Андрею Апаринову ( по кличке Бобёр), керчанину с улицы Фабричной, посвящается.
Этой весной померли пару человек с родной моей улицы Фабричной, шо на юге Керчи густо обросла сиренью, но до сих пор имеется. Оба эти человека присутствуют в моих небольших воспоминаниях, "малой керченской прозе", – из первых моих опытов письменно отразить малоизвестный колорит ( ничуть не хуже одесского, замечу) той старой Керчи, которую многие ещё помнят, но увидеть живьём становится всё сложнее, люди уходят, и уносят эту нашу Керчь с собой – по ту сторону Керченского Пролива, куда по-преданию на ладье переправляли души умерших древних греков...
Андрею Апаринову ( по кличке Бобёр) посвящается от, не всегда благодарных, а больше дальше раздраженных, соседей, однако среди соседей были и друзья детства (за вроде меня), которые не обращали внимание на прегрешения и слабости старинного корефана, ибо несмотря на греховность некую, человеком он был весёлым. Незадолго до "ладьи через Пролив" было у него одно горячее желание, прям навязчивое: шо бы свозил я его на гору Митридат, дабы оттуда охватить, как оказалось на прощанье, наш живописный, с обозримыми по обе стороны берегами, Керченский Пролив. Поистине керчанин в нём оказался на должной высоте, на высоте нашего Митридата.
Успел прочитать я Андрею сей отрывок, и побеспокоился, не оскорбляет ли его тот образ, которым его наделил в своих воспоминаниях. Бобер ответил:" братуха, та ты шо, никаких внатуре претензий, ты ж мой братуха– какие мохут разховоры ещо!Только на Митридат меня свози, очень хочу на Пролив сверху хлянуть! Хорошо, братуха??!!"
Отрывок из "Безгрешных грешников", книги весьма пространной, а потому никак ещё не написанной..
Апаринов дядя Митя мужик большой и прочный. С огромными как у слона ушами и вытянутым по обе стороны лицом. Могучий организм его позволял делать невероятные для человеческого естества вещи. Он мог выпить один столько (и за раз!!!) собственного самогону , сколько хватит интеллигентам ( шо в сталинской двухэтажке на девятом квАртале с утра до ночи мурцуют скрыпками та пианиной нервы соседям) на все майские праздники (включая их еврейские).
Особенность дяди Мити заключалась в том, шо выпив до полтора в семьсот миллилитров бутыли он непременно переходил на немецкий (который видимо выучил еще будучи молодым, во времена фашисткой оккупации Керчи...) и тогда уже с ним было не договориться, ибо как известно: нет ничего хуже пьяного немца, особенно ежели этот немец русский мужик!
Он был один из немногих ныне по настоящему коренных керчан. На городском кладбище есть усыпальница. Так вот в ней начиная с позабытого керчанами 18 века находят свой последний приют разных поколений Апариновы.
Коренные - люди особого рода. Их сила в корнях, очень глыбоко зашедших в родную землю. Трудно порой даже и представить какая мощь таится в этих персонах! Коренные прежде всего люди солидные, по пустякам не отзываются. У них и "здрасти" вытянуть порой нелегко, зато они умеют лучше других нагнетать важность до самых ничтожных мест в городе, придавая им какие-то только им понятные значения и связи. Я всегда отдавал предпочтение перед коренными местным. Местные это особого рода приезжие. Местные это приезжие запятидесятилетний давности. Приехали они обычно либо чуть -чуть до, либо чуть-чуть после войны. И только коренные помнят, когда приехали местные. С местными всегда проще и быстрее. Коренных же по пустякам трогать нельзя. Их можно только лишь по серьезным вопросам тревожить. Хочешь ли узнать откуда взялся в Керчи "Самострой" или "Чубовка", когда закончили пленные немцы строить девятый квартал и почему в Чурбаше никто никогда не болеет гриппом- с этими вопросами отправляйся к коренным. А вот с вопросами по мельче типа: как с Орджоникидзе пройти на Льва Толстого в полночь и остаться невредимым- это к местным. Коренные москвичи например полны чувства собственного достоинства и это всегда бьет по нервам приезжих, по чувству собственного достоинства приезжих это бьет. А вот коренные керчане, обычное дело, ведут свои генеалогические древа ежели не с самого Эвпатора Митридата, то обязательно от каких-нибудь меотийских скифов. То и дело расслышишь в пивной:
- Ты из каких будешь? Из пантикопейских что ли??
- Да нет. Из нимфейских я.
Как раз из таких керченско-коренных и был мой сосед по улице Фабричной.
Апаринов дядя Митя выходил где-нибудь эдак на излете ноября к берегу керченского пролива. За спиной у него высился гигантских форм сачок (сваренный и спаянный по спецзаказу на судостроительном заводе "Залив" из нержавеющей стали с одной только целью: вытягивать им раз за разом из тусклых вод пролива усатого, серо-колючего и очень керченского рачка). Придя на берег он не одевал подобно другим рачколовам резиновый комбинезон до шеи, нет! Он скидывал с себя грубую синего цвету одежду и оставался в одних лишь (но полуметровых) семейках - шикарные сатиновые труселя -один на один с Керченским Проливом!!!
( продолжение следует)