ИСКАНИЯ
ВХОД
С будущим – бедняки не попадают в ногу.
Принципы. Палачи. Ширмы. Но столп основ –
Скверное настроение Её Величества, то бишь
Красноносый болван, одурачивающий глупцов.
Око великих персон не различает прошлого
В сумерках. А могущество – вовлекает в беду
Как бы шутя. И горе – рвущий море тайфун –
Сквозит в добродушном оскале миссионерки-вдовушки.
В нашем испуге – сила страсти к сопротивлению.
Мощной волной о панели бьёмся, и умираем.
А напоследок – заревом вспыхивает видение:
Чудовищная Алиса в бескрайней стране чудес;
Обещанного блаженства безжалостный след исчез
И в солнечном ясном воздухе плач её тихо тает.
РЕПЕТИЦИЯ
Неделями случается искать
Достойную работу; верный способ –
Себя не числить в качестве отбросов,
А – душу греть и тело ублажать.
Бег времени смущает циферблат
Как лампы – темноту, а солнце – тени.
И хочется, не ведая сомнений,
Молитвой умягчить свирепый взгляд.
И все предполагают одурачить
Беспечную фортуну, а затем –
Покорно привыкают к неудаче.
Как ни крути, а – нет готовых схем.
И средство вероятное от бед,
Скорей, ружьё, чем – ржавый амулет.
ПЕРЕКРЁСТОК
Друзья, что встретились здесь и кинулись обниматься –
Обоюдно попали впросак. Первый – снискал репутацию
Отчаянного головореза, чья гибель была неизбежна.
Второй – это время провёл в деревенском оцепенении.
Оплошностью было и место, совпавшее с временем смерти:
Пустынный простор перекрёстка при солнечном освещении.
Причалы и перекрёстки сходны. Тому, кто возьмётся
Размышлять о месте решений и расставаний, придётся
Ответить – к какому бесчестью приводит страсть к приключениям;
Какой смертельный подарок готовит прошлая дружба,
И, кстати, решить, кто больше заслуживает спасения –
Сын бесплодной земли или тот, кто дьяволу служит?
Ландшафт леденеет от страха, независимо от погоды.
Никому не приходит в голову, свидетельствует легенда,
То, что потеря времени равнозначна утрате возможности.
Для монотонности самым пессимистическим положением
Является ограниченность заблуждений рамками года.
Если друг повстречавшимся другом в одночасье окажется предан,
То – чьим восторгом окупится грядущее искупление?
И кому нипочём не удастся в этот день завершить неведомое
Путешествие, чей исход связан с полным отсутствием времени?
СТРАННИК
Нет в предместье того окошка, заливавшего светом спальню,
Где короткому детскому вскрику полдень длящийся подыграл —
Прокатил лугами; та мельница — лишь избыток существованья
Возвратившегося, чья участь — вспять вертеть любви жернова.
Крестный путь, как бы ни был тяжек и мучителен, не сумеет
Воссоздать основанье веры на отсутствии Всех Святых;
Слишком зыбок сожженный мостик, тьма печалится и густеет
На просторе полного краха в бездне блеска иллюзий злых.
Если б вышло предать забвению постулаты длящейся взрослости
И отринуть житейский опыт предпочтенья лжи болтовне —
Он сумел бы поведать правду, для которой пока не созрел:
Что сквозящее дуновение возвратит его вздох извне
В то «сейчас», спокойно дышащее в голубой бесконечной плоскости,
Где в, отцом построенном, доме тихий голос матери пел.
ГОРОД
Забыв деревни, пахнущие детством,
Они явились удовлетвориться
Потребностью природы потребленья;
Не различая способов – добиться
Доступного. Высокомерный город,
Отталкивая, влёк поодиночке
Всех алчущих. Но, соразмерно горю
Бессилье – не уметь поставить точку.
И, бесконечно соблазняясь изобильем,
Любой из них томится вечным искушеньем.
И успокоится, лишь овладев плодами
Им сотворённого ничтожества. Идиллия,
Вполне логичное началу – завершение:
Стиль «кантри» в свете респектабельного ланча.
ПЕРВОЕ ИСКУШЕНИЕ
Стеснявшийся прослыть любимцем бед,
Он влился в племя гангстеров – и быстро
Магический обрёл авторитет
Среди ребят, неравнодушных к риску.
На пиццерию – голод указал.
Темнел стоящий на отшибе парк.
Рассвет – благоприятствовал; казалось,
Он – принц удачи, всемогущий маг.
Уж лучше бы он не был столь велик,
И, по пятам крадущаяся ночь,
Звериным воем – «вор!» – не жгла б дверей…
Но он пожатье Истины постиг.
А, высотой потрясший, Назорей –
Как детский врач: не может не помочь.
ВТОРОЕ ИСКУШЕНИЕ
Библиотека огорчала тем,
Что – тишиной морочила реальность.
Том – лжец невольный – в сторону летел.
Свергаясь вниз по лестнице спиральной,
Он, Камни мостовой топча, взывал:
«О Вечно Сущее Ничто, позволь
С тобою – равным в совершенстве – стать
И, страсти одолев, гнушаться тьмой!».
Но как-то слишком страждущая плоть
Сочувствовала плоской жажде Камня,
В слепой надежде – притяженье побороть.
Ей – обещали, но – с условьем: не меняться,
И, в одиночестве себе не зная равных,
Грызя гранитный храм науки, разрушаться.
ТРЕТЬЕ ИСКУШЕНИЕ
Он вслушивался в сбои организма –
Как принцы в парке, по словам их близких, –
А в сердце бился убеждённый призрак,
Что смерть – не обязательно случится.
И заключал стремительно и здраво:
«Все философские уловки – фальшь.
Любовь – плодит и умножает хаос.
А состраданье – Люциферов вальс».
И, расквитавшись с роком столь успешно,
Вмиг превзойдя обыкновенных тварей,
Он созерцал кошмар осенней ночи –
Скользящий спуск в руинах безутешных,
Лицо своё – косое в мутной хмари, –
Разящее пространство скорбью прочной.
БАШНЯ
Вот эксцентричный зодчества образчик –
Как символ устрашения небес:
Дабы принудить слать благую весть,
Тем самым с Вечно Сущим поквитавшись.
Вот пристань сна, сморившего весь мир,
Что разменял Любовь на блеск теорий,
А Волю ввел в политику, где вскоре
Сентиментальный эпос воспарил.
У большинства сильна потребность в башне:
Она хранит слепых от страха смерти,
А зрячих — укрепляет в безразличии.
И волен очаровываться каждый,
Но только посторонний вправе крикнуть:
«Остерегайтесь чар!» и – смять обычай.
САМОНАДЕЯННЫЕ
Пусть девственность – привычная приманка,
Единорог – бессилием силён.
Не потому ль избранничества планку
Одолевали те, чей лик – дурён.
В герои вышел тот – кто дольше чаем:
Неважно, кем он в отрочестве слыл,
Бо, ангелом хромым остерегаем,
Паденья участь загодя избыл.
Они ж брели, влекомые гордыней,
Избравши одиночество, как доблесть,
Пока на полпути не натолкнулись
На львят и их оберегавших самок.
Иль, одержимы смелостью, запнулись
О чудище, и обернулись камнем.
ОБЫКНОВЕННЫЙ
Им выпало всю жизнь земле отдать,
Дабы любимый отпрыск смог удрать
На лёгкие хлеба, пополнив рай
Авантюристов, чей Монблан – Клондайк.
Смешных амбиций тесное ярмо
И на детей заметное клеймо
Поставило: не – пахарь, но – герой
Заслуживал любви как таковой.
Стоп-кадр: он сам, без компаса и карт,
За сотни миль от прежнего жилья,
В пустыне, ясно стынущей в зрачках.
Безмолвный хохот. Опустив глаза,
Заметит тень того, кто, мерой – в бит,
Жрал плевелы величья. И – сбежит.
ПРИЗВАНИЕ
Ему занятно было наблюдать
Себя – в числе снискавших начертанье:
В страдании и казни – отказать.
Перо без правил: опоздав попасть
В стан мучеников, смог претендовать
На должность искусителя, чьё знанье
И злой язык – на прочность испытанье
Юнцам, чей мелкий грех – к величью страсть.
Злой шуткой стал гордыню усмирять.
Невыносимый остракизм зеркал
Он, выученик зрелый книг и женщин,
Рассудком утончённым усмирял.
Затем – неотвратимость пораженья
Улыбкой пониманья заключал.
ПОЛЬЗА
Сверх-логика прельстилась колдуном
И – доводами – довела до веры.
Сверхприбыли проглочены вором.
Известность – одиночеством без меры.
А поцелуи – зверством сверх-самца.
Расцвет амбиций ниспадал в фиаско,
Что, впрочем, только видимость конца –
Их ценность лишь усилилась контрастом
С нечастым даром: узаконить участь.
Слепому путь подсказывают камни.
Трус отражает натиск диких псов.
Медлительный спешит от босяков.
А тихий сумасшедший оглашает
Чужие истины в сумбуре одиночеств.
ПУТЬ
Передовиц и публикаций ртуть
Детально обосновывает Путь.
Эссе лингвистов иль научных ясновидцев,
Иль – скетчи школьные, разыгранные в лицах.
Вот обаятельный ковбой на старой кляче верной –
Он целомудрен, и – не пьёт, христианин примерный,
Питает милосердие к любой заблудшей рыбке,
И – здравомыслие, как шанс наметить без ошибки
Тропу в пустыне на скалу до храма, где и, кстати,
Тройную радугу настичь в Астральном Циферблате.
И этот перечень заслуг любой семье привычен,
Чей повседневный обиход – настолько же приличен.
И – что там какая-то Истина, если реально лишь то,
Что опытом многих является их собственное Ничто?!
СЧАСТЛИВЧИК
Допустим, с точки заблужденья эрудитов,
Он обнаружил нечто – тайное досель.
Его терьер, свистку послушный, рьяно рыл,
Но – раскопать сумел нору, не – городище.
Допустим, к ветренице юной он остыл.
Но в книге – тайнопись не смог бы смыть и сель.
«То был не я!» – вопил он потрясённо,
Переступая трупы шедших до, –
«Абсурд в меня до основания проник,
И интеллект затих, ошеломлённый.
Коварство королевы вдруг постиг,
Свил авантюре – мелкой тупости гнездо,
И тихо мучаюсь: обречь себя на скотство
Иль – верить в Милость, как в критерий превосходства».
ГЕРОЙ
Ответом он отбрасывал вопрос:
«Что император рёк?» – «Не напрягаться!»
«Каким великим чудом мир прирос?» –
«В казарме без одежды появляться».
Они ворчали: «Ловко увильнул!
Герой обязан быть для нас примером,
А он, как бакалейщик, ускользнул…»
И мыли кости страстно и без меры.
Достоинство того, кто за других
Ни разу на смертельный риск не шёл –
В рутине дней и помыслов благих.
А он был счастлив скошенной травой,
Вином, в бутылки льющимся легко,
И облаком, что цвет меняет свой.
АВАНТЮРА
Иные прежде бравировали левым уклоном
Из чувства протеста по отношению к реальности –
Озлобленные разбойники, отринутые Законом,
Прокажённые ужаса, ужас вселяющие.
Ныне никто не решится их причислить к преступникам;
Вид их вполне респектабелен – дружба, былой триумф…
Они, как бильярдные шарики, слов и смысла отступники,
Откатились стремительно в пустоту, немоту.
Для тех, кто сцеплен толпою, естественно – соглашение,
Лошади, процветание; благоразумный поймёт,
Что чётная нумерация исключает нечётную,
А ссылка на анонима – нелепейшее решение;
Преуспевающий ныне – естественно предпочтёт,
Бога причислив к растратчикам, мир наблюдать дремотно.
АВАНТЮРИСТЫ
Тех, кто стремится к центру, ожидает удел волчка,
Пройденный путь в Никуда суть иссякший источник;
Под пустынными небесами, в пещерах пустых и прочных
Помои припоминаний, разлиты в лунки корчаг,
Стали смердящим болотом – смерть лишь его осушит.
Где тот выводок монстров, внесших в реестр потерь
Любовь, навсегда порвавших все ниточки, и теперь,
Боготворя Абсурд, наши полые души
Только поля чудес обречены засеивать;
Образ любого из нас – лишь гротеск искушения
На оправданье художника творческим воплощением,
Дабы неплодные жёны вкупе с пылкими девами
Восторженно припадали к источнику добродетелей,
Именем их выпрашивая потомство или кавалеров.
ВОЛНЫ
Поэт, и прорицатель, и мудрец
Подобны незадачливым ловцам
Над тихим водоёмом апперцепций;
Они насадят исключений хлам
На вектора приемлемых концепций,
А к ночи – сказками запутают вконец.
Но стоит буре яростно подняться –
Как сотни лицемеров и святош
Спешат за плот из тростника цепляться;
Страдальцы, накрываемы волнами,
Идут ко дну на равных со страданьем,
Лишь яростных выталкивает ложь.
Волны страстно стремятся расслышать наш вопрос; он пока не возник –
И тем самым за трудность ответа вся ответственность снимется с них.
САД
Внутри ворот – источник всех начал:
Детей и дятлов шум – зелёный, алый,
Игра в семь прегрешений и оскал
Собачий – с высоты их пьедестала.
Кольцо несостоявшихся надежд –
След юности, оставленный на камне;
Различья плоти стянутая брешь,
Как примиренье с «я», но тайным самым!
Всех странствий срок, итог всех своеволий;
Рассеять старой девы безутешность
Там брошено всех роз великолепье…
Ты снова там, внутри; святой и грешный,
Смущённый проницаньем собеседник,
Повсюду с ними разделявший долю.