Вокруг немало пуха, незабудки расцвели,
слагаются стихи о красоте родной земли,
бросаются под ноги ветки – ветер их сорвал,
в субъектах федерации уж лето правит бал.
Границы вновь открыты даже для не выездных.
Не счесть кутил удалых и романтиков хмельных.
Галопом или рысью рассекают кто куда
свободные от дам (или не очень) господа.
Мне мило это лето, как и каждое за жизнь,
но помню о снегах. О, вьюга, снова закружись!
Верни ты тот озноб, что нас навылет прошибал,
красавиц отрывал от зацелованных зеркал.
И в свет выводил, себя показать,
людей посмотреть на воле.
Но я не о них хотел бы сказать –
о нашем отрадном застолье.
Гремела безмятежно вся посуда на столе,
вино же набивало нам оскомину в скуле.
Как пили молодые, так и зрелые запьют,
бокалами умножив тёплый, ламповый уют.
А после, лишь просохнув от вина и табака,
я шёл (уже один) далёко и издалека.
Клыки точил и страстью наполнял всего себя,
но нежностью сменял её, до одури любя
одну родную душу, даже девушку, при том
что был тяжел в её руках и Андерсона том,
и резки были речи, что на публике реклись,
но с нею, только с нею уносился прямо ввысь.
Туда, где снега начинают свой путь,
в кромешные серые тучи.
Друг друга тогда не могли обмануть
и очень старались не мучить.
Явилось снова лето, незабудки расцвели,
мерзлоты исчезают за границами Земли.
И звоном атональным птичий щебет прозвучал.
Он с боем новогодним даже рядом не стоял.
Мы встретимся не раз, я знаю это наперёд.
С друзьями и с тобою, каждый будет в свой черёд.
Но встречи наши первыми не станут никогда.
Со временем потухнет и ярчайшая звезда.
Я тешусь ностальгией по прекрасным временам.
Не думать разрешалось ни о чём с тобою нам.
Мы, в танцах покружившись, не засохли насовсем,
но всё же подзавяли, моду взяв у хризантем.
Цветок не истлеет, пока не расцвёл,
как самое нежное чувство.
А каждый из нас всё же что-то обрёл
и вклад преумножил в искусство.