Майкл шёл по одной из центральных улиц Нью-Йорка. Картина была более чем сюрреалистичной: на фоне темнеющих небоскрёбов метались что-то крича на непонятном ему языке разодетые в национальные костюмы индейцы. Отовсюду слышались вопли и стоны... Первые этажи большинства зданий горели, и огонь -- отбрасывая зловещие отблески -- хоть и медленно, но неуклонно охватывал всё большее и большее пространство некогда прекрасного города... Жути, и к без того страшной картине, подбавляла сама природа: небо было свинцово-серым, постоянно озоряющимся всполохами зарниц...
Майкл таращил глаза на всю эту вакханалию с перекошенным от ужаса лицом. Зубы, помимо его воли, раз за разом начинали отстукивать предательскую дробь. Глубоко в подсознании прочно угнездилось то затухающее, то вновь обостряющееся (неведомое ему ранее) чувство какого-то странного беспокойства... Это был не страх. Его скорее можно было бы определить как безысходность, как некую обречённость...
Причём это чувство действительно ЖИЛО -- то обостряясь, то затухая...
Он почему-то вспомнил как несколько лет назад у него возникли проблемы с сердцем. Тогда был поставлен неутешительный диагноз: аневризма. Правда, в итоге, всё (слава Богу!) обошлось. Но саднящая сердечная боль и бессонные ночи, в которых он не раз готовил себя к предстоящей встречи с Творцом, запомнились очень хорошо...
Что ни говори, а ощущение было прескверным. "Если бы я был волком, я пожалуй бы завыл... Даже без луны" -- подумал всегда отличавшийся здоровым чувством юмора Майкл, кисло улыбнувшись. Но даже эта полуулыбка почему-то придала ему бодрости духа и он, сменив аллюр и направление начал выбираться из охваченного бесноватыми людьми центра, решив, что нужно найти место поспокойнее: всё неспешно и тщательно обдумать, а, может быть, удастся кого-то и пораспросить...
Вдруг, ощущаемое каким-то шестым чувством движение сзади, удар по голове, и темнота...
И только содняще-зудящее беспокойство, казалось, жило какой-то своей, неведомой Майклу жизнью...
Майкл открыл глаза. Над ним склонились несколько размулёванных в боевую окраску индейцев.
-- Кажется очнулся, -- сказал один из них по английски, с явно южным, скорее всего -- техаским акцентом.
Майкл лежал на каком-то помосте. Лицо неприятно стягивала какая-то не то маска, не то крем... -- что-то очень липкое и противное... И ещё было такое ощущение будто бы на голове разом вздыбились все имеющиеся у Майкла волосы. Затылок здорово болел. Да и общее ощущение было отвратительно одурелым...
Под головой лежало что-то мягкое, мокрое и прохладное, успокаивающе действующее на пульсирующий болью затылок.
-- И откуда же ты такой умник взялся, -- сказал один из склонившихся над ним индейцев, ловко меняя под головой Майкла спасительный компресс. Английская речь этого индейца была чёткой, правильной, абсолютно чистой... Голос звучал доброжелательно, но в глазах угадывалось плохо скрываемое беспокойство... Впрочем, в данном взгляде присутсвовала целая гамма чувств, включая в себя своеобразную смесь подозрительности и ярко выраженного недоумения...
Всегда исключительно наблюдательный, обладающий прекрасными аналитическими способностями Майкл, начал было размышлять над всем этим, несколько забывая о происходящих с ним дичайших несуразностях, попытался приподняться, но... -- резкая боль в затылке, и он вновь потерял сознание.
"Как красиво!" -- мысленно воскликнул Майкл. Вокруг была почти идеалистическая картина так любимого им ньюйоркского центрального парка: на фоне возвышающихся чуть поодаль небоскрёбов беззаботно прогуливались обычные горожане, тихо о чём-то переговариваясь. Многие были с детьми. Стояла прекрасная тёплая, сухая погода. День был солнечный и радостный... И никаких индейцев.
-- Ну вот, приходит-таки в себя... Молодец!
Майкл с трудом поднял ставшие почему-то очень тяжёлыми веки. Сквозь застилавшую глаза пелену, он разглядел бело-красные индейские перья, составляющие разительный контраст с серо-бурым, всё ещё затянутым тучами небом.
-- Не делайте резких движений, в вашем состоянии это очень опасно... -- услышал он как бы издалека обращающийся к нему мягкий женский голос. Майкл с полувздохом-полустоном вновь закрыл глаза. Лицо не только было неприятно стянуто каким-то непостижимым для Майкла образом, но и всё горело, местами вызывая пренеприятнейший зуд. На голове всё также была какая-то непонятность: как будто что-то на неё надели, что было очень неудобным и здорово мешало, даже в спокойном, лежачем положении. Во рту пересохло.
-- Что со мной? Где я? -- голос Майкла звучал глухо, с каким-то неестественным ни то свистом, ни то хрипом.
-- Лежи, лежи... Скоро всё узнаешь... -- ответил голос доброжелательного индейца, с правильной английской речью. -- Нам тут надо ненадолго отлучиться... С тобой останутся Рейчел и Джон. Лежи, пожалуйста, спокойно...
Майкл услышал удаляющиеся шаги нескольких человек.
Лицо горело, голову что-то очень неприятно сдавливало, подступала тошнота. Но Майкл терпел и лежал спокойно, полагая, что это лучше, чем очередной обморок.
-- Рейчел, -- почему-то он решил обратиться именно к женщине, -- что у меня с лицом? И на голове, -- добавил Майкл, немного помолчав.
-- Потерпите ещё немного: скоро вернутся наши, всё объяснят...
"Хм, скоро..." -- подумал Майкл. И действительно: ему сейчас казалось, что минуты протекают значительно медленнее часов. Да ещё это занудное беспокойство...
Майклу показалось, что он как будто бы задремал.
-- Ну что, герой, как дела?
Майкл открыл глаза. Над ним склонился всё тот же доброжелательный индеец. Взгляд его был пристальный, настороженный. Но голос по-прежнему звучал участливо, по-доброму, даже -- ласково... Майкл буквально физически ощутил исходящее от индейца сострадание... и у него перехватило горло, на глазах непроизвольно выступили слёзы...
-- Я... я... не герой... -- прошептал Майкл, с трудом удерживая рыдания.
-- Ну как же, как же, -- улыбнулся доброжелательный индеец, -- разгуливать у нас в таком виде -- истинное геройство!
Мысли Майкла были похоже на английскую кашу (так Майкл именовал полукисельную жижу, которую англичане называли "овсянкой"): "Герой?.. В виде??.. У нас???.." Майкл тяжело вздохнул.
-- Ничего, ничего -- ласково сказал индеец, -- сейчас ещё немного поспишь, тогда и поговорим. Открой-ка рот -- на ладони у индейца лежала разноцветная пилюля. -- Открой, открой, -- вновь улыбнулся индеец, заметив замешательство Майкла, -- это тебя укрепит во время сна.
Майкл открыл рот.
-- Под язык, и постарайся заснуть -- индеец, вложив Майклу в рот оказавшуюся на вкус очень сладкой пилюлю, отошёл в сторону, и начал с кем-то говорить на непонятном Майклу гортанном языке.
Майкл проснулся явно посвежевшим. Ему казалось, что во сне он опять гулял по залитому солнцем центральному парку. Правда теперь была поздняя осень и уже начал работать каток, где он очень любил проводить время со своими друзьями... И ещё как будто вместо привычной популярной среди американцев музыки из репродуктора звучал ободряющий голос его матери...
Майкл открыл глаза. Было темно, и только вспышки зарниц, раз за разом, подсвечивали затянутое клубами почти чёрных облаков небо.
Только сейчас Майкл смог сообразить, что лежит на каком-то не то постоменте, не то пандусе, находящемся в каком-то переулке. Крыша над головой была, но стена наличествовала только с одной стороны: длинная такая, безликая стена... "Дебаркадер какого-то крупного магазина..." -- механически оценил обстановку Майкл. В подсознании смутно ощущалось беспокойство: "Где я? Что со мной?.." Майкл постарался сфокусироваться на мелькнувших событиях, но выходило плохо: голова очень болела, лицо горело, мысли -- расползались...
"Где я? Что со мной?" -- ещё раз с тоской подумал Майкл и аккуратно попробовал пошевелить сначала руками, а за тем ногами. Всё (слава Богу!) было на месте, и всё, вроде как, работало...
-- Лежи, лежи, -- услышал он уже знакомый голос.
-- Где я? Что со мной? -- беспомощно прошептал Майкл, обращаясь к заглянувшему к нему в глаза доброжелательному индейцу.
-- Ты в безопасности. Во всяком случае -- пока... -- голос индейца по-прежнему был добр и ласков.
-- Что происходит? -- Майкл интуитивно задал именно тот вопрос, который подразумевал чёткий, конкретный и, главное, -- развёрнутый ответ.
Индеец пристально смотрел Майклу в глаза, как бы что-то решая для самого себя.
-- А что у меня на голове и... лице... -- решил зайти Майкл несколько с другой стороны.
-- На голове у тебя перья, а на лице обычная индейская боевая раскраска -- улыбнулся индеец.
-- Что происходит?!! -- чуть не в горло воскликнул Майкл; благо в горле всё ещё было сухо, как в невадской пустыне, да и сил у Майкла было не так уж и много... Так что вышел не крик, а какой-то чрезмерно надрывный хрип...
-- Тише, тише, -- беспокойно оглянулся индеец, -- не надо привлекать к себе излишнего внимания!..
Голос индейца всё ещё звучал доброжелательно, но в нём Майклу послышались больше похожие на угрожающие нотки.
Майкл умоляюще посмотрел в глаза вновь склонившегося над ним индейца.
-- Ты действительно не знаешь и не понимаешь где ты и что вокруг происходит?
-- ...Ну... я, вроде бы... в Нью-Йорке... но каком-то очень и очень странном... -- обречённо выдавил из себя Майкл.
-- Так... -- как бы что-то взвешивая в уме протянул индеец. -- ТАК, -- ещё раз уже более твёрдо произнёс он, почему-то погладив Майкла по голове. -- Главное, -- не беспокойся. И не кричи: это очень опасно! Я сейчас -- Майкл услышал спешно удаляющиеся шаги.
Прошло совсем немного времени и Майкл услышал ту же лёгкую поступь, направляющуюся в его сторону.
-- Так, -- снова сказал подошедший к нему индеец, -- давай договоримся следующим образом: сначала я задам тебе несколько вопросов, а ты честно, без утайки ответишь... А потом поменяемся ролями. Идёт?
-- Конечно... -- прошептал Майкл.
-- Итак: кто ты и откуда здесь взялся?
Майкл говорил с полчаса... Даже немного утомился. Индеец всё это время молчал, больше не задав ни одного вопроса. Только взгляд его стал более пристальным и каким-то колючим...
Когда Майкл закончил, индеец ещё ближе придвинулся к его лицу, уже не просто глядя тому в глаза, а как будто пытаясь заглянуть к нему в душу... У Майкла даже участилось сердцебиение. Но он продолжал спокойно смотреть прямо в глаза склонившемуся над ним индейцу.
-- Хорошо, -- наконец протянул индеец после довольно продолжительного, тягостного молчания, -- спрашивай.
-- Что происходит?
-- В каком смысле: что именно ты имеешь в виду?
-- Что происходит вокруг вообще, и со мной -- в частности? Откуда здесь, в Нью-Йорке... если это, конечно, Нью-Йорк... -- тихо, чуть ли не со стоном прибавил Майкл, -- откуда здесь кругом появились беснующиеся толпы индейцев? И почему мы с тобой, хотя я в тебе безошибочно могу угадать американца далеко не в первом поколении, находимся в таком клоунском виде?
-- Ну вид у нас не столько клоунский, сколько -- маскировочный... А вот на счёт американцев в каком-то там поколении... М-да... -- с нескрываемой грустью протянул индеец-американец, и неспешно начал свой рассказ...
"Относительно недавно к нам в страну приехали некие люди, с огромным количеством долларов... Никто толком не знает: откуда они приехали, кто их послал... А вот цель их пребывания...
...............
Майкл не верил своим ушам! Он слушал американца-индейца с широко открытыми от ужаса глазами и всё время силился проснуться: "Нет, это не может быть правдой -- судорожно думал Майкл -- не может!!" Он даже думал было закричать, чтобы "окончательно" проснуться, но мысль о возможной опасности, о которой так нервно предупреждал его американец-индеец, остановила этот его порыв.
А между тем, его собеседник продолжал рассказывать всё новые и новые жуткие подробности о произошедших и происходящих в текущий момент событий, от которых у Майкла судорожно сжималось сердце...
-- Не может быть... -- вдруг прошептал Майкл по русски -- это же примерно как на Украине...
Вспышка... какое-то странное, незнакомое Майклу ощущение... и... Майкл стоит на площади посреди беснующейся толпы.
"Киев!.." -- с ужасом подумал Майкл, сразу же узнав место, где он каким-то непостижимым для себя образом очутился.
На так называемой площади "независимости" огромное количество "людей" орали, визжали, гоготали и улюлюкали, периодически пускаясь в какой-то замысловатый пляс...
"Кто не скачет, тот москаль" -- выплыло откуда-то из глубин подсознания Майкла, и тут же на передний план вышло тошноватое ощущение особого беспокойства...
-- О! Подивитесь-ка: знами американски индейцы!! -- прокричал кто-то прямо у Майкла над ухом.
Неприятный холодок пробежался по всему существу Майкла... Ему показалось, что все без исключения собравшиеся на этой площади устремили свои взгляды именно на него. Такого всего разодетого, как на карнавал-маскарад...
Майкл, прекрасно владеющий русским языком, и в своём сознании имеющий чёткое предстовление, что русские и украинцы -- братья, а Россия и Украина -- русскоговорящие страны, сказал на чистом русском языке:
-- Здравствуйте, братья! -- для верности впечатления вскинув руки вверх, как бы призывая в свидетели сами Небеса... Странное дело: ведь он, с одной стороны, всё чётко осознавал, -- что ИМЕННО происходит; с другой, поступил именно так, как поступил...
-- Да цэ москаль!! -- рявкнула толпа, -- засланный казачок!!!
Майкл ощутил сильный удар в зубы и провалился в темноту...
Изрядно покачивало. Тело было скованно, неестественно выгнуто и здорово болело. Во рту как будто бы был кляп...
Сквозь шумные выкрики множества голосов едва можно было различить звук, очень напоминающий стук вагонных колёс. Стоял устойчивый, еле переносимый запах смеси табачного дыма, алкогольных паров и ещё какой-то дряни...
Майкл открыл глаза. Взгляд упёрся в оббитую пластиком стенку. Ценой неимоверных усилий Майклу удалось перевернуться на другой бок. Напротив него лежал связанный по рукам и ногам человек, но кляпа у него во рту не было. Человек лежал на спине, повернув в сторону Майкла (очевидно среагировал на его попытку переменить позу). Их взгляды встретились. Майкл ужаснулся той глубине отчаяния, которое он увидел в глазах своего визави...
Постепенно пришло осознание, что они лежат на третьих полках плацкартного купе, куда их, судя по всему, просто-напросто запихнули как какой-то сопутствующий багаж...
Майкл осторожно глянул вниз: человек 12-15-ть бритоголовых (у некоторых были характерные чубы) парней о чём-то очень возбуждённо спорили... Майкл перевёл взгляд на своего соседа. Тот продолжал смотреть на Майкла. Из глаз парня покатились крупные слёзы. У Майкла сжалось сердце...
-- Это "поезд дружбы" -- крикнул ему парень, как бы отвечая на не высказанный Майклом вопрос, подтверждая страшную догадку, признать которую у Майкла не хватало ни сил, ни, -- к сожалению для самого себя -- мужества. Он устало закрыл глаза. В голове замелькали картинки, не раз просмотренных им событий...
......
..........