Когда день мягко съеден ползущей вечерней тьмой,
Неизбежно врастай в её кокон и цепеней,
Долго слушая обнажённой слепой душой
Голоса горьких трав и застывших в саду камней,
Вырастая за рамки написанного холста,
Становясь чем-то большим, чем линии и штрихи.
И почуй, как течёт вездесущая пустота,
Раскрываясь звучанием в душной стране глухих.