В восемнадцатое...

Ольга Батумская
Как трепетно биенье жизни вечной!
Но крепче всех гарантий и порук.
Мой друг беспечный,
Мой сердечный друг!
А ты отсёк от вечности ломоть,
Лоскут от бесконечности примерил.
Дошел до края. А за краем вплоть
До полной неизбежности потери.
Что эта жизнь? Иллюзия, мираж.
Их было столько! Знаю, стал бы спорить.
А мир несовершенный этот наш
На том стоит, что весь пропитан горем.
От твоего ухода, слез родных,
От дорогих оставленных мгновений.
У вас там не бывает выходных,
Не выделено дней для посещений.
Так, видно, нужно, так верней всего,
И каждый сам справляется, как может.
Прошу в молитвах только одного:
Прости и помоги ему, о Боже!


Милая лопоухая мордаха на фотографии была обращена вниз и пылала от света фонаря. Он бил из земли на стены старинного готического собора в Калининграде, оставшегося еще от немцев. Моложе на пять лет. Совсем молодой. Мальчик, который почему-то решил написать.
Сначала аккуратно подбирая слова, а потом уже искренне и просто интересовался прошедшим днём, настроением, повседневными вещами. Рассказывал о жаре, купленной в пробке булочке, работе, частых внезапных командировках, съемках, проблемах с позвоночником, тренажерах, дайвинге, отпусках. Пересказывал свои репортажи так, как я бы не разглядела их, если бы и смотрела сама. Где только не был, чего только не видел, и отовсюду удивительные истории.
– «А знаешь, что нужно сделать, чтобы стекло маски не запотевало при нырянии»?  История была у каждой фотографии, у каждого предмета.
Живописный пейзаж в Финляндии, ствол огромного орудия, направленный вдаль над каналом. На Россию. 
Пять месяцев не было даже мысли встретиться лично.

- «Я был в Калининграде всего один вечер, но успел побывать у того красивого собора с высокой черной крышей». А я никогда не подходила близко к этому зданию. Только теперь каждый раз, проезжая мимо, смотрю на него и думаю, что там внизу, в траве спрятались фонари, а среди них один, тот самый.
Или жизнерадостная история с бронзовой скульптурой, над которой я так смеялась; не помню уже ни слова, кроме: «потёр на счастье». На счастье...

Насыщенность событиями и впечатлениями, плотность его жизни была такова, что мне не хватило бы нескольких десятилетий, чтобы уместить один его год. С тревогой подумалось: живет, как будто впрок.
Где ты брал это умение обращать внимание на всё, даже на самые мелкие детали? Где же ты теперь? Какие новые истории я услышу при встрече?
Я не сомневаюсь.