Шри Ауробиндо. Тайна человека - из поэмы Ахана

Ритам Мельгунов
Шри Ауробиндо

ТАЙНА ЧЕЛОВЕКА

Фрагменты поэмы «Ахана — Заря Бога»


Вашему вниманию представляется подборка одних из самых сильных и значимых фрагментов поэмы «Ахана», принадлежащей перу Шри Ауробиндо — национального героя Индии, выдающегося духовного Мастера, поэта-провидца, мыслителя, лидера национально-освободительного движения страны. Эта поэма еще не переводилась на русский, а между тем — это одно из самых объемных и самых могучих поэтических творений Шри Ауробиндо после его главного труда — эпоса «Савитри».

Поэма написана количественным или акцентным гекзаметром, воспроизводящим в английском языке метрическое движение древнегреческих эпосов. Шри Ауробиндо разработал принципы количественного гекзаметра в английском и блестяще воплотил их в двух своих могучих поэтических творениях — эпосе «Илион» и поэме «Ахана» («Нисхождение Аханы»). Напомню, что в обычном стихосложении метр стиха образуется чередованием ударных и безударных слогов. Такой метр принято называть «качественным». В количественном или акцентном стихе размер стиха образуется интонационными ударениями, или акцентами. Таким образом, в количественном гекзаметре шесть интонационных ударений в каждой строке. В отличие от нерифмованного стиха «Илиона» поэма «Ахана» написана рифмованными двустишиями количественного гекзаметра.

«Ахана», фактически, является самым крупным поэтическим произведением позднего, наивысшего, периода творчества Шри Ауробиндо после его эпоса «Савитри»! И это значит, что она представляет особый интерес для духовных искателей, как еще одно (помимо «Савитри») выдающееся выражение наивысшего сверхсознательного вдохновения, которое Шри Ауробиндо смог привнести в человеческую поэзию.

Более подробно прочитать о поэме «Ахана» и ее необычной судьбе, а также познакомиться с другими ее фрагментами, можно у меня на странице по этой ссылке:

http://www.stihi.ru/2017/05/28/10666

Перевод фрагмента выполнен также количественным гекзаметром, с небольшими вариациями: некоторые строки содержат 7—8 акцентных ударений. Такие небольшие вариации практически незаметны в подобном размере и не нарушают этого могучего широкого движения количественного гекзаметра, столь сходного с величественным движением древних эпосов. В подлиннике также в некоторых строках можно выделить 7—8 интонационных акцентов.

Название подборке дано переводчиком.


* * *



ДЛЯ ТЕБЯ распахнулось в безбережной мысли Пространство от века,
Время в витках своих ждало всегда рождества человека
Чудного. Пусть его царство меж солнц — лишь крупица, пылинка,
И его жизнь — лишь в эпохах бескрайних и темных искринка,
Всё же, о вы, Рудры, Адитьи мощные, Боги, Титаны,
Он, человек, — центр всего, смысл всего, ключ к всему в мирозданьи;
Он самый первый, хоть он и последним родился в столетьях.
Циклы напомню я ваши, страницы явлю, что истлели. …
Сонмы миров и их див, солнц огонь и земля с ее населеньем,
Разума странствия в хлябях его зыбью судеб гонимых творений,
Звезд несчислимых мерцанья, летящих в пространств бесконечность
Тихую, души без счета, сквозь Время спешащие в вечность,
Твари несметные, формы несметные, лики несметные в эрах, в эонах,
Коих не счесть, и любовь, и вражда, панихиды, пеаны,
Мыслей полет, пыл надежд, жизней ток, неизбывно текущий,
И мириады в походе сквозь дни с их делами, с мечтою влекущей,
Солнца стада, что пастух лучезарный вперед криком гонит —
Несть им числа, уцелевшим сквозь гибель веков, что никто и не вспомнит,
Что и терялись в столетьях, но только чтоб снова являться,
Что пропадали, кончались, но лишь чтобы снова начаться,
Неистребимы, — так кто ж их творец неустанный? Что движет
Всем этим действом, какая причина иль сила толкает все выжить?
Что за мыслитель придумал все это и мыслью влечет, изменяет?
Что за диктатор без форм всем их роли в столетьях вменяет?
Нет, не бесчувственный Вакуум все это создал, конечно,
Но всемогущий Единый, в мильонах экстазов, страстей бесконечный.
Все появилось само? Значит, есть все же самость за этим,
Что породить мысль смогла, что исторгла эмоции эти, —
Некая сущность, что думой и страстью вздымается странно,
Будто волнами, как тайного глубь океана?
Только Природа — Исток? Но так кто же она или что же?
Разве не образ лишь, имя того, что понять ни один здесь не может,
Хоть все и чувствуют, — слово одно, что объяло собою
Все: духа выси, Материи действо немое, —
Обозначенье неясное, что лишь вставляют умело,
Чтоб его треск мысли нашей заполнил пробелы?
Сила слепая, что мыслить, грешить путь нашла в человеке?
Косное таинство — неистощимо, безмерно, — лишенное смысла от века?
Или энергия, что бессознательно, слепо все строит, ваяет,
Случай в движеньи Безумья вселенского, что вдруг шагает
Прочь из безмолвия вечного к мысли блистательно-странной?
Или сознанье, случайно рожденное, чтобы и сгинуть случайно?
Нет, сила Духа она — он живет в ней вовек постоянно:
Он лишь — источник, свидетель, господь дел ее непрестанных. …
Лишь из него она, верно, явилась, к нему лишь взывает,
Трудится ради него лишь, его только ищет, алкает;
Корни ее — глубоко в нем одном, в его недрах всецело;
В высях она с ним близка, поднимаясь без мер, без пределов.
Все в ней — лишь только он сам: он во тьме размышляет в исканьи,
Он же по солнечным тропам взбирается в пылком дерзаньи:
Весь человеческий путь — взлет к нему в самолете,
А небеса и земля — лишь площадки для этого взлета.
Он и свидетель, и деятель, любящий он и любимый,
Вечная Истина он, что в себе отыскать мы манимы.
Все здесь — его путешествие, что он сквозь Время свершает;
Он лишь страницы истории мира могуче листает:
Действия все, все событья, все их результаты на свете —
Это лишь след, что он за собой оставляет в столетьях;
Формы, идеи — лишь знаки его, числа, звуки — лишь символы тоже,
Музыка, пенье, слова и их ритмы — цимбалы лишь Божьи.
Громы и штормы — лишь бой барабанный его продвиженья.
В нас через эти порывы, алканья, дерзанья, стремленья
Себялюбивые, формой плененные, нем, неподвижен,
Медленно и неизбежно себя проявляет все ближе,
Как космос, огромный, как атом, мельчайший, Дух этот вечный.
Часто порывами сила его, озаряя вдруг миг скоротечный,
Речью, идеей пылает; нездешностей тонких блистанья
Вдруг волшебный челнок вплетает в уток нашей ткани;
В сердце у нас блеск его затаен; Дух в нас трудится, мыслит.
Он суть безмолвье, он в нас говорит, помнит он в наших мыслях.
В нас в глубине существа скрыт Учитель безгласный, незримый;
Силы его божества нас живят; в твари дышит Творец всеединый.
Из Пустоты его мы восстаем к бытию, что могуче сияет,
Из Бессознания, черной Личины гигантскую твердь пробивая;
Волны сознанья — в тела, что в Природе взросли, из него истекают;
Формы — его облекают; единство его, что по перечням ум разделяет,
В высях, на пиках вершин бытия одиноко, недвижно мечтает,
В атомы, в клетки струится, как море пески затопляет:
В этих несметных обличьях Единство живет, нам безвестно,
Бьется с собой в наших битвах и любит в объятиях тесных —
«Я» и субстанция тварей, вещей, что рождает их, движет,
В глубях, под пеною мыслей, под зыбями жизни сокрытое, дышит —
Морем вздымается в волнах, звездАми как небо взирает,
Мир созерцая. В конечном, в слепых лабиринтах блуждая,
Он все ж восстанет в свое Сверхсознанье, и мы с ним восстанем;
Истина, что в человеческой мысли скрывалась, предстанет
С истиной Божьего духа единой, согласной навечно,
С ней соразмерена будет навеки в ладу безупречном —
Что было смертным, то вступит в бессмертья златые раздолья,
В тихо дышащий экстаз, в глубей лотосных мед, где тонут пчелы,
В шири вне Времени, чью тишину глас часов не заманит,
В духа безбрежья, где орл Богоносный — затерянный странник,  —
Вступит в Блистанье, что пестует нас, нам незримое ныне,
В виденье, что безызъянно, и в свет, не имеющий тени,
И в красоту, что вовеки не меркнет и не увядает,
В вечный восторг и в любовь, что разлуки не знает,
В жизнь, что не смерти игра, но энергия Божья, извечно блаженна, —
Вторгнется в Бога, стяжая божественность, что совершенна.


Текст подлинника см. ниже.



ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА


Рудры — в ведической духовной традиции группа стремительных яростных божеств; в Ведах иногда отождествляются с Марутами; впоследствии — младшие божества, ведомые Рудрой (Шивой), который в Ведах персонифицируется как ипостась Божественного, являющаяся владыкой человеческой эволюции через насилие и сражение: он разит и уничтожает сыновей Мрака и то зло, которое они творят в человеке. Позднее в пуранах Рудра трансформируется в Шиву.

Адитьи — группа ведийских богов, сыновья Адити — ведийской изначальной «бесконечной Матери богов» и «бесконечного неразделенного сознания Бога». Это солнечные боги, рожденные в Истине, их обители, и низошедшие на низшие уровни бытия как хранители и преумножатели Истины в человеке, ведущие его посредством Истины к счастью и бессмертию.

Эон (др.-греч. — век, эпоха) — в геологии отрезок времени геологической истории, в течение которого формировались крупнейшие и принципиально отличные от смежных этапы геологического развития Земли; объединяет несколько эр.

Пеан (греч. paian и paion) — в древней Греции гимн, исполняемый в честь бога, в битве, при праздновании победы.

Цимбалы — струнный ударный музыкальный инструмент, который представляет собой трапециевидную деку с натянутыми струнами. Звук извлекается ударами двух деревянных палочек или колотушек с расширяющимися лопастями на концах.

Уток — в ткачестве поперечные нити ткани, расположенные обычно перпендикулярно к продольным нитям (основе) и переплетающиеся с ними. Уток идет от одной кромки ткани к другой и образует края ткани.


Перевод с английского и примечания: Ритам (Дмитрий Мельгунов)



Другие поэтические произведения Шри Ауробиндо в моем переводе читайте у меня на сайте:
www.savitri.su


Мой фотопоэтический сайт:
www.ritam-art.com


Труды Шри Ауробиндо в подлиннике можно свободно скачать на сайте Ашрама Шри Ауробиндо:
www.sriaurobindoashram.org


* * *


Sri Aurobindo

AHANA

The Dawn of God


Selected fragments

<The Mystery of Man>


…Space for whose use in a boundless thought was unrolled and extended;
Time in its cycles waited for man. Though his kingdom is ended,
Here in a speck mid the suns and his life is a throb in the aeons,
Yet, O you Titans and Gods, O Rudras, O strong Aditians,
Man is the centre and knot; he is first, though the last in the ages.
I would remember your cycles, recover your vanished pages …
Worlds and their wonders, suns and their flamings, earth and her nations,
Voyages endless of Mind through the surge of its fate-tossed creations,
Star upon star throbbing out in the silence of infinite spaces,
Species on species, bodies on bodies, faces on faces,
Souls without number crossing through Time towards eternity, aeons
Crowding on aeons, loving and battle, dirges and paeans,
Thoughts ever leaping, hopes ever yearning, lives ever streaming,
Millions and millions on trek through the days with their doings and dreaming,
Herds of the Sun who move on at the cry of the radiant drover, —
Countless, surviving the death of the centuries, lost to recover,
Finished, but only to begin again, who is its tireless creator,
Cause or the force of its driving, its thinker or formless dictator?
Surely no senseless Vacancy made it, surely ‘twas fashioned
By an almighty One million-ecstasied, thousand-passioned.
Self-made? then by what self from which thought could arise and emotion,
Waves that well up to the surface, born from what mysteried ocean?
Nature alone is the fountain. But what is she? Is she not only
Figure and name for what none understands, though all feel, or a lonely
Word in which all finds expression, spirit-heights, dumb work of Matter, —
Vague designation filling the gaps of our thought with its clatter?
Power without vision that blunders in man into thinking and sinning?
Rigid vast inexhaustible mystery void of a meaning?
Energy blindly devising, unconsciously ranging in order?
Chance in the march of a cosmic Insanity crossing the border
Out of the eternal silence to thought and its strangeness and splendour?
Consciousness born by an accident until an accident end her?
Nought else is she but the power of the Spirit who dwells in her ever,
Witness and cause of her workings, lord of her pauseless endeavour. …
Out of him rather she came and for him are her cry and her labour;
Deep are her roots in him; topless she climbs, to his greatness a neighbour.
All is himself in her, brooding in darkness, mounting the sun-ways:
Air-flight to him is man’s journey with heaven and earth for the runways.
He is the witness and doer, he is the loved and the lover,
He the eternal Truth that we look in ourselves to discover.
All is his travel in Time; it is he who turns history’s pages,
Act and event and result are the trail that he leaves through the ages;
Form and idea are his signs and number and sound are his symbols,
Music and singing, the word and its rhythm are Divinity’s cymbals,
Thunder and surge are the drums of his marching. Through us, with urges
Self-ward, form-bound, mute, motionless, slowly inevitably emerges
Vast as the cosmos, minute as the atom, the Spirit eternal.
Often the gusts of his force illumining moments diurnal
Flame into speech and idea; transcendences splendid and subtle
Suddenly shoot through the weft of our looms from a magical shuttle;
Hid in our hearts is his glory; the Spirit works in our members.
Silence is he, with our voices he speaks, in our thoughts he remembers.
Deep in our being inhabits the voiceless invisible Teacher;
Powers of his godhead we live; the Creator dwells in the creature.
Out of his Void we arise to a mighty and shining existence,
Out of Inconscience, tearing the black Mask’s giant resistance;
Waves of his consciousness well from him into these bodies in Nature,
Forms are put round him; his oneness, divided by mind’s nomenclature,
High on the summits of being ponders immobile and single,
Penetrates atom and cell as the tide drenches sand-grain and shingle.
Oneness unknown to us dwells in these millions of figures and faces,
Wars with itself in our battles, loves in our clinging embraces,
Inly the self and the substance of things and their cause and their mover
Veiled in the depths which the foam of our thoughts and our life’s billows cover,
Heaves like the sea in its waves; like heaven with its star-fires it gazes
Watching the world and its works. Interned in the finite’s mazes,
Still shall he rise to his vast superconscience, we with him climbing;
Truth of man’s thought with the truth of God’s spirit faultlessly timing,
That which was mortal shall enter immortality’s golden precincts,
Hushed breath of ecstasy, honey of lotus-depths where the bee sinks,
Timeless expanses too still for the voice of the hours to inveigle,
Spaces of spirit too vast for the flight of the God-bearing eagle, —
Enter the Splendour that broods now unseen on us, deity invading,
Sight without error, light without shadow, beauty unfading,
Infinite largeness, rapture eternal, love none can sever,
Life, not this death-play, but a power God-driven and blissful for ever.