борису кутенкову
***
к виску приставлен неугомонен велеречив
трезвонит буднями трудовыми речитатив
высок его обертон и печаль его высока
такая музыка у виска
не пропадёт не загасит лампы а пропоёт
как по земному пути невысказанность бредёт
как от ручья первой кровью кормится цвет кленовый
как слог истерзан на сломе слова
не укрывай же виска ладонью – всё вторь да вторь
любая хворь не сильнее хвори а эта хворь
перерастает себя и всходами крепнут зёрна
во чреве дёрна
пусть эта музыка замирает и вновь звенит
покуда солнце перебирается за зенит
покуда в небе луна-утопленница белолика
пока скрежещет телега клонится повилика
пока всё кажется да не скажется и саднит
***
воздух недвижим сколок луны оскален
тихо и бездыханно в одной из спален
не засыпает слушает счёт гагарин
смотрится в темноту забывает страх
через полвека им называют город
крепят его улыбку на синий ворот
и говоря о нём испытуют холод
буквы передавая из уст в уста
после [смотри ремарку в конце страницы]
воздух всё тот же но в спальне иные лица
двум отраженьям в зеркале всё не спится
лунная чаша и человек при ней
у человека в пальцах текут чернила
в доме его заброшенно и простыло
подле сгущается тенью как будто сила
будто нездешняя будто синей синей
вот уже разлинованный лист наполнен
словно бы он молитвенен колоколен
и человек немолчен и неспокоен
вот он уже почти что не человек
всюду струится звёздная пыль и слышно
падают на пол секунды как спелые вишни
в спальне творится всенощное и всевышнее
[апрель. двенадцатый день. двадцать первый век]
***
и был мотив и стыло слово
и бронзовел печатный лист
пока рассвет не прорисован
на коже неба и пунцово
сполохи дня не занялись
считай до ста чеканным шагом
пространство спальни обводи
тверди об иночьем инаком
о том как на подмостке шатком
усталый путник невредим
и перелистывай век этот
и замирай на том веку
смотри с переплетённых веток
без адресатов и ответов
всевидцы смолами текут
и опадают в чернозёмы
подзолы и известняки
и всюду прорастают зёрна
непререкаемой тоски
не убоись их всходов диких
благословен безвестный сад
там где вишнёва повилика
там смерть и твердь равновелики
и путник одинок и свят