Месяц шел под горкой возле рощи,
Старый огибая сеновал.
В двух шагах колодец был заросший.
Он ступил не глядя и пропал.
Сразу облепили сучья, листья,
Мох, волосья тины-бороды...
Месяц, водомерку с глаза счистив,
Выбрался на горку из воды.
Видит – дом стоит. Внутри – потемки.
Горница знакомая видна.
Шаря вдоль горшков, печной заслонки,
Он остановился у окна.
Стали оживать цветы сухие
В кринке из-под меда-молока,
Собранные Солнцем-Берегиней
Милому в далекие века.
В сенцах, где прощались в Осенины,
Он открыл таинственный чулан.
Медленно пополз на дно долины
Свадебной фатой густой туман.
Вдруг обжёгся, пальцы обдувая,
Месяц – как от пламени свечи...
Вырвались, порвав туман до края,
Солнца восходящего лучи.
Старый дом
Старая изба у края леса
Скоро упадет на дно реки.
Стали по углам селиться бесы,
Шастать по сеням лесовики.
В дом наволокли опавших листьев...
Но, ища заросшие следы.
Месяц, водомерку с глаза счистив,
Выбрался из омутной воды.
В отпертую дверь нырнул в потемках.
Стал шуршать дремучей стариной:
Шарить вдоль горшков, печной заслонки;
Красться между лавкой и стеной.
Стали оживать цветы сухие
В кринке из-под меда-молока,
Собранные Солнцем-Берегиней
Милому в далекие века.
В сенцах, где прощались в Осенины,
Он вошел в таинственный чулан.
Медленно пополз на дно долины
Длинною фатой густой туман.
Вдруг обжёгся, пальцы обдувая,
Месяц – как от пламени свечи...
Вырвались, порвав туман до края,
Солнца восходящего лучи.