Он держал уверенно пистолет,
как на гибель верную обречённый,
пока я неспешно обличье чёрта
выводила чёрным; его скелет
рисовала тщательно, как в бреду,
покрывала тёмной гнилою плотью,
одевала, думая, что лохмотья
смогут скрыть уродство и наготу.
За моим он правым плечом стоял,
наблюдал за тем, как рождают кисти
черноту вселенскую; ненавистны
ему были, честно, и холст, и я.
Я его не видела, но спиной
ощущала тяжесть его дыханья,
когда он, забыв про чины и званья,
замирал, склонившийся надо мной;
не терял контроля, но громкий смех
мой, как дробью, нежные перепонки
надрывал, безумный и слишком звонкий,
издевался будто, толкал на грех.
Замолчать заставил кривой мазок
ярко-алой краски; ему не веря,
он смотрел, как быстро чернели перья
в тот момент, когда он спустил курок.
2017.