Он водит по Москве такси.
Она - бухгалтерша в Газпроме.
Им в этот вечер на Руси
Быть негде, очевидно, кроме
Кафе корейского, с кукси,
Где за витриной, в монохроме
Ночь, фонари, и снегопад,
Такси - замызганная Шкода.
В дверях охранник, невпопад,
Морзянкой, выбивает коды
На стойке, где коробит взгляд
Меню истёртая колода.
Пред ней полупустой бокал,
Она задумчива, устала,
И, не сказать наверняка
Красива ли. Морщинок мало.
Блестящи волосы, пока
Их сединой не окидало.
Он голоден и быстро ест.
Мелькают палочки над миской.
Закончил. Характерный жест –
Несите счёт! Рассвет не близко.
Ещё придётся много мест
Объехать с разной долей риска.
Они столкнутся у дверей.
Ступив назад, он буркнет что-то.
Синь полустёртых якорей
На пальцах, памятью морфлота,
Мелькнёт, как чайка между рей.
Забыв, что впереди работа,
Он вдруг задаст вопрос себе, -
Зачем они выходят вместе
Туда, где слились в ворожбе
Позёмка, злейшая из бестий,
И стужа, с ветром на горбе?
К чему шагов их перекрестье?
Она задержится чуть-чуть
Вдохнуть тепла перед походом,
Предвидя ночи мёрзлой жуть,
Его оценит мимоходом
(Ну как ей было не взглянуть?)
И прочь, под вихрей хороводы!
Ей ветер, слоганы считав
С щитов рекламных остановки,
Напомнит юность, Кокчетав,
Любви девчоночьей уловки,
И взвоет в тысячи октав,
Скользнув по льду, чьи тверди ковки.
Как ей решить, что он и есть,
И зов принять? Чем чёрт не шутит!
Судьбе угодно сети плесть,
Быть высшей сводницей, по сути.
Видать, судьба сочла за честь
В одном полуночном маршруте
Их траекторий свить клубок.
Бредёт. Шаги её нетвёрды.
Когда б он ей дойти помог
До двери маленького Форда,
Ему наградой, видит Бог,
Была бы ночь другого сорта:
Манящий тёплый полумрак,
Приют неведомых посулов,
Бутылка Francois Dulac,
Двух кресел выпуклые скулы,
И, наконец любовь, да так,
Что сексуальные лукуллы
Изьяна не нашли б. Отнюдь,
Они бы хлопали в ладоши
Что ж, к ней удастся ли шагнуть
Ему? Как будет жребий брошен?
В какой он устремится путь,
Трудолюбивого святоши,
Или любовника? Кругом
Всё злее завыванья вьюги.
И вот едва видны, ого,
Сквозь круговерть девичьи уги!
Ужель, не сделав ничего,
Он предпочтёт свои недуги:
Квартирки жалкой пустоту,
Исхоженную в-одиночку,
Под рифы старые U2;
Так редко видимую дочку;
Усталость; кофе на ходу;
Проклятой Шкоды оболочку.
Но, он робеет, как дитя.
Её спина в пурге все дальше.
Вот всхлипнул фордик, и, хотя,
Гудки не допускают фальши,
Звук разлетелся по частям,
Скрипучий, как весенний вальдшнеп.
О, нерешительности тлен!
Как школьник, пожалев о шкоде,
Бредёт он, побеждённый, в плен
К неумолимой, мрачной Шкоде
Никак, судьбой определен
Финал уж нашей грустной оде?
С нелёгким сердцем сел в салон,
Включив уснувший навигатор.
Как намело! С древесных крон
Свисают комья снежной ваты.
Тихонько трогается он,
Сквозь лёд и снег ища фарватер.
Едва он чуть даёт газку,
Навстречу чьи-то блещут фары,
Лоб в лоб, и, на оттенки скуп,
Треск от несильного удара
(После такого a Moscou
Обычно происходят свары).
Разбиты фары и капот.
Пропала ночь! Вот так фиаско!
Мог поступить наоборот,
Но, нет! Теперь расчёт на КАСКО!
И отчего так не везёт?
Тут, нерешительно, с опаской,
Сползает фордика стекло.
Она испугана крушеньем.
Хоть и без травм, но, как назло,
В него, чтоб сделаться мишенью -
Отчаянно не повезло!
Он, впопыхах, её за тенью
Не видит, но, когда узнал,
Дар речи потерял сначала,
Так обстоятельств новизна
Его смущением сковала,
К тому же, и сама она
Молчит, смущённая нимало,
Но, Сводница была права,
Столкнув (буквально) пару эту!
И девушка найдёт слова,
А он подхватит эстафету...
...Уйдём! Пусть прячет в снег Москва
Свои прелестные секреты!