К концу сезона Степанов выдохся и решил вернуться на актёрскую стезю. Свой вклад для выплаты жалованья всем слоям общества он внёс с лихвой. Неожиданно, вместо приболевшего директора, Тима отправили на совещание по организации театральных гастролей в Астрахань. Был при советской власти замечательный обычай: в летние месяцы менять театры площадками. Коллектив из Керчи отправлять на месяц играть спектакли в Вологду. А вологодский театр в это же время радовал жителей Керчи. На том совещании Степанов встретил актёра, с которым много лет назад служил в одном театре. Правда, теперь он присутствовал на совещании уже в ранге директора. А когда за ужином в ресторане Тим посетовал ему на свою горькую судьбу коробейника, бывший артист не выразил ему ожидаемого сочувствия. Вместо этого буквально огорошил Степанова прелюбопытным монологом.
—Я сам прошёл через этот ад. Но эта должность послужила мне трамплином для поездки в Москву на курсы директоров. Прошёл годичную практику в одном из столичных театров в качестве стажёра - директора. У тебя-то театр республиканского разлива. Стало быть, можешь рассчитывать на двухгодичную эйфорию в Москве с полным сохранением заработной платы и номером в замечательной цирковой гостинице «Арена». Надо только потерпеть ещё сезон, выложиться, основательно зарекомендовать себя, а там пробить себе это самое повышение квалификации.
Тиму идея понравилась. Но ждать ещё один сезон? Нет! У него сложились неплохие отношения с заместителем министра культуры республики. В своё время Тиму удалось всеми правдами и неправдами убедить дирекцию взять пьесу, написанную высокопоставленным автором, в репертуар. Мало ли, как жизнь сложится. Взяли со скрипом, под его личную ответственность. Но предупредили – этот человек пустых залов на просмотре своего шедевра не потерпит. И если Степанов подставит коллектив, то ему выпишут такой «волчий билет», что ни один театр страны близко такую персону к себе не подпустит.
Чем чёрт не шутит, пока бог спит. В этих краях практически всё местное население близкие или дальние родственники друг другу. Впрочем, не стоит долго распространяться на эту тему. Это уже блестяще сделал Фазиль Искандер в одном из своих рассказов.
Премьеру отыграли. И Тим стал предлагать билеты родне уважаемого человека, землякам, многочисленным чиновникам, служащим под его началом. И покупали. Не могли же отказать Степанову в таком пустяке. Билеты стоили сущие копейки. Зато при случае благодарные зрители всегда могли выразить свой родственный и верноподданнический восторг от просмотра этого замечательного произведения. Авось, дойдёт до высокопоставленных ушей. И что-нибудь да обломится.
С помощью благодарной властной руки Тим попал в список кандидатов, которых в этом году отправляли на учёбу в Москву. Но беда приходит с той стороны, откуда её меньше всего ждешь. Столица ответила, что на стажировку от республики может поехать только человек коренной национальности. Если бы Степанова посылала, скажем, Тульская область, шанс попасть в список счастливчиков имел бы место.
А так…
Но жена посчитала, что ещё не всё потеряно.
— Послушай меня. После наших летних гастролей надо ехать в Москву, идти в министерство культуры и любыми путями пробивать самому эту стажировку. Волка ноги кормят.
— Жалкий шанс. Несбыточная затея. Не лучше ли поехать на море и завить горе верёвочкой.
— Море и верёвочка подождут. Пусть это будет один шанс из тысячи. Уверена, ты его используешь. Иначе будешь проклинать себя за малодушие всю оставшуюся жизнь.
Они поехали в столицу.
***
Сразу с вокзала Степанов отправился в министерство культуры. Предъявил театральное удостоверение, ему назвали кабинет, в котором находился чиновник, курирующий стажировку. Когда Тим изложил ему суть дела, тот раздражённо процедил:
— Простите, как вас...
Степанов представился ещё раз.
— Неужели письмо с внятным отказом не довели до вашего сведения?
—Довели.
—Так чего же вы хотите? Может вы и способный на театральном поприще человек, но ради вас правила приёма на стажировку никто менять не будет.
— Я отдал служению на театре двадцать лет. Мне необходимо поменять вектор движения. Я полон сил и многое смогу, если сейчас мне не укажут на дверь. Вы же знаете ситуацию лучше меня. Не может быть, чтобы не было хоть крошечной зацепки. Я прорвусь. Помогите мне, пожалуйста?
Чиновник пожал плечами, задумался, чему-то усмехнулся, порылся в письменном столе и протянул Степанову листок бумаги.
— Попробуйте. Через два часа на этом «бегунке» должны появиться одиннадцать подписей, от которых будет зависеть ваша дальнейшая судьба. Если кого-то из подписантов не окажется на месте и его закорючки здесь не будет, можете сюда не возвращаться. Это всё, чем я могу вам помочь. Дерзай, стажёр, — неожиданно перешел на ты руководитель, — докажи, что провинция тоже не лыком шита.
Тим забился в самый дальний закуток огромного здания. «Думай, Степанов, думай! Это же банальный актёрский этюд на беспредметное действие. Тебе поставлена задача: убедить партнёра по площадке сделать то, чего он и в страшном сне осуществлять не хочет. Вот только как за жалких два часа заполучить одиннадцать подписей у чиновников министерства культуры Советского Союза, если в очереди к каждому из них можно простоять целый день, так и не попав на желанный приём? Кем надо прикинуться, чтобы просочиться сквозь эту живую «линию Маннергейма?» Милиционером? Отпадает. Там своих хватает. Курьером? Для них существует канцелярия. Врачом? Это теплее…попал же Шурик из «Кавказской пленницы» в дом товарища Саахова с помощью обыкновенного врачебного халата… где тут у них ближайшая аптека?»
Кавалерийской рысью он домчался до неё за десять минут. Там же приобрёл и без промедления облачился в желанный белый халат, нацепил шапочку и намертво вцепился в автомобильную аптечку. Айболит к турне по Африке готов. Экипировка – комар носа не подточит.
Утомлённые бесконечным ожиданием очередники успели задать налетевшему, как вихрь, Степанову только один вопрос:
— А приём сегодня не отменят?
— Сделаем всё, что в наших силах, — туманно пообещал Тим. — Главное, в ближайшие полчаса ни под каким видом пациента не беспокоить.
Придав соболезнующее выражение лицам, посетители скорбно понурили головы.
Заместитель министра, увидев белый халат, недовольно произнёс:
— Я вас не вызывал. Почему без доклада?
— Мои коллеги сейчас обходят все кабинеты. Приказ министра здравоохранения. Профилактическое мероприятие. Небольшой укольчик и стресс, усталость, раздражительность, утомляемость мгновенно испарятся. Зато хорошее настроение, бодрость духа, лёгкость в движениях будут обеспечены вашему изнурённому подвижнической службой во благо страны организму на длительный срок.
— Да... — удивился сановник, по мановению руки которого Георгия Александровича Товстоногова можно было послать руководить театром в Чухлому, а на его место посадить вчерашнего выпускника театрального института их Хабаровска. — Своевременный приказ.
Он шевельнул бровью, и сидящий в сторонке проситель исчез из кабинета.
— Приступайте.
Тим раскрыл аптечку, достал заветную бумажку и положил перед вершителем его судьбы на ближайшие два года.
— А это что такое? Под личную ответственность, что ли, профилактика производится? А министерская хата, как всегда, с краю.
Тим в двух словах проиграл перед ним всю свою биографию. Министерский рот растянулся в изумлении. Авантюрист-любитель понял, что его сейчас вынесет из кабинета вслед за предыдущим посетителем. Но вместо этого из сиятельного рта вырвался такой оглушительный хохот…
— Артист… — хлопая себя по ляжкам, утирая бегущие слёзы, грохотал заместитель министра…— придумал же такое… меня, служившего ещё в императорских театрах… на «фу-фу» провёл. Молодец… мастерство не пропьёшь. — Он хрюкнул ещё несколько раз и хватил себя по колену. — Не пропьёшь!
Потом взял Тима за руку, выставил в приёмную и, под перепуганным взглядом секретарши, потащил за собой.
— Это я тебя к самой вредной министерской крысе веду. Для неё даже моя подпись порой не указ. Нынешний министр, когда она в райкоме партии секретарствовала, у неё на побегушках был. До сих пор эту верную соратницу чуть ли не самого Феликса Эдмундовича Дзержинского, как огня боится. Остальные подписанты, увидев моё добро, поставят автографы, как миленькие.
Однако возможная соратница бывшего председателя ВЧК оказалась не такой уж зловредной старушкой. Она даже умилилась, когда в своей книжечке, которую Тим на всякий случай прихватил с собой и с величайшим почтением преподнёс ей, он оставил весёлое посвящение её правнуку. А потом вызвала своего референта и приказала сопровождать Степанова в походе по нужным кабинетам, присовокупив при этом:
— Этих бездельников легче в курилке взять, нежели на рабочем месте. Поможешь юноше.
Так и случилось. Последнюю подпись Степанов заполучил в министерской столовой.
Этим же вечером они с женой мчались в спальном вагоне на черноморское побережье. А ещё через две недели, позвонив по телефону-автомату, стоящему прямо на пляже, он узнал, что зачислен стажёром - директором в престижнейший московский театр. В жизни Степанова наступал период, который среди стажёров в шутку назывался: «Спасибо партии родной за двухгодичный выходной!»
***