а потому мне видна её футболку с большим черепом посередине. Он стоит ко мне спиной, и я не вижу лица, только белый ирокез и разноцветный портфель какой-то известной марки. “Интересные ребята, может, даже неформалы, – с нескрываемым интересом разглядываю я их. – Наверняка она поет, а он играет на басухе в какой-нибудь группе… ” – начинаю представлять я, но тут их головы и тела соединяются в поцелуе.
Вздрагиваю и смущенно отвожу глаза. “Раз, два, три, четыре, пять, а я ничего не вижу”, – бормочу я сама себе, но они не нуждаются в моей деликатности. И в жалости моей тоже, но почему-то мне становится нестерпимо жаль их. С чего бы? Молодые, красивые, счастливые, влюбленные, свободные… Да-да, свободные той самой вседозволенной свободой, которая в конечном итоге так опустошает человека… Почему-то вспоминаю, как меня впервые дружески обняли на прощание, а я потом долго краснела и объясняла, что не могу обниматься с мальчиками, даже стих написала для объяснения: “Я начинаю понимать:/ на расстоянии руки/ отныне буду я держать/ всех претендентов в женихи”. Смеюсь про себя, представив реакцию этой парочки на сей литературный шедевр. “Закомплексованная дура”, “отставший от жизни фанатик”, “монашка”? Каким бы словом выразился их смешок? А впрочем… Какое уже дело? Сомнения о правильности выбранного пути давно позади, и мне не остается ничего, кроме как уверенно идти по нему.
До меня доносится визгливый детский голос: “Не хочу, не хочу, пусти!” – и заплаканная девочка вылетает из-за поворота, едва не врезавшись в меня. “Сонечка, ну пожалуйста!..” – бежит следом за ней аккуратненькая мамочка и папа, обвешанный пакетами. Вдруг плач резко прерывается. Сонечка видит ларек со сладостями и тянет к нему ручки. “Буду!” – решительно звучит ее голосок. “Но Сонечка…” – начинает папа и тут же замолкает, потому что лицо его возлюбленного чада искажает страшная гримаса и рот открывается на максимальный радиус, чтоб огласить все этажи громким воплем: “Хочу!..” Я покидаю поле этой неравной битвы и думаю: “7Я… Интересно, задумываются ли люди, откуда появилось это название? А ведь всё предельно просто: папа, мама, я, две сестренки, два братишки. Вот и получается…” Но в наши дни три ребенка – это уже многодетность. Что за странное понятие: многодетность? Как будто может быть много счастья или много любви. Мир запутался в противоречиях: он кричит “дети – цветы жизни”, а потом говорит “нечего плодить нищету”. И у кого еще из нас нет логики?..
Когда я захожу в продуктовый отдел, то в моих глазах мелькают сотни названий. Я чувствую себя маленькой и потерянной в этом изобилии, и пока пытаюсь сообразить, зачем я собственно сюда пришла, моя рука кладет и кладет в корзину что-то совершенно не нужное. Выйдя на улицу, я вижу довольную Сонечку с огромной конфетой. Понимаю, что забыла купить пасту, но иду домой, пытаясь выкинуть из головы приставшую в магазине мелодию...
Если сквозь марлю серых облаков сочится дождь вперемешку со снегом, то я иду налево. Десять минут мимо прудика с лебедями и утками, шумной дороги, Макдоналдса, аптеки, и я попадаю в Дикси.
Первое, что чувствуешь, когда открываешь эту рыжеватую обшарпанную дверь, это специфичный запах пыли, затхлой воды, сигарет и гнилых фруктов. Фрукты здесь начинают гнить уже лежа на дне зеленых пластмассовых ящиков. Это очень похоже на посетителей магазина: они еще живут, но тоже где-то на дне ящика, называемого жизнью.
На многих товарах приклеен ярлычок “первым делом”. Ржаной хлеб, спички, гречка, туалетная бумага, мыло, губка для обуви… Губка для обуви?!? Она стоит двадцать четыре рубля, но стоит ли позволять себе такую роскошь? “Если собрать все товары с этим ярлычком, – прикидываю я в голове, – то получится прожиточный минимум, и целый месяц можно будет пережить…” А губка, кстати, хорошая, мы два месяца с соседкой пользовались.
На кассе всегда лежат товары по акции. Чаще – консервы и корм для кошек, реже – шоколад. Кто-то берет, но обычно все говорят: “Нет, спасибо”. Я тоже так говорю.
Передо мной часто покупают водку. Кажется, её тут покупают вообще чаще всего. Её покупают мужчины и женщины всех возрастов. Иногда просят показать паспорт. Я краем глаза вижу дату рождения и недоуменно смотрю на девушку: “То есть как двадцать? Меньше тридцати бы не дала”. А она небрежно убирает грязные слипшиеся пряди с лица, медленно кладет бутылку в стертую сумку и неуверенной походкой отходит от кассы. Начинают пробивать мои конфеты и зубную пасту. “Добрый день. Пакет нужен? Товар по акции не желаете?” – говорит кассирша, не глядя на меня. “Нет, спасибо”, – а сама думаю: “Хорошо бы догнать эту девушку и угостить ее конфетой. Может, беда у нее какая-то…” Но какой-то голос внутри шепчет строго и решительно: “Она тебя матом пошлет, вот и всё”. Не хочу матом. Хочу, чтоб меня по головке гладили, а матом… Решаю про себя, что если увижу ее на улице, то догоню и всё-таки угощу. Выхожу и оглядываюсь. Не найдя ее взглядом, облегченно вздыхаю. Через секунду чувствую вину от этого облегчения. Чувство это усиливается, когда я прохожу мимо мужиков в потертой серо-черной одежде. “Восемьдесят четыре… Сто двадцать семь… Эх, дорогая нынче водка”, - говорит один из них, опираясь на костыли. Мысленно соглашаюсь с ним. Да я на эти деньги конфетами объесться могу! А впрочем… О чем я только думаю?
Возвращаюсь в общагу. Лезу в карман за ключом, и из него, кружась в неспешном вальсе, вылетает несколько фантиков. Я вспоминаю, что забыла купить мусорные пакеты.
Ну что, куда пойдем в этот раз? Направо или налево?
май 2017