По заплаканным дорогам
Брёл куда-то человек.
Брови, сдвинутые строго,
Лет не мало и не много,
Но как будто тяжкий век
Нёс за скорбными плечами,
А в невидящих глазах
Столько боли и печали –
И не выразишь в словах!
О весне грачи кричали,
Дождь весенний – как из лейки,
Но у дома на скамейку
Сел нестарый человек
И застыл на целый век.
А прохожие спешили:
Пьян мужик – они решили.
Но ничейные мальчишки
Подошли: «Ничё пальтишко!
Жалко, мокнет под дождём.
- Эй, мужик, чего мы ждём? -
Заблудился, знать, по пьяни.
Поглядим, что есть в кармане…
Пацаны!.. – Вот это номер!
А мужик-то, гляньте, помер!!»
- Ты давай, не трусь, пацан,
Лезь вон в тот его карман.
Слева, тот, что оттопырен.
- Да, карман держите шире.
Ничего тут, братцы, нет,
Только этот вот конверт.
Из конверта на ребят
Глянул весело солдат
И письмо – один листочек.
(Полудетский даже почерк)
И ещё листок вдогонку –
Весть-убийца: похоронка.
…Как же ты посмел, солдат,
Не прийти домой, назад,
Где тебя любили, ждали?
Дождь всё шёл. Они стояли…
Тот, кто старше, наконец,
Произнёс: «Прости, отец».
Первый раз вот так, всерьёз,
Это слово произнёс.
И от этого вдруг слова,
Прозвучавшего сурово,
Что-то дрогнуло в сердцах
У подростков, у мальчишек,
Брошенных, голодных, лишних,
Смутно знавших об отцах.
Гасли окна, но одно
Всё тревожилось окно.
Не гасили свет. Не спали.
Там кого-то ждали, ждали…