черная ночь с глазами быка смотрит на матадора,
что истекает кровью лёжа на атласе цвета вин
эпохи Бардо. мы с тобой пересматривали
все киноленты, где в главной роли
был Бельмондо, смотрели французские фильмы,
плакали и смеялись, делились французскими поцелуями
под одеялом, готовили ужин из стручковой фасоли,
на ночь читали Заводную птицу у Мураками
или играли на девяностом, на платной подписке
с Мурлоками в цитадели,
ты споёшь мне последнюю песню до лета?
до лета, где бархатистые пляжи,
леса диких птиц и их кряжи, купили с тобой
на прошлой неделе на рынке хурму,
она так сильно вяжет, а ты смеёшься,
ведь я тебя щекочу, забираясь руками
под платье. за пределами нас, в городе
всё смогом, в едком дыму, но люди (загадка)
ещё на плаву. на своих дряблых телах,
висельники и гиены. пошли лучше в дендрарий
смотреть на цветы или в океанариум
на электрических скатов. твои поцелуи
по спине моей, словно покатой,
катятся языком, как снежные комья
в лицо шпане с красными носами и варежках
узорами-листьями.
я в любви будто расплылся под лизером.
мы, как дети, стараемся быть чище,
унесёмся в поле с подсолнухами,
будем лежать голыми под солнцем
или под топот слонов отправимся в Азию.
сними с меня оковы, нас ждут фрукты с деревьев
Абхазии, парки с аттракционами
и трубки неоновых ламп, глажу твои руки
и обволакиваю, как сплав.
уйдём же от быта, на лодке по дикой реке,
отправимся вплавь, мимо огромных титанов
и кораблей, разбитых о скалы,
возводим из поцелуев каскады,
железные стропы обвили мне шею
и я задыхаюсь, но по прежнему верю
и черпаю дождь своим уличным языком,
провожая каждый раз лето желтым песком,
я вывожу на себе заветное слово пером,
раз из раза в тебе сгорая костром.