Тянет дождь небеса, у Вселенной суставы болят.
Ревматичные боги втирают в колени амриту…
Я не знала, что будет так больно тебя разлюблять –
вышивать на осколках, сандаловым маслом разлитых.
Это было взаимно. Хоть ты от меня за парсек,
за десятки веков, миллионы судеб и сражений.
Это было наивно, когда – не совсем человек –
выходила из тела в рассветное небо без тени.
Это было похоже на боль исцеления зла…
До того, как с распахнутым сердцем не вышла на люди.
А потом… и другая, и третья, и сотня пришла –
и сказали: «Мы тоже его, миминяшного, любим!»
Ревновать и скрывать, и чудить, и любить этот сонм –
что же так засаднило тобой, будто жалом, не зная…
Почему кашемировый бархатный шелковый сон
превратился в кошмар, на котором тебя распинаю?
Почему ты уходишь так стойко – как будто на казнь?
Почему ты уходишь так тихо – травинка не дрогнет…
Даже тело не верит уже в дивноокий соблазн,
а не то что душа – там в какого-то нового бога.
Всё у нас хорошо. Об-общеньем пробита стена.
Это просто поклонницы: няшки, сердечек фонтаны…
Было много скучнее, когда я с тобою одна –
правда, было? Ведь правда? О чем же всем телом так рвано
умоляет душа? Как сурово тебя умирать…
Будто плоть обретает на кровь перемолотый камень.
Вязнет дождь в небесах, слепота грозовых катаракт…
Близорукие боги растерянно шарят руками…