К своим двадцати шести неполным годам Коляда, как и любой из его современных одногодков, успел выпить достаточное количество горячительных напитков - крепких и не очень. Сначала пиво в подростковом возрасте, потом на студенческих вечеринках винцо и шампанское и, наконец, водку и коньяк уже на рабочих корпоративах, где пить что-либо послабее считалось дурным тоном. Ну и состояние на утро после таких возлияний было не всегда отменным, прямо скажем, почти всегда его выворачивало наизнанку, после чего он давал себе зарок не пить никогда, о чём тут же забывал примерно через месяц во время очередного застолья по случаю дня рождения у шефа или по какому-то другому поводу, когда отказаться не было никакой возможности. Но то, что Алексей чувствовал сейчас, не шло ни в какое сравнение с тем кошмарным похмельем, что он испытывал до этого. Голова раскалывалась пополам, желудок просился погулять, а тело болело так, словно дюжина мазохистов целую ночь лупцевала его кожаными плётками, в пустой надежде добиться от него интима.
Превозмогая боль во всём теле, Лёшка сел на кровати и огляделся. Рядом с его ногами валялась отрубленная голова змеи с раскрытой пастью и остекленевшими глазами. Никаких следов её туловища, а также трупа хозяина заведения не было. Зато рядом на лавочке сидел и болтал ногами мальчишка лет шестнадцати по виду. Одет он был в старую потёртую льняную куртку, узкие штаны, с аккуратной заплаткой на коленке и кожаные сапоги. Белобрысый и зеленоглазый, он так мило улыбался Алексею, что возникло неожиданное желание его тут же потискать и пощекотать. Отбросив эту, сейчас явно неуместную, мысль в сторону, он спросил:
— Ты откуда тут взялся?
— Мимо проходил, — ответил юнец. — А ты силён парень, зарубить Василиска — это, я тебе скажу, не каждый воин сумеет.
— Змея как змея, — морщась от боли, пожал плечами Лёха, — разве что длинновата чуток.
— Говорят, заговорённые они, и убить их можно только специальным мечом, — сказал мальчик и покосился на лежащий рядом с Алексеем бабкин подарок, — говорят, таким мечом только Смерть владеет.
Коляда вспомнил доброе бабкино лицо, её тёплые руки, и его невольно передёрнуло.
— Змеюку я сжёг и дядьку тоже, мало ли что, — предугадывая вопрос, ответил мальчишка, — а то в этом лесу случается и покойники оживают.
— А голову на сувенир оставил, — усмехнулся Лёшка и тут же согнулся пополам.
— Плохо тебе парень, на вот съешь-ка, - протянул ладошку мальчик, и Алексей увидел лежащую на ней синюю ягодку, по виду напоминающую голубику.
Лёшка хотел отказаться, но рот вдруг связало, как после незрелой хурмы, а рука сама, без его малейшего участия, взяла ягодку и отправила её в рот.
Для того, чтобы описать то, что произошло потом, слова "чудо" будет мало. Алексей чувствовал себя так, как будто он минимум месяц отдыхал где-нибудь на Мальдивах, принимал спа-процедуры, два раза в день получал эротический массаж и всё это время каждую ночь имел фантастический секс с Сиреной Уильямс.
— Вот это да, — выдохнул Лёшка, — ты прям волшебник.
— Ну уж и волшебник, — мальчишка зарделся, как красна девица, — это же "синичка", у нас её каждый ребёнок знает, очень она от болей разных помогает, вот только мало её осталось и хранить долго нельзя. А голову змеюкину теперь трогать кроме тебя никто не смеет. Она и отрубленная ещё один раз убить может, ежели в глаза кому-то посмотрит — так тот тут же окаменеет.
— Полезная вещь, понимаешь, — Алексей взял голову в руки и внимательно посмотрел в остекленевшие глаза, — а возьму-ка я её, пожалуй, с собой.
Коляда завернул голову в тряпку и положил на самое дно котомки.
— А ты куда идёшь, молодец? Может, меня с собою возьмёшь? — мальчик с такой мольбою посмотрел Лёше в глаза, что тот почувствовал: отказать просто не сможет.
— Пошли, коль не боишься, ибо не на прогулку иду, а с чёрным колдуном воевать, можно и без головы остаться. Меня, кстати, Алексеем зовут, а иногда Колядой.
— А меня Чижом кличут, и я не боязливый.
— Вижу, что не боязливый, раз по лесу заколдованному бродишь. А что же ты один-то? Где мамка с папкой, иль померли?
— Батя живой, а мамка с год, как преставилась. Болезнь какая-то её убила в две недели всего. Месяца не прошло, отец мачеху в дом привёл. Молодая такая, красивая, а взгляд холодный-прехолодный. Кажется, от него всё вокруг замерзает. Постоянно ко мне придираться стала, словами обзывать гадкими. Всех хороших людей с дому выжила, а вместо них каких-то своих понабрала. Неприметные такие, суетливые, в глаза никогда прямо не смотрят и взгляд сразу отводят. По ночам тени по дому шастать начали, голоса всякие слышны стали, а однажды я хотел стакан молока на ночь выпить, да на розу на окошке опрокинул нечаянно, так та сразу увяла.
— Что же ты отцу не рассказал про всё?
— Я рассказывал, а он, как она в доме появилась, будто все чувства потерял, как замороженный ходит. На все мои слова отвечает, что она хорошая, а я чепуху говорю. Вот я однажды ночью из дома и удрал.
— Да, невесёлая у тебя брат жизнь получилась. Ну да ладно, солнце уже высоко, давай перекусим немного — да в дорогу пора.
Через полчаса белокурый зеленоглазый мальчик в льняной куртке и голубоглазый стройный шатен с широким мечом на поясе быстрым шагом удалялись от ярко горящей харчевни по уходящему в глубь леса прямому, как полёт стрелы, красному лучу.