Едем по общественному туалету-метро
Под звук возникновения радиационной опасности.
Буровато-горчичные стены выпрямляются за поворотом,
Складывая из фаянсовой мозаики мобильные лица нуворишских слепых Драконов.
Из одного горла в другое
Перетекает чужая речь.
Точно черви мы кровоточим под кожей. Разнокалиберными
Пулеметами круговертят чужие дома, привлекая плодами своих Инкрустированных окон.
Миллионы возможностей выжить, но я выбираю один наиболее вероятный Способ уйти,
Каждый раз возвращаясь
На известную точку опоры,
Прихватив с собой новые вилы и топоры.
А в том городе пестрые шпили и, кажется,
Люди все одинаково мирные,
Нелюбезные сразу ко всем проходимцам.
Даже Остров Любви, словно солнечное полотно
Безгранично живой маргаритки,
И тот запечатан мостом.
И с какой бы стороны его не переплавляли на новый лад,
Там уже спят могилы цветов, и раскинут парк.
Витражи поднебесных храмов, дорожки,
Ведущие то в локальный Париж,
То в портал неизвестной планеты Будда-Пешта,
Ночью они закрываются, даром что не разводят пути.
И фонтана не видно тем, кто ходит по узким прокуренным улочкам,
Теряясь в обрывках газет.
На скамейке спит иностранец, в пиджаке, как в пижаме,
И, вероятно, увидит рассвет в урбанистическом паспарту, пересеченном Червонной лентой.
В платье в мелкий цветок итальянец с друзьями спешит на спортивный матч.
Мы со стертыми ножками семеним вдоль площади Свободы,
Довольные венгры с хмельными лицами, заговорщицки смотрят вслед
И самыми невоспитанными вампирами
Бухают вечер прямо из горла, в аккурат оставляя соль на щеках,
Лоснящихся от пресного гуляша.
Чтоб соскрести старую кожу и присыпать ей мостовые.
Szia, мы те самые, кто никого не зовет по имени.
Просто в поисках новой, читай, панацеи для своих раздробленных костей.
И куда еще опрокинуть чашу фортуны, полную медяков,
Если по волоску уже континент собрать - катастрофические широты.