Вокзалы и тропинки Тейт Эш. Часть 4

Вадим Герман
Акрополь. Хроники отставных.

http://www.stihi.ru/avtor/alash&book=14#14

Разрушенные святилища былых богов и героев, развалины храмов и алтарей. Что осталось? Память….
Даная. Кантата творения
«когда беда бродила заокошно,
и люди добывали соль земли,
два дерева, сроднившихся подкожно –
как гемма,
мимо мира проросли.»
Помните? «Как больно, милая, как странно…»? Образ сплетенных деревьев, образ неумолимой беды, которая здесь, в этом мире, стоит только отделиться, отодвинуться перекликается с образом самого известного стихотворения Кочеткова. Тейт это не скрывает, подчеркивает: «вдоль насыпи черничник вечереет», и вот, два стихотворения становятся неразрывно связаны, как деревья, как вдох и выдох, как чет и нечет.
«Всегда, во все времена есть дом, в котором горит свет и ждет своего мужчину женщина. Так было, так есть, так правильно. Мужчина уходит туда, где тьма, метель, холодный зрачок хищной луны. Уходит, чтобы вернуться или надеясь вернуться…Дом – это то место, где нас ждут, где нет места ветрам и невзгодам, где – рай и свет. Можно ли добровольно покинуть рай?.Дав свое семя для будущих всходов, выпив живую воду женской любви? А если для «героя» это был лишь эпизод, приключение, одно из сотен? «Спит женщина, допитая до дна» …
Кто он, зевс? Олимпийский бог или последняя сволочь? Кто Даная? Возлюбленная или любовница? Для него случайная встреча, для неё – боль от невозможности удержать, боль на всю жизнь.
«Ещё метель в падучей не слегла, –
И длится, обмороженно-немая.
Ещё стоять у мёрзлого стекла,
Случайно, ничего не понимая,
И всматриваться в сумрак вдоль дорог,
Ища огни в осунувшихся видах,
Шаги в парадной чувствовать на вдох
И пробовать безвыдохность на выдох.»
Она не понимает и не поймет, что произошло, отчего она брошена, кто в этом виноват: не она ли? Была ли любовь у него? У неё – да, безусловно, да. Любовь, которая мечтает о взаимности, но не требует её. Любовь, как ни странно, не требует взаимности вообще и не особо в ней нуждается.
Не алтарь – кенотаф, да и тот, изрядно разрушен временем…Прощай, полузабытый бог…
С богами, теми, кто нисходят к земным женщинам, кажется, ясно…Следующая история, иной герой, иная попытка любви…
«…Сколько счастий ни делай,
Как ни прячь от мирских навсикай,
Снова кто-то бестелый
Сквозь туман возопит: «Отпускай!»…»
……………………………………….
«чуть сутулый, шаталый
(хоть судьбу сквозь него перечти),
он уходит усталый
и тобою спасённый почти.
мимо нордов и остов,
с парапета спустившись едва,
тонет в яви как остров,
сохраняя тебе острова…»
Какая разница, куда уходит герой – на поиски своей Итаки или кочевать из объятий в объятия? Итог один, как и в первом случае – он уходит…А если бы – не отпустила? Сохранила бы она себя, свой мир, свой остров, или вместе бы ушли на дно, как Атлантида? Если богиня/нимфа/женщина не отпустила, стоит ли пара часов, дней или лет - такой гибели, такого «норд-оста»?
Отпустить и помнить. И не ждать возвращения, и не возвращаться в лабиринт былой любви, не звать тени ушедших. Как просто сказать, как тяжело оставить развалины бывшим, отставным, ушедшим.
Время лечит? Время превращает в труху, в обломки, в развалины все, к чему прикоснулось. Остаются камни от Акрополя, от лабиринта. Взгляд горгоны может обратить живое в камень, но не способен сохранить живое живым. Всему свое время, всему свой черед. Где та богиня/нимфа/женщина? Умерла, окаменела, исчезла? Стала деревом? Из дерева можно сделать что-нибудь, например, полочку, все лучше, чем зола…Но вот, былое, минувшее, живо, оно беспокоит, оно напоминает о себе. Как мифы, как истории о любви, страсти, предательстве и уходе – лишние они сегодня. Но задержишься взглядом – и становится тревожно, становится невыносимо. Что это – память? Что ты будешь делать с этим, бывший бог, бывший герой? Каково это – жить с напоминанием о бывшем?
«Сначала так жить непривычно. Смотришь на стену сто раз на дню.
Обхаживаешь деревяшку – она ведь реально живая вся.
Потом привыкаешь, сваливаешь на полку всяческую фигню
И успокаиваешься»