Слова простыли. Вот они лежат,
как плюшевые лапки медвежат,
которых кто-то на скамейке бросил,
оторваны от тела и души,
пытаются обнять и высь, и ширь,
нашаривая только безголосье,
безвременье. Вот берег и река,
туман меня от них оберегал,
чтоб я в нём плыл и ничего не весил,
теперь я вижу - мира не обнять,
он из углов, и каждый для меня -
подчёркивает руки перекрестьем.
Идёт маньяк. Он так же одинок,
мы с ним уже практически одно,
но он уже нашел словам замену,
почти нащупал как его разъять,
сутулый ер и искривлённый ять,
и твёрдый знак поставит непременно.
И водит бог назойливой рукой,
обоим нам даруя непокой,
обоих выводя из закулисья
на сцену, где лишь лапки медвежат
на самом видном плюшево лежат,
и живы только листья. Только листья.