Лето.
Утро.
Шесть часов.
Пахнет стружками и краской.
Пару дней назад крыльцом дед закончил заниматься.
За спиною – дверь, а я вышел к солнышку навстречу, и до школы у меня впереди почти что вечность.
А вокруг поёт июнь, и июню вторят птицы. Мама с папою - «в плену» в городской своей больнице.
Рельсовый речетатив - рядышком узкоколейка… Я уже отмыл (почти!) сурик с носа и с коленки.
Пять некрашеных досок (чтобы как-то в дом пробраться!), под моей ногой босой половицы греют пальцы, в клумбе басом шмель гудит, удочки стоят в тенёчке. Вечность будет впереди, это мне известно точно!
Ласточки кромсают синь - на кусочки, торопливо. Не забыть бы наносить воду в бочку для полива.
Скоро все начнут вставать – новый день, и всё такое… Бабушка (ещё жива!) заколдует над плитою, дед (совсем ещё не стар!) на меня водою брызнет – он покамест не устал от болезни и от жизни.
Наблюдает за котом пёс Урал, седой и строгий. Я пока не знаю, что Вечность – это так немного!
Неизвестно мне, когда уходить начнут родные, не умею предавать, и бедой душа не стынет, я не знаю, что шептать нужно девушкам на ушко, тёте Шуре – сорок пять, ну, совсем, совсем старушка, пару дней тому назад матом брат учил ругаться, всё в порядке, а слеза – если молотком по пальцу, и ещё в порядке сон, и стихов пока что нету…
И навечно:
шесть часов.
Утро.
Детство.
Я и - лето.