Строга и шаловлива, как сама природа
В свой чартер на ГаннОвер, попала мон ами.
Кричали голоса- Беги! Тюрьма народов!
Шептали- В войне миров свою судьбу найди!
Прошла. Нашла. Осталась почти жИва.
Но память рвет официозный штамп.
Красивы, до безумия, земель Христа разливы.
Но, Кишинев! Что, Кишинев? Ах, Кишинев!
Мой верный! Мой идальго! Мой полуночный гранд!
Земля Надежды, пропустила корни,
Родник любви ей силы подарил,
Но помнит Рая, каждой веткой помнит.
Что город-утро был, и жил, молчал и говорил.
Летают над землей прикаянные души,
Нет истин прописных, друг другу говорят.
И старый, старый страж кричит привычно- Слушай!
И смешивает вновь и рай, и ад, и Гефсиманский сад!