Всё умирает тихо.
Здесь уже давно не было дождя. Здесь, за моим окном. По этому птицы пили с прохожими вино, а цветы поливали бродячие псы.
Худые от холода руки рвали мятый конверт. Добравшись до письма, на глазах выступили две капли призрачной жидкости. Но глотать их нельзя было. В них содержалось столько боли, что ощущений раскалённого кома, хватило б на каждого прохожего. Боли, где то там, внутри. Содержимое письма вызвало водопад Агония. Лучи течения усиливались. И пробивали себе путь к каждой царапине на бумаге, оставлены сухим пером. Они заполняли рвы синим чернилом. Если бы я не знал алфавит, то подумал, что это картина.
Стало душно. Душно и тошно от присутствия, казалось бы, чего то очень близкого и родного. Чувство выцветания посетило меня. Именно. Даже отмирания. Лепестки моего цвета больше не желали распускаться и тянуться к вещам, которым я дорожил ещё вчера. И уже не жаль. Уже совсем апатично. Уже никак.
Я помню до сих пор то слово. То последнее слово, которое горело в моих руках. И солёные капли моря, из моих глаз, не справились с пламенем.
Прошлым летом я забыл, что именно я должен написать сегодня. Потому что я лишил свою книгу большей части листов. Я не знаю где сейчас они. Возможно некоторые из них плывут по ржавым трубам с надеждой попасть в свой океан, а другие уже летают, где нибудь выше уровня морей и полей. Но это сделало меня сильнее. Где то опустевшим. Где то даже одиноким. Но сильнее. Я это чувствую. А шрамы от вырванных страниц уже не беспокоят мои сны. Напротив-я научился летать. Ну почти. Страницы я напишу новые и мне помогут в этом мои черти. И твои тоже.
И знаешь, это вовсе всё не то, что я хочу написать и вообще писать. Хочется чего нибудь действительно доброго. По настоящему.
Я оставлю это письмо открытым...допиши его как нибудь. Скучным, зимним вечером. Или наоборот-весенним утром. Просто допиши. Я буду ждать...
Моим киллером всегда была ты. Думаю свою роль ты выполнила совершенно. Я увольняю тебя. Твоя пуля всегда будет в моём сердце.