два путя

Уменяимянету Этоправопоэта
В начале 00-х мне пришла в голову идея как минимизировать налоги в заметной части угольной отрасли Донбасса.

Сама по себе мысль о минимизации налогов не является крамольной, хотя выглядит непатриотично.

Другое дело, что сэкономленные налоги может украсть директор, а чаще владелец завода или шахты, а уплаченные в бюджет налоги украдут депутаты, министры и президент.

Но всё же, во-первых, директор живёт ближе к народу, он может отремонтировать местную школу или хотя бы построить в посёлке церковь, а во-вторых, наши заводы и шахты всегда остро нуждаются в обновлении.

В общем случае минимизация налогов это борьба между центром и провинцией, а там уж куда вывезет.

Я нарисовал на листе бумаги схему договорных отношений между шахтами и фабриками с квадратиками и стрелочками, приложил короткую пояснительную записку и стал думать, что с этим делать.

В законодательстве имелась процедура налоговых разъяснений. Теоретически я мог официально обратиться в налоговую службу и получить заключение о законности моей схемы.

Но практически налоговые разъяснения были редкостью, а их текст допускал неоднозначные трактовки.

Налоговые разъяснения были похожи на ответ отца, на вопрос сына о том жениться ему или идти в армию.

«У тебе два путя, значица. Ежели женисси, то считай пропало. Ежели в армию пойдёшь, у тебе два путя буде – убьють али живым вернёсси. Ежели живым, то женисси и считай, пропало. А ежели убъють, у тебе два путя буде. Похоронять тебе под березой али под осиной. Ежели под березой, считай, пропало. А ежели под осиной, у тебя два путя буде. На карандаши али на бумагу. Ежели на карандаши, считай, пропало. А ежели на бумагу, у тебе два путя буде…»

Окончание анекдота легко найти в Интернете. Оно несколько брутально.

Долго ли коротко, но через друзей сумел я добраться до председателя областной налоговой службы, чтобы посоветоваться.

Показывать мою схему кому-либо ниже было бесполезно.

К председателю в кабинет я попал около 11-00. Прошёл по длинной красной ковровой дорожке к большому столу.

За спиной председателя висел портрет президента, и стояли два флага в полный рост – государственный и флаг налоговой службы.

Председатель читал какой-то документ. Сегодня я узнал, что тогда председателю был 51 год – как мне теперь.

Сегодня этого человека суд отправил под домашний арест вместо содержания под стражей. При этом суд сослался на возраст.

17 лет назад председатель казался мне стариком, но робости я тогда не испытывал.
Председатель, не отрываясь от документа, который читал, протянул мне руку через стол, привстав самую малость, и не глядя на меня указал этой же рукой на стул.

Я сел и стал ждать. «Слушаю вас», – сказал председатель, не отрываясь от чтения.
Документ не лежал на столе, а находился в левой руке председателя, частично закрывая его лицо.

Я видел только один его глаз – правый в оправе больших очков, но глаз не смотрел на меня.

Я начал говорить. Сначала о том, кто я вообще такой, и наконец, протянул свою схему.

Председатель взял мою схему правой рукой и только тогда отложил своё чтение.

Каким-то торопливым движением он произвёл смену документов – положил на стол свой и, мгновенно передав в левую руку мою схему, стал в неё смотреть.

«Что это?», – вдруг спросил председатель и впервые посмотрел на меня, но только правым глазом.

Я изловчился, изогнулся и заглянул за свою схему, чтобы увидеть оба глаза председателя.

Удалось мне это только потому, что свой документ председатель держал близко к лицу, а мой рисунок разглядывал издалека.

В этот момент я понял, что председатель здорово пьян.

Вдруг он опустил голову в стол и глаза его стали закрываться. Но председатель встряхнулся и снова посмотрел на меня.

«Что это?», – опять спросил он.

«Так можно?», – спросил я.

«Как?», – спросил председатель, будто забыв, что его левая рука держит мою схему.

«Так как там нарисовано», – сказал я и кивнул головой по направлению левой руки председателя, которая продолжала держать мою схему.

Председатель попытался перевести взгляд в направлении своей левой руки, но не справился с этой задачей и опять посмотрел на меня.

«У нас всё можно», – сказал председатель, растягивая слова, и глаза его опять стали закрываться.

Схема осталась в его руке, а я с этим простым ответом выскочил в приёмную…

Справедливости ради стоит сказать, что мы затем не раз сталкивались и кое-чему этот человек меня научил.

Он замечательно ориентировался в хитросплетения нашей бюрократической машины.

С годами подробности я забыл, но первое знакомство запомнилось.

Тогдашний ответ председателя совсем не был поверхностным. Я бы скорее назвал тот ответ слишком общим.

Но как всякой универсальной истиной этим ответом трудно руководствоваться на практике.