РУШАН ПИЛОСЯН
КЛОЧКИ ПАМЯТИ
КНИГА ПЕРВАЯ
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Воспоминания, добрые или недобрые, наши неотвязные спутники жизни. Они – плод наших дум и чувств, и, хотим мы этого или нет, всё же носим этот не всегда приятный груз в течение всей нашей жизни. Говорят, что самый несчастный человек тот, который живет только воспоминаниями. Но, зависит ли это от нашей воли? Воспоминания – отголоски прожитой жизни и они всегда будут: иногда частично, иногда – полностью. Это или события вчерашние, или десятилетней давности, иногда приятны, иногда – мучительны…
ВРЕМЕНА ГОДА
Осеннее настроение
Тёмные серые тучи, мрачные мысли, холодные и молчаливые голые кроны деревьев, утомленная надежда на солнце…
От того золотистого мира тёплых и нежных слов, улыбок, полных любви, красочных цветных грёз и нежных губ, от последней надежды осталась лишь горстка воспоминаний, да и те съежились в объятиях увядающей листвы, жёлтых осенних листьев, умирающих от холода и сырости…
А короткие осенние дни, ленивое солнце, долгие дожди, печальные песни и слова вспоминают прошедшую весну и угасающую любовь, которая казалась вечной. Вспоминают море летнее и ласковую волну, которая выносит на раскалённый песок ромашки и обещает сказки тысячи и одной ночи. Когда златовласое солнце, утомлённое, но самодовольное, опускалось в объятия гор, когда очаровательный вечер тихо окутывал лес, в небе зажигались кристаллики звёзд – жемчужин, жизнь казалась сном, дорогой с золотыми цепями…
И почему именно осенью, на закате природы, вспоминаешь дни прошедшие, их счастливые мгновения? Дни, которые, быть может, никогда больше не повторятся…
Вспоминаешь тот счастливый миг, который подобен вспышке падающей звезды, короткий, как жизнь бабочки, как весенний цветок …
А в твоём тёплом и ласковом взгляде я прочитал признание, но, увы, оно было обманчивым, а я поверил. И казалось, что нет на свете человека, счастливее меня, и казалось, достиг я непреступной вершины... И казалось, что вечен этот счастливый миг любви… И казалось, что я властелин Вселенной… Я сошел с ума, опьянел, и нет другой мечты…
Но сейчас, под осенним монотонным дождем я бреду в поисках тебя, чтобы спросить: «Отчего, душа моя, ты забыла наше лето, чудесное море синее, ромашки на берегу?»
А осенний влажный ветер, вместе с тяжёлыми мрачными тучами, гонит и уносит вдаль мою сокровенную мечту. Дождь смывает твои следы, не оставляет ни одного, чтоб можно было идти по ним и найти растоптанные ромашки… Своим дыханием вернуть их к жизни, чтобы снова они, ласково улыбнувшись, пробудили старые мечты. Чтоб снова опьянеть, сойти с ума от твоих слов, от твоих обжигающих губ, от твоего загадочного взгляда. И, может, тогда я снова стану властелином Вселенной. Я должен сохранить мечту, иначе с этим осенним ветром пропаду навсегда и бесследно, и останусь лишь в твоих воспоминаниях. Быть может, придут ещё новые вёсны, и знойный ветер, вместе с белогривыми волнами на золотистые пески вынесут новые ромашки...
Первый снег
Первый снег… Он всегда выпадает неожиданно, как приходит первая любовь. Первый снег выпадает обычно в самое неурочное время, оповещая о конце осени и предсказывая увядание природы.
… Снежинки, подобно слетевшим с веток бабочкам, попрыгивая, кружатся в танце, затем степенно опускаются на горы, поля и леса, принося земле, уставшей от осенних ветров и монотонных дождей, долгожданный покой…
Белым и мягким снегом, будто одеялом, укрыто всё вокруг: природа в глубоком сне, ей снится яркая весна, и ушедшие дни – хорошие, добрые, счастливые и несчастные, удручающие и возвышающие, дни тоски и надежд, черные дни невосполнимых утрат. Сколько весен, лет и зим прошло с тех пор – с яркими днями, с метелями, с грозой и жарким солнцем, с трелью соловья и волчьим воем, с синим небом и грозным градом! Сколько деревьев дали плоды, а сколько остались бесплодными, сколько песен спела плакучая ива, сколько песен упало, пронзенных пулями! Приходят и уходят как караван воспоминания, мечты… А сколько их придет и уйдет, пока еще хранит тепло покрывало земли, покуда снег не растаял, чтобы в будущем стать хрустальным родником. Ещё будет шагать караван мечты, что зовётся жизнью, данной от Бога. Жизнь вечна для природы, а для того, кто родился и называется человеком, она всего лишь капля в море…
Снег был мягким и пушистым под ногами!
Снег был добрым и тёплым для сердец!
Кто прошёл по снегу – оставил свой след:
Это капля жизни…
Кто-то бегал по этому полю, покрытому снегом,
Кто-то в спешке прошел по этому полю, покрытому снегом,
Если вдалеке его ждал какой-то свет…
Это капля жизни…
Первый снег… Как неожиданно пришёл он, вызвав столько разнообразных чувств. Теплые дни утрачены, зимняя стужа порой смущает душу человека и вселяет в неё разочарование. Наши глаза наполняются слёзами не только от искрящегося под солнцем снега, но и темнотой долгих, бесконечных зимних ночей. Но надежда, последняя опора в нашей жизни, не покидает нас, не покидает нас…
Весна прошла
Весна прошла со слезами талого снега, с изумрудной зеленью, с лопнувшими почками деревьев, а я даже не заметил, как она прошла…
Весна прошла с необузданной грозой, с ароматом роз, с грацией ромашки, а я даже не заметил, как она прошла…
Весна прошла с водопадом проснувшихся чувств, с лучистыми взглядами, с трепетом ожидания, а я даже не заметил, как она прошла…
Да, весна прошла, и я не заметил её… Это что-то неслыханное и невиданное. Впервые в жизни я не заметил самое прекрасное в мире – весну. Хорошо ещё, что в памяти запечатлены прошлые вёсны, и хорошо, что я покуда не потерял память, которая и подсказала мне – весна прошла…
А, быть может, было бы хорошо, если б я вовсе потерял память. Нет памяти – нет страдании, боли, ночных кошмаров. Есть только весна, которую воспринимаешь всем своим существом, восхищаешься этим чудом природы и с нетерпением ждешь прихода следующей весны…
А эта весна прошла… незаметно…
Весенний этюд
Небо, подёрнутое синевой, ласкает глаз, опьяняет своей чистотой и недоступностью. Солнце, сбросившее с себя зимнюю неволю, ласково улыбается каждому. В ответ ему улыбаются зазеленевшие деревья и распустившиеся цветы, птицы подают голоса, нарушая гордую тишину леса. Улыбается и нежная фиалка, устремившая в синее небо свои голубые глазки. Её лепестки, дрожащие то ли от счастья, то ли от легкого ветерка, как бы зазывают пролетающих мимо пчел: «И мой нектар забывайте!..». Какой-то безмятежный покой опустился на землю как бесконечный, счастливый сон…
Весна…
Тучи, гонимые ветром, быстро заволокли небо. Солнце временами выглядывало из-за них, будто подмигивая ещё недавно улыбавшемуся миру. Но, в конце концов, и его поглотил мрачный поток. Улыбка застыла на кронах деревьев. Где-то вдали молния пронзила небо. Испуганные раскатом грома, птицы замолкли, сбились в кучу. Капли дождя бешено заколотили по деревьям и цветам. Эти тяжелые, как свинец, капли не пощадили и нежную синеокую фиалку. Она, подобно смущённой невесте, склонила низко голову и задрожала от холодного дождя. Загрустила фиалка: она мечтала о солнце, им она жила… А дождь всё шел и шел…
Весна…
Неожиданно начавшийся дождь также неожиданно и оборвался. Тучи выжали последние капли и, видимо, довольные содеянным, гордо и чинно стали убирать мрачный влажный занавес. Солнце выплыло из-за облаков и, как освободившийся от оков узник, заулыбалось ярче прежнего. Насытившаяся дождем земля выдохнула пар. От её тёплого и влажного дыхания вновь пробудился лес. И вновь тишину леса разорвали жужжание пчел, трели птиц, журчание, возникших после дождя, больших и маленьких ручьев.
Синеокая фиалка осторожно распрямила сначала один лепесток, потом другие и со слезами счастья на глазах взглянула на синюю, бездонную даль. А там – то же яркое солнце, то же голубое небо, тот же, окутавший мир, безмятежный и животворный покой…
Весна…
Летняя печаль
Летнее солнце… Синее море… Золотой песок…
Чудесная погода, блаженное время, гармония души, беззаботные мысли…
Я, сидя на берегу моря, увлечен далеко проплывающимся парусниками… Но это всего лишь занавес моей души… Если ты вздумаешь открыть этот занавес, то… Нет, тебе лучше отказаться от этой мысли, потому что там, за занавесом, глубокая осень, нудный дождь… Там неизлечимая печаль, там мои грустные воспоминания, там моя летняя печаль…
Летнее солнце… Синее море… Золотой песок…
Чудесная погода, блаженное время, гармония души, беззаботные мысли…
Там, за занавесом, я из своих воспоминаний вырываю твоё имя и пишу его на раскаленном песке, и вдруг весь мир становится маленьким и помещается в этом единственном слове - в твоём имени. Летнее солнце греет песок, и вместе с песком – весь мир, собранный в твоём имени… Я наслаждаюсь тем теплом, которое доходит ко мне вместе с твоим именем…
Летнее солнце… Синее море… Золотой песок…
Чудесная погода, блаженное время, гармония души, беззаботные мысли…
Но это всего лишь занавес моей души…
Пусть всегда будет нависать этот занавес, за которым моя летняя печаль, полная грустных воспоминании… Пусть ты никогда не увидишь, как я пишу твоё имя каждый день на горячем песке – с утра до вечера… Пусть ты никогда не увидишь, как катиться на берег волна, чтобы охладить пыл горячих песков. А когда она возвращается назад, вместе с песком уносит в море и твоё имя…
Но я снова пишу его на песке, а волна обнимает и катится назад…
Я хочу, чтобы ты видела только летнее солнце, синее море, золотистые пески… Я хочу, чтобы вокруг тебя всегда была прекрасная погода, блаженное время, чтобы твои ощущения всегда были гармоничны, а мысли – беззаботны… Я хочу, чтобы ты была счастлива. А это будет лишь в том случае, если занавес моей души всегда будет закрыт для тебя… Занавес, за которым моя летняя печаль…
ГЕНОЦИД
24-ое апреля…
… 1915 год, 24-ое апреля…
Весна опустилась на землю армянскую, расцвели абрикосовые деревья, украсились зеленью леса и поля. Аист обновил старое гнездо, ручеек зажурчал веселой песней… Небо стало голубее, а солнце – ярче…
Армянин снова лопатой и мотыгой «выжимал» свой хлеб из земли и камня. Своим молотом и резцом тесал святой церковный камень, арку сооружал – арку веры и будущего, арку любви и счастья…
В горах вновь свирель запела песню гор, опять полилась армянская мелодия из дудука. Жизнь проходила по вековым колеям, что зовется Арменией и Масисом, «Оровелом» и «Нубар-Нубаром», храмом святым, кружевным хачкаром…
Была весна… Но что случилось вдруг?.. Почему снег пошел из безоблачного неба, кровью покрылась страна армян. Почему снег выпал на голову того народа, имя которому армяне. Горы и ущелья, сады и поля, деревни и города, каждый дом вдруг потрясли человеческие вопли и безнадежные молитвы, умирающие, просящие помощи, голоса. Как это случилось, что опустошалась целая страна, как это вырезали целый народ на виду всего мира?... Как это случилось, что турецкий ятаган не пощадил никого – ни старых ни малых, ни женщин, никого… «Где ты был, Бог, когда уничтожался целый народ?».
Весна… Геноцид… Великий Геноцид армян…
А ты, память, до каких пор будешь напомнить, что был древний народ… Народ строящий, народ творящий… И была страна прекрасная с горой Арарат – святыней и символом нации… И был Ани – город храмов, были города Ван, Муш, Зейтун, Сасун… И были гении, сыны Армении – Комитас, Зограп, Сиаманто, Варужан…
Ты, память, до каких пор должна помнить, что от цветущей страны осталась пустыня, а в пустыне той – армянские черепа, и кости, кости… А те, что чудом спаслись, рассыпались по всему миру, чтобы словарный запас потомков обогатился ещё одним словом – диаспорой, армянской диаспорой…
Ты, память, до каких пор должна остаться на губах армянина грустной песней – песней скитальца: «Пойдем, сынок, пойдем в нашу страну»…
… 1915 год, 24-ое апреля…
Возможно ли стереть из памяти армянина эту кровавую страницу истории, возможно ли уговаривать, заставлять, угрожать армянину, чтобы он забыл Геноцид? А, вообще, нужно ли забывать? Для чего забывать и как забывать? Да, и как забыть, когда память стала геном, который передает из поколения в поколение одно из самых больших преступлений двадцатого века? А наследники преступника до сих пор не хотят признавать своей вины… Нет, надо помнить и напоминать всем, чтобы больше никогда не повторилось такое ни в одном уголке мира…
У барельефа
24-ое апреля…
С раннего утра начинается шествие к одному из ереванских холмов – к Цицернакаберду, к памятнику жертв Геноцида… У всех на руках цветы, из которых возле вечного огня памятника образуются холмы…
По дороге к памятнику есть небольшая мраморная плита – барельеф, на котором изображен один из множественных ужасающих эпизодов Геноцида… На барельеф прохожие тоже возлагают цветы, ставят свечи…
В этот день на плите тоже были цветы, рядом горела одна большая свеча, но на этот раз зрелище было необычное, и «виновницей» этого была пожилая женщина, щупленькая, с седыми волосами. Она вся была в черном. Старость оставила глубокие борозды на её лице. В руках держала букет цветов – алые гвоздики, которые дополняли её образ, составляя одно грустное целое. Кто эта старая женщина? Никто не знал об этом. Люди останавливались ненадолго возле неё, молча смотрели и продолжали свой путь. Потом один из прохожих пояснил: в 1915 году она потеряла всех родных – двенадцать человек, собственными глазами видела, как жестоко убивали родителей, братьев и сестер… Сама чудом спаслась…
Слёзы появлялись даже у мужчин… А пожилая женщина молча сидела у барельефа, держа в руках букет алых гвоздик…
Ненависть
Когда меня спрашивают, почему я ненавижу слова «турок» и «Турция» и всё, что связано с этими словами, я объясняю: потому что их не любил мой отец. А когда спрашивают, почему их не любил мой отец, я рассказываю эту историю…
… Вооруженный до зубов отряд турок внезапно ворвался в деревню. Заставленные в врасплох жители попытались бежать или спрятаться в домах, надеясь таким образом избежать турецкого кровавого ятагана… Увы…
… Мать в тонире пекла хлеб, сестры помогали её… Отец, который был умелым столяром, решил смастерить новую дверь для дома… А десятилетний Корюн (мой отец) со своей хромой тетей поливал огород…
При появлении турок, тетя успела с Корюном спрятаться в хлеву. Оттуда они с ужасом наблюдали, что творилось во дворе…
Остальные члены семьи не смогли ни убежать, ни спрятаться… Турецкие солдаты поймали и связали всех. После того, как изнасиловали мать и сестер, их бросили в горящий тонир и заживо сожгли… Отца свалили на землю и его же пилой отрезали голову…
Турки давно ушли, не пощадив никого из односельчан, а чудом спасшие Корюн и его хромая тётя, скорее мертвые, чем живые, съежились в углу хлева, боясь выйти из своего убежища. Перед их глазами все еще стояли картины человеческой бойни, в их ушах ещё звенели ужасающие вопли родных… И только с наступлением темноты они осмелились выйти из хлева и уйти подальше от этого настоящего ада…
Отец эту историю всегда рассказывал с ужасом. Прошедшие десятилетия так и не смогли залечить рану, стереть из памяти эту резню…
По истечению времени эта история стала и моей нравственной «собственностью», с каждым годом оставляя ещё больше «осадков» в моей душе, усиливая тем самым ненависть мою. И как бы я ни хотел подавать эту ненависть, память упрямо «угощает» мои сердце и ум этой историей, которая с годами становится «собственностью» уже моих детей…
МОЛИТВА
Звездопад
Перед рассветом звёзды прощаются друг с другом: они нежно мерцают своими лучами-крыльями и гаснут от первых лучей солнца, условившись встретиться в следующий вечер. Они не могут не встретиться, потому что не могут жить друг без друга. А до этого, всю ночь они беседуют, беседуют…
Те дневные часы, которые разделяют звезды, им кажутся вечностью. А когда солнце собирает свои лучи и сладко засыпает в объятиях своей матери, на тёмном небе снова появляются лампады, и возобновляется звёздная беседа. Это даже не беседа, это космическая мелодия, звёздная симфония – яркая и чистая, как детская улыбка, как непорочная природа, как вечная любовь…
Каждая звезда имеет своего друга, то верное существо, без которого невозможна жизнь во вселенной…
Но, увы, звёзды тоже не вечны… И случается так, что какая-нибудь из звезд, ярко сверкнув на небосклоне, падает вниз… Гаснет одна лампада, уход которой, кажется, не заметным среди миллиардов звёзд. Но в этих миллиардах есть одна звезда, для которой смерть друга равна собственной смерти, потому что та, уже погасшая звезда, единственная, неповторимая и незаменимая. Вот почему, когда какая-то звезда, сверкнув в последний раз, падает вниз, за ней сразу следует другая звезда, та единственная, которая заметила смерть друга, и для которой жизнь во вселенной тоже закончилась… И начинается звездопад…
А для других звёзд жизнь продолжается, продолжается звёздная симфония –яркая и чистая, как детская улыбка, как непорочная природа, как вечная любовь…
Последнее письмо
Моё последнее письмо я начал писать с того дня, как написал первое. Одна мучительная мысль, как червь, всё время грызла мой мозг, отравляла настроение, омрачала счастье. Изнуряющая боль, которая всегда стояла рядом, бесконечно повторяла – ПОЗДНО, ПОЗДНО! Я пытался игнорировать, а иногда – опровергать её (наивный человек!), то есть, надежда ещё тлела где-то в глубине. А я, воодушевлённый этой крошечной надеждой, рвал последнее письмо, чтобы секунду спустя начать новое…
Так проходили дни и месяцы, а крошечная надежда, как шагреневая кожа, с каждым днём становилась всё меньше, почти незаметной. В один прекрасный день я понял, что надежда исчезла – её НЕТ! Но даже тогда я разорвал последнее письмо, не зная почему…
Это было два года назад…
ЕЁ второе неожиданное появление в моей жизни перевернуло во мне всё, что можно было перевернуть. Я одним прыжком преодолел несколько десятков лет и наконец-то понял, что всю жизнь любил только ЕЁ, только ЕЁ я ждал, только о ней мечтал. Я понял, что другая «любовь» была мимолётной и почти ничего не оставила в моей душе. Я эту «любовь» забыл так легко, как забывают обычную головную боль или усталость. Я понял, что только ЕЁ не забыл, что везде искал только ЕЁ все эти годы. Может быть, это и есть любовь? Не знаю. Только знаю, что был счастлив ЕЁ счастьем, жил тем, что она есть, жил ЕЁ запоздалой любовью… ЕЁ ЗАПОЗДАЛОЙ ЛЮБОВЬЮ, которая ещё больше обостряла мою. Она делала меня самым счастливым человеком в мире и, одновременно, самым несчастным, потому что ЕЁ ЛЮБОВЬ ОЧЕНЬ ОПОЗДАЛА… В этом случаи поговорка «Лучше поздно, чем никогда» становится бессмысленной – пустым выстрелом…
Последнее письмо… оно и есть последнее. Но как закончить его, чтобы всё было логичным и целостным, законченным и всеобъемлющим, простым и прозрачным как стекло, чтобы, когда оно закончится, не возникло вопросов. Разве можно написать такое письмо. Как бы ни писал и ни объяснял, всё равно, останутся тёмные пятна, для освещения которых нужно написать ещё одно последнее письмо. Какой вывод? Закончить письмо и всё… Остальное пусть завершит фантазия адресата? Может быть, это правильно… Значит, конец… последнему письму…
Одиночество
Синий был ослепительно ярким… Но он постепенно тускнел, потому что угасал Оранжевый – солнце, расцветавшее в сердце Синего. Оно угасало и превращалось в искорку, время от времени мерцая в глубине тускневшего Синего…
Чёрный клубами окружал Белоснежные цветы, вынуждая их отступать в собственные недра. Белоснежные цветы сопротивлялись, но их было мало, и они были очень нежны, чтобы оказать серьёзное сопротивление огромным Чёрным клубкам…
Таким образом, Оранжевый оставался один, окруженный потускневшим Синим. Он страдал от одиночества, но его больше всего печалило присутствие пустого пространства между собой и Белоснежными цветами, окружёнными Черными клубками. Это пустое пространство никогда не сокращалось и не уменьшалось, поэтому Белоснежные цветы никогда не приближались, от чего Оранжевый ещё больше чувствовал себя одиноким.
Это одиночество длилось дни, месяцы, которые превращались в годы. Конечно, иногда, на очень короткое время, Синий становился ослепительно ярким, Оранжевый воспламенялся с новой силой, превращаясь в огромное солнце. Чем больше пылал Оранжевый, тем ярче сиял Синий, становясь ослепительно ярким. Вот в такие моменты Белый становился огромным… Пространство моментально сокращалось и наполнялось Белоснежными цветами, ярким Синим и горячим Оранжевым. Яркая, ослепительная и горячая тройка цветов властвовала повсюду, от Черного не оставалось и следа. Создавалось такое впечатление, что так было всегда…
Чарующая игра цветов, появлявшаяся внезапно и нежданно, таким же образом исчезала, и всё становилось на свои места, потому что так было всегда. А то, что видел Оранжевый, был всего лишь мираж… Оранжевый, как и прежде, был одиноким, окруженный потускневшим Синим. Он снова был грустным от того пустого пространства, которое отделяло его от Белоснежных цветов. Его опять мучило одиночество, вечное одиночество…
Признание
Ещё не изобрели ту единицу измерения, которой можно измерить мою любовь к тебе, радость моя…
Ни один язык в мире не имеет тех слов, которыми возможно описать всю величественность моей любви…
Ещё не создано такое оружие, которым можно убить мою любовь…
Молитва
Я молча угасаю без тебя:
Люблю и страдаю от любви.
Шепчу я, с печалью на губах,
Горького одиночества молитвы...
Я должен быть очень сильным, я должен терпеть эту боль. Но как мне забыть тебя навсегда?
Я люблю тебя, тебя я люблю… Это уже не любовь – я обожаю, обожествляю тебя так, как не почитал никогда ни один язычник своих богов…
Пусть богиня моя будет счастливой – готов я пожертвовать своим счастьем… Готов я так же пожертвовать собственной жизнью, лишь бы ты, любовь моя, была счастлива. А для этого… я должен быть сильным, очень сильным, я должен терпеть эту боль, терпеть, но как мне забыть тебя навсегда?
Моя песня, которая родилась из боли и с болью, моя песня, обожженная в море боли и замесившиеся болью, звучит больно…
Я должен жечь последний мост, разорвать всякую связь, стереть прошлое и настоящее, забыть, что есть будущее, я должен… Но как мне забыть тебя навсегда?
У памяти нет выключателя, память умирает лишь со своим хозяином…
Беспорядочные мысли, слепые блуждания, непонятно, где правда, а где – ложь? Я не знаю, с чего начать и чем закончить?
Возле моего виска – дуло пистолета, но опять не хватает смелости… Жить стало невыносимо тяжело, жизнь – бессмысленна… Любовь – обоготворение, любимая – недосягаемая богиня…
Волны бьются о скалы… девятый вал… буря… Нет, это уже не любовь, это - обоготворение, поклонение верующего, который не знает ни меры, ни границ! А где та граница, после чего любовь умирает молча?
И опять – приступ, и опять – черный пистолет возле моего виска… и выстрел пронзает полуночную тишину, а тишина звенит в сердце тёмной ночи, тянется, сочится, становится липкой и удушливой…
Священник, не пугай меня предстоящим адом и муками. Я уже давно в аду – жизнь моя и есть ад, куда уж больше! Только не знаю, где моё чистилище, и ещё, не знаю, чем искупить свою вину?
Фотография и подпись: «Мой муж, какое это счастье!»… Погоди, а я?.. Я должен быть очень сильным, терпеть эту боль. Но как мне забыть тебя навсегда?
Хочу закричать, чтобы весь мир узнал – я люблю тебя, так хочу тебе сказать опять ( уже который раз), что люблю тебя… Но как сказать, когда запрещено мне об этом даже… думать…
Меня мучает невыносимая тоска по тебе…
Что за огонь, словно костер, разжёг мою растерзанную душу, за что? Наступает день – тобой я заворожен, опускается ночь – ты опять со мной. Ты везде, в каждом слове, в каждом звуке, в каждой песне я слышу твой голос… Я забыл мой день и мой час, я безразличен ко всему, что творится вокруг меня, только старая песня на моих жаждущих губах…
Я лишний, одинокий и покинутый, я… ещё и преступник. Осмелел чужой клад своим считать, осквернил любовь святой семьи. Я – преступник, одновременно – судья и палач. Сам приговариваю, сам исполняю – жгу все мосты, чтобы в этом огне самому сгореть и превратиться в пепел…
Своё наказание несу я молча… о, как хочу кричать от боли!
А жестокая толпа скандирует. «Заслуженное наказание за преступление!» Заслуженное наказание! Но какое ваше дело? Вы не понимаете, что такое любить святую. Вы лишь умеете камнями бросать, затоптать под ногами, обозвать чудовищем и преступником. Но если бы хоть на миг были бы на моём месте! О, нет, не нужно быть на моём месте, а то и вас назовут преступником!
Я люблю тебя, тебя я люблю… Это уже не любовь – я обожаю, обожествляю тебя так, как не почитал никогда ни один язычник своих богов…
Пусть богиня моя будет счастливой – готов я пожертвовать своим счастьем… Готов я так же пожертвовать собственной жизнью, лишь бы любовь моя была счастлива. А для этого… я должен быть очень сильным, терпеть эту боль. Но как мне забыть тебя навсегда?
Моя песня, которая родилась из боли и с болью, моя песня, обожженная в море боли и замесившиеся болью, звучит больно…
Я должен быть очень сильным, терпеть эту боль. Но как мне забыть тебя навсегда?
НОВЫЙ ГОД
ННГ или «Новый» Новый год
Да, друзья, наконец-то это случилось! После долгих ожиданий (длиной в целый год!), наступил «Новый» Новый год (в дальнейшем – ННГ). Кстати, давайте не забывать, что есть и, так называемый, «Старый» Новый год (в дальнейшем – СНГ). Итак, наступил ННГ, которого с нетерпением ждут все: стар и млад, богач и бедняк, счастливый и несчастный, удачник и неудачник, словом, всё человечество. Все ждут чего-то от ННГ и надеются, что принесёт новое счастье, новое здоровье, новое богатство, новую молодость… о, извините, тут я ошибаюсь! К сожалению, молодость дается раз в жизни, и, если чуть перефразировать знаменитые слова Николая Островского, то можно сказать, что молодость «…надо прожить так…», ну, а дальше сами знаете.
Да, ННГ… И, хотя, дня не прошло от ННГ, но мы уверены, что все главные тосты уже произнесены… Алкогольные (в основном ) и не алкогольные (в качестве дополнения) реки потекли в желудки людей. Пусть не обижаются те, кто пил моря и океаны, а так же те, кто наткнулся на засохший родник. Мы так же думаем, что от ННГ пышных и не очень богатых столов ещё что-то осталось, и что ещё продолжают звенеть фужеры (а у кого-то голова). Все ещё продолжают, без малейшей жалости, грузить и перегружать белками и жирами и без того полные желудки. Иначе говоря, для всех нас (почти для всех) праздничный пир продолжается со всей силой и с несколькими короткими и длинными перерывами дойдет и до СНГ. Значит, доживем до СНГ!
СНГ или «Старый» Новый год
Сегодня 13-ое января. То есть, Новый год, а точнее, «Старый» Новый год (в дальнейшем – СНГ). Значит, опять праздник, опять веселье. Повод, ещё раз хорошенько погулять и выпить: последнее, конечно, не пропустят «мимо ушей» ярые любители «огненной воды».
Все мы ещё не успели, как следует, отрезветь, избавиться от головной и желудочной боли – результат пышных новогодних столов. Все мы собирались насильно заставлять себя войти в нормальный рабочий ритм, чтобы набраться новых сил, а, самое главное, заработать новые денежные средства для дальнейших пиршеств. Понятно, что ни сила, ни деньги на улице не валяются. «На Бога надейся, а сам…».
Мы собирались, но «неожиданно» настал новый праздник – СНГ. Так что, хотим ли мы этого или нет, придется ещё пару дней выделить на поздравления и тосты, уговаривать наши желудки и головы, что это последний праздник… в январе и что не мы повинны в утверждении и проведении праздников. Во всем виновато государство, и мы не имеем никого морального права быть недовольными нашим новым, чудесным и весёлым государством. Более того, у нас и в мыслях нет – разрушить его (то есть – государство) какой-нибудь октябрьской, оранжевой, бархатной или велюровой революциями, чтобы создать другое государство. У нас, действительно нет такого плана, потому что мы не знаем в мире другого, такого государства, где есть столько поводов пировать. У нас есть только один невинный вопрос: «Когда закончится эта «чудесная вереница праздников»? Праздник праздником, но ведь, устали уже от этого… тупого пира…
Быть, или не быть?
После исторического и рокового вопроса «Быть, или не быть?» в жизни человека есть и другие не менее важные вопросы, на которые до сих пор нет точных ответов. Стало быть, эти вопросы одна из основных причин головной боли ученых и не ученых всего мира. Перечислим некоторые из них: «Кушать, или не кушать?», «Пить, или не пить?» (здесь речь идет не только о простой воде, но и о других жидкостей, в том числе, о горячительных напитках). Так же очень важны вопросы «Курить, или не курить?», «Любить, или не любить?», «Ненавидеть, или не ненавидеть?», «Брать, или давать?» (конечно, деньги), «Ответить на пощечину, или позволить, чтобы по другой щеке тоже ударили?» и т.д. и т.п.
Как видите, вопросов много и все они сложные. Поэтому, человечество должно поставить золотую, нет, лучше, платиновую статую тому, кто даст, хотя бы, половину вразумительных ответов на эти вопросы.
Попробуем обсудить (только обсудить, а не давать правильные ответы, потому что мы не гении и не всезнающие и не претендуем на это), на наш взгляд, два самых важных вопроса: это «Кушать, или не кушать?» и «Пить, или не пить?».
На заре развития человечества, когда человек мало чем отличался от животного, ответ на вопрос «Кушать, или не кушать?» был однозначным и пальму первенства без колебания отдавалась кушанью, а точнее, жратве (притом, чем больше жратвы, тем лучше). Но параллельно и одновременно процессу становления человека человеком (извините за тавтологию, просто, речь идет и о форме, и о содержании человека) изменилось мнение человечества об этом очень важном вопросе. Чаши весов всё время колебались то в одну, то в другую сторону, так и не останавливаясь на какой-нибудь из них.
Вопрос особенно обострился в наши дни, а дискуссиям и «кухонным» дуэлям нет конца. Некоторые уверены, что мясо опасно, жиры ужасно вредны, сахар и соль – белая смерть: прочь от белой смерти! Масло –жёлтая смерть зелень – зеленая смерть, черный перец – черная смерть, а красный – соответственно, красная смерть, апельсин – оранжевая смерть… Словом, не хватит всех цветов радуги, чтобы перечислить все разноцветные смерти. Конечно, если не можешь жить без еды и, не исключено, что умрешь бесцветной смертью, то в таких случаях противники еды предлагают или мало есть, или диету. Без сомнения, большая часть тех, кто придерживается такого мнения, представители прекрасной половины человечества – женщины: по их мнению, лучше умереть, чем растолстеть. Полнота это зло, даже – смерть, уверены они. В качестве яркого примера они приводят русского баснописца Ивана Крылова, который, якобы умер от переедания.
Прожорливость вредна и для семейного бюджета – там появляются большие и маленькие дыры-заплаты. Эти дыры-заплаты заставляют государства увеличить зарплату, пенсии, отчего в бюджете этого же государства также появляются… дыры– заплаты, и страна разоряется, а население становится нищим… Разве недостаточны эти весомые аргументы, чтобы нам всем стало ясно: нужно объявить войну обжорству, а лучше - еде вообще.
Противники первых, то есть, ярые сторонники еды, порицают и считают врагами тех, кто пытается лишить человечества от одного из величайших наслаждении – кушанья. Они ещё пытаются доказать, что кушать – это естественная потребность человека, и бытие определяет сознание (да здравствует великий Карл Маркс!), что (это самое главное) человек умирает от того, что не кушает, а не от того, что кушает. Более того, говорят они, нашему организму нужны витамины – чем больше, тем лучше, а не кушать или мало есть – это знак скупости. Ещё один немаловажный факт: есть множество анекдотов о тех, кто мало ест и худой. По этому поводу, один анекдот о худых: «В деревне «N» жил один бедный и очень худой человек. Однажды этот человек, чтобы удовлетворить одну из своих естественных потребностей, а конкретно – кушать, украл хлеб у соседа. Но ему не повезло: его поймали с поличным и решили вести в лес и там привязать железными цепями к дереву, чтобы волки съели его. Сказано – сделано. Но бедному повезло: волки пришли, цепи съели, а его, из-за худобы, оставили и ушли».
Сторонники кушать придерживаются мнения, что и так много поводов – провести день без еды, и в наше трудное время иногда не хватает денег на хлеб, не говоря уже о мясе или масле, сметане или сахаре. Так что, лучше кушай, пируй, пока есть возможность, и не думай о вреде кушанья: ведь живешь всего один раз, потом будет ооочень поздно! Такого мнения придерживается и канадский писатель Стивен Ликок, который, видимо, один из верных воинов армии кушающих. Ликок, как вы увидите ниже, предлагает лучший «рецепт» прожить двести лет. Вот что он пишет: «Наша молодежь охвачена манией здоровья и превращают свою жизнь в каторгу. Они не кушают мясо, потому что в нем много азота, Они фруктов не едят, потому что в фруктах азота вообще нет. Они предпочитают белки и азот бруснике и пышке.
Кушайте всё, что хотите! Кушайте много! Кушайте столько, пока не почувствуйте, что ещё один кусок, и вы уже не сможете перейти из комнаты в комнату и со всем съеденным распластаться на диване. Кушайте всё то, что вам нравится, кушайте по горло. Здесь мера одна: сможете ли вы платить за съеденное? Если не можете – не кушайте! И послушайте хорошенько: не думайте о том, есть ли в том, что вы ели, крахмал, белок азот и клейковина…В обычной еде, что мы кушаем, нет ни азота, ни фосфора, ни белков: каждая нормальная хозяйка в кухонной мойке вымывает всё это до того, когда появится еда на вашей столе…».
Что касается столь же традиционного вопроса «Пить, или не пить?», то здесь тоже нет единого мнения. Человечество, в основном, разделено на две мощные армии, и каждая армия старается навязывать своё мнение (которое только и правильно) противоборствующей стороне и этим положить конец всем разногласиям.
Армия непьющих приводит свои весомые аргументы: она ссылается как на уроки истории, так и современные события и происшествия, которые происходят на наших глазах и в основном заканчиваются трагически, нанося материальный и моральный ущерб как пьющему, так и окружающим. Конечно, понятно, что на данный момент речь идёт об алкогольных напитках, хотя критикуют и тех, кто чай и кофе пьет, и тех, кто употребляет молоко и, даже, воду и другие жидкости. Однако, мы с вами сегодня обсудим те мнения, которые относятся к этому бичу божьему - злополучным горячительным напиткам. Перечислим несколько аргументов непьющих: «Вино, это беда, дорогой Гарсеван» (фраза из фильма «01-99»), «Огненная вода» страшнее дамоклова меча, пьяница разрушает не только свой, но и соседний дом», «Пьяница никогда не разбогатеет», «Одна (рюмка) - хорошо, две – достаточно, три – уже беда» (и поговорка, и песня). И, наконец – то, самый весомый аргумент: есть целый цикл анекдотов про пьяных и алкоголиков. Думаем, этого достаточно, чтобы выяснилось, что алкоголизм это преступление и нужно всячески его порицать и искоренить, любимыми путями.
Но давайте теперь посмотрим, чем обосновывают свои «преступные» поступки большие любители спиртных напитков и не представляющие свою и чужую жизнь без этих напитков. Это те, кто после ста граммов и больше становятся веселыми и непринужденными, сбрасывают с себя всякие комплексы и всем им море по колено. Теперь приведем некоторые «выдающиеся» мысли таких же «выдающихся» представителей этой «бесстрашной» армии: «Налейте, друзья, полные бокалы, пусть армянское (или другое) вино нам будет сладко» (в недалеком прошлом очень распространенная армянская песня), «Великий композитор, поэт, артист и художник не могут быть настоящими творцами, если не будут употреблять спиртного» (очень сомнительно). «Нет ни одного пира, веселья без «горячительных» напитков попробуйте вспомнить хоть одну свадьбу без «ста граммов», «Зимой спиртное самое лучшее (лучшее ли ???) средство согреться. Кто пробовал один раз, того уговаривать больше не надо». Ко всему этому добавим один «грустный» анекдот из жизни пьющих, точнее, из грустного финала их жизни. Вот он: «Сын много пил, и отец, в воспитательных целях, решил однажды повести его на сельское кладбище. К какой бы могиле не подойдут, на плите написано: «Пил, пил – умер». Сын, чем дальше, тем мрачнее становится, а отец, наоборот – веселее. Вдруг сын подходит к одной могиле, читает, что написано на надгробной плите и смеется. Зовет отца и просит прочитать надпись. А там написано: «Пил, пил, три дня не пил – умер».
Ко всему этому нам остается лишь добавить, что на вышеуказанные вопросы однозначно правильных и аргументированных ответов нет и не может быть. Просто, каждый человек сам должен выбрать себе путь, исходя из данной ситуации, собственных возможностей и характера, своего ума и содержимого кармана. Иначе говоря: «Спасенье утопающих дело рук самих утопающих». Остальные комментарии излишни…
ЧЕТЫРЕ НОВЕЛЛЫ О ЛЮБВИ
И весной снег идёт…
И весной снег идёт, когда бьют в набат церковные колокола…
И весной снег идёт, когда прощаются после встречи здесь, в этой жизни…
И весной снег идёт, когда прощаются перед встречей там, в той жизни…
И весной снег идёт… потом приходит зима…
И весной снег идёт… потом всё превращается в болото…
И весной снег идёт, когда ставят точку после недосказанного слова…
И весной снег идёт, когда осиротеешь…
И весной снег идёт, когда тебя оставляют в одиночестве…
Весной всегда снег идёт, когда умирает любовь…
Две свечи
В церкви рядом горят две свечи. Одна из них – моя свеча, другая – твоя.
Я не слышу, о чём они шепчутся. А, может быть, они и вовсе молчат. Просто, время от времени, они приближают друг другу свои пылающие головки, как будто хотят какой – то секрет на ушко сказать. Потом отводят пылающие головки, успокаиваются и слушают церковную тишину…
В церкви рядом горят две свечи. Одна из них – моя свеча, другая – твоя.
Я, не моргая, смотрю на них… И в какой-то момент мне кажется, что они двигаются, как будто хотят приблизиться друг к другу, слиться друг с другом, стать одной свечой, чтобы ещё чуточку рассеять полумрак церкви. Нет, это иллюзия! Они не могут двигаться, не могут приближаться, тем более – слиться друг с другом, потому что их ножки крепко прикованы к земле…
В церкви рядом горят две свечи. Одна из них – моя свеча, другая – твоя.
Они так близко стоят, что если протянут руки, они могут обнять друг друга.
Меня всё время преследует мысль, что ещё один миг, и они бросятся в объятия друг другу, потому что так велико, давно мучающее их, желание. Бросились бы давно, если бы у них были… руки…
В церкви рядом горят две свечи. Одна из них – моя свеча, другая – твоя.
Они не знают, сколько им ещё гореть. Я тоже не знаю, поэтому выхожу из церкви, оставляя их наедине. Я не хочу видеть их огарки. А с другой стороны – интересно, чем завершится их безмолвный диалог, и, завершится ли?
Я и ты
Я выполнил твоё желание – больше не пишу любовные письма. Успокоилась ли твоя совесть? Теперь ты не чувствуешь себя виновной? Счастлива ты теперь?
Ты говоришь: «Гора с плеч упала…». Ты хоть знаешь, где оказалась эта гора? Нет, она не осталась в моём сердце, а, как бумеранг, вернулась к тебе, в твоё сердце. Сейчас эта гора вдвойне тяжелее, потому что к твоей боли прибавилась и моя боль…
То же самое случилось со мной: моя боль вдвойне потяжелела, потому что мы оба занимаемся самообманом.
«Ни с тобой, ни без тебя»,- говоришь ты. Вот наше единственное печальное достижение, если не считать головных болей и бессонных ночей, слёз рыдающей любви, боль разлуки, боль утраты…
Наша четвёртая свеча – свеча надежды, давно погасла, а мы ещё продолжаем мечтать о первых трёх – о свечах спокойствия, веры и любви. И чем больше мы мечтаем о них, тем больше удаляемся друг от друга и, одновременно, ещё больше приближаемся друг к другу.
Нас разделяют горы и моря, но нас соединяет любовь.
Нас разделяют наши близкие, но нас соединяет любовь.
Нас разделяют писанные и неписанные моральные законы, но нас трижды соединяет любовь.
Мы созданы друг для друга, но обязаны жить далеко и раздельно друг от друга – без четвёртой свечи…
Время и мы
Время проходит мимо, не замечая нас. Время никогда не останавливается, никогда не возвращается…
Мы проходим мимо любви, но не чувствуем, не осознаём, что это и была настоящая и единственная любовь. А когда, наконец понимаем, бывает поздно, потому что мы не заметили её, когда она была рядом. А время, как известно, никогда не останавливается и никогда не возвращается. Мы – тоже… Наша единственная и неповторимая любовь остается где-то в прошлом, а мы, как и время, уходим в неизвестность…
Если было бы возможно хоть на миг остановить время и вернуть его назад, если бы можно было ещё раз пройти мимо незамеченной любви, то в мире не было бы несчастной любви …
Время проходит мимо, не замечая нас. Время никогда не заметит нас. Это мы должны подмечать время и всё делать вовремя…
ЭТОТ ПЁСТРЫЙ МИР
Каждый вечер
Каждый вечер, когда, наконец-то, закрываются мои глаза, уставшие от человеческих лиц и повседневности изнуряющего шума, и я оказываюсь в объятиях светлых сновидении, только ты со мной – в моем сердце. Я заворожено слышу твое нежное дыхание, биение твоего сердца, чувствую твой взгляд и твою улыбку, я наслаждаюсь твоим ароматом и твоей теплотой. Я вижу твои сны: они обнимают мои сны – они с моими сновидениями, в моих сновидениях.
Каждый вечер ты посещаешь меня, когда начинаются синие сумерки, и густеют бесформенные тени, когда утихает бег дня, и на леса и поля, на уставшие мои глаза и душу опускается тишина. В такие минуты безмятежна моя душа, в такие минуты она полностью созвучна с природой. А когда ты уже рядом - со мной, во мне, в моем сердце, когда твои руки ласкают моё лицо, а локоны от нежного ветерка колышутся и прикасаются к моим глазам, вызывая сладкое возбуждение в моих венах, моя сущность и напряженные нервы от счастья и радости становятся более спокойными…
Каждый вечер ты приходишь в мой красивый, старый замок, который я построил подальше от человеческих глаз – в живописном месте – в лесу, в горах. Отсюда открывается сказочная панорама: под ногами – изумрудное подножье горы, вдалеке – бирюзовое море, местами покрыто «расплавленной бронзой», над головой – синее небо, с белоснежными хлопьями облаков.
В замке я живу один: отказался даже от слуг, потому что они мешают мне спокойно мечтать. Но, иногда, бывают минуты, когда я нуждаюсь в общении с человеком, с которым хочу делить мои чувства и мысли, мои мечты. И, видимо, по этой же причине явилась ты, чтобы разделить моё одиночество и то долгожданное счастье, которое ты мне подарила. О, Боже, как я счастлив, что ты есть и посещаешь мой замок каждый вечер, принося с собой лучи животворящего света.
Каждый вечер ты приходишь ко мне и остаешься со мной, в моём сердце на всю ночь. И я не могу понять – это сон или явь? Действительно это так или всё это видение, результат воспаленного мозга, недосягаемая мечта? Так проходит ночь как один миг (так проходит жизнь), постепенно густая тьма уступает свету. А когда первые лучи солнца нежно касаются белоснежных вершин гор, ты уходишь, опять оставляя меня одного с моими мыслями и чувствами, с моими ночными видениями в моём пустом замке. Но почему уходишь, ты не объясняешь, хотя и без этого всё ясно: ты своим выразительным взглядом предупреждаешь, что мы оба погибнем, если ты останешься. Потом – преступление, большой грех, строить собственное счастье на чужом счастье и слезах. Может быть, ты права, не знаю…
Каждый вечер, когда я закрываю усталые глаза, ты снова со мной, в моём сердце. Каждый вечер я точно знаю: повторятся мои ночные видения, а утром ты опять уйдёшь. И я оставлю свой замок и уйду, чтобы зажмурить глаза от солнечного света. Мои глаза устанут от человеческих холодных и безразличных лиц, от дневного шума и обеденных, тривиальных новостей. Я ещё знаю, что закончится этот серый день, тихие сумерки опустятся на горы и леса. Вокруг меня станет тихо, я вернусь в мой старый замок и нетерпеливо буду ждать тебя. И когда ты будешь со мной, в моём сердце, я уже в который раз попытаюсь разорвать этот заколдованный круг. Разорвать, чтобы ты приходила каждый вечер не только в сновидениях, но и наяву, независимо от времени. Я мечтаю лишь о том, чтобы ты была рядом каждый день - днем и ночью…
Абрикосовое дерево
Ясное и замерзшее зимнее небо, серебреная луна, как кусочек льда. Замерзшие пальцы и холодные взгляды в полутемной убогой комнате …
Грустная печка в агонии: она больше отбирает, чем отдает тепла. И только мозг лихорадочно мыслит, чтобы выйти из этой темной и холодной бездны, потому что, увы, умирающие поленья в печке последние… А завтра и в последующие дни… небо – замерзшее, луна, как кусочек льда… В убогой комнате холод будет более жестоким, а для тепла нет больше дров. И где выход?..
Мозг непрерывно работает – старается, режет, соединяет, все ищет, ищет и… надежда сверкает как молния в уставшем мозгу: есть один выход, другого нет!..
От замерзшего молочного лунного света в белом все вырубленные стволы больших и маленьких деревьев. Только одно абрикосовое дерево, которое каждый год, каждую весну расцветает, накрываясь бело-розовой вуалью, а в летний зной угощает каждого своими желто-красными плодами… оно ещё гордо стоит. Дерево ещё не знает, что близок его конец… Тот, кто его посадил, вооруженный топором, в отчаянии и забывший обо всем, с замерзшими пальцами и взглядом, не знает другого выхода. Он уже решил: должно умереть абрикосовое дерево, чтобы не было замерзших пальцев и холодных взглядов…
Сверкает топор в холодных лучах зимнего солнца и со своим топорным тупым упрямством вонзается в тело абрикосового дерева – за какие грехи? Дерево стонет, как живое существо… Дерево сопротивляется, вознеся свои руки к небу – к Богу. Быть может, проснётся совесть у того, кто так беспощадно рубит его. Нет, надежды нет, бесполезна эта мольба, нет спасения от глубоких ран, нанесенных топором…
А щепки после каждого удара несколько мгновении пляшут в воздухе и падают бездыханно на замерзшую, снежную землю…
Уставшие руки бросают на землю топор, осторожно и дрожью прикасаются к большим и окровавленным ранам… Ох, какое теплое тело абрикоса и какой сладкий его аромат! И пока стоит, не свалилось, оно ещё шепчет. «Всемогущий Бог, за какие грехи?».
Как будто молния ударила по сердцу: руки вершат преступление – убивают невинное абрикосовое дерево. Нет, руки убивают тысячи мелодий, которые должны были звучать из дудуков. Дудуки, которые родились бы завтра или в какой-нибудь день из этого абрикосового дерева и своей мелодией ласкали бы слух…
Но если обратиться к совести своей, то – сегодня-завтра, да ещё много дней и ночей останешься с ледяными пальцами и ледяным взглядом: и не только ты, а, хуже того, твоя родня, дети твои, которые надеются только на тебя. Так что, перестань ныть и думать о плохом, оставь грустные и ранящие душу мысли, пусть совесть тебя не мучит, а то замерзнут тоненькие пальцы и невинные взгляды. Весной снова посадишь деревья – взамен одного – десять, двадцать, и этим искупишь свою вину…
«Мы совершаем преступление, – снова повторяют уставшие руки, замерзшие пальцы, ледяной взгляд. – Мы совершаем преступление и поплатимся за это. Ведь это дерево – абрикосовое дерево, как – человек, из живой плоти. После каждого удара топора оно стонет и, поднимая руки к небесам, просит пощады»…
Если продолжится это раздвоение, можно с ума сойти. Всё! Надо кончать с этими сомнениями и мучениями, тебя ждут замерзшие руки и взгляды!
И вновь топор сверкает в холодном воздухе, продолжаются удары. Постепенно сдаётся абрикосовое дерево, щепки его накрывают замерзшую землю. Ещё один удар «тупого» топора, что не отличает сухое от мокрого, и…
Обезумевшие руки готовы нанести последний удар, и конец всем сомнениям… Дело сделано… Что будет потом, пусть судит будущее или – сам Бог…
Недолго пришлось ждать наказания… Оно пришло так быстро, так неожиданно, что мозг не успел отреагировать и что-то предпринять, чтобы защищаться… Как это случилось? Может быть, руки были слишком уставшими, а взгляд – замерзшим? Или, плененным близкой победой, внимание притупилось? Трудно сказать… Тот судьбоносный и последний удар вдруг… прошел мимо дерева… Злостно смеясь и сверкая на зимнем солнце, топор своей топорной тупостью коварно (якобы – нечаянно) ударил по ноге…
Годы прошли… С годами рана излечилась и превратилась в шрам. Прошла и телесная боль. Но каждый раз видя шрам, абрикосовое дерево появляется вновь в памяти… От грустного воспоминания сердце ноет и бьется учащенно. И, может быть, очень долго, до самой смерти запомнится абрикосовое дерево, которое превратилось в огонь и вместе с дымом исчезло в зимнем небе. Дерево будет напоминать, что не расцветет больше никогда весной, не будет сочного абрикоса. Будет напоминать те замерзшие пальцы и взгляды, которые чуть-чуть согрелись от сгоревшего дерева. Будет напоминать тот замерший отрывок нашей жизни, который никакое солнце не согреет, потому что слишком глубоки замерзшие следы в нашей памяти…
И чтобы не было больше никогда замерзших пальцев и взглядов, чтобы больше никогда не рубили мы абрикосовое дерево, давайте каждую весну сажать деревья добра, радости и улыбок, деревья за жизнь…
Командировка
Недавно съездил в командировку в Армению. Два года не был на родине, и меня к ней тянула не только безграничная тоска, но и любопытство, – в каком положении страна, как живёт народ, есть ли хорошие перемены? Правда, приезжающие оттуда кое-что рассказывали, но, во первых, их рассказы иногда были противоречивыми, и, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Вот о том, что я увидел и о моих, в основном, грустных впечатлениях и хочу рассказать.
***
… Самолет стремительно шёл на посадку, и я не успевал сквозь стёкла иллюминаторов полностью воспринимать (осознать) быстро чередующиеся друг за другом виды: Эчмиадзин и Звартноц, Мусалер (село, в котором я родился), многочисленные плодовые сады и кое-где покрытые лоскутами снега поля. И всё это – обернуто серой, но прозрачной облачной вуалью. Всё это так знакомо! Что я говорю! Всё это такое близкое и родное, всё это настолько моё, впитавшееся в кровь со дня рождения вместе с землей и водой, солнцем и материнским молоком. И я, ничтожная частица этой страны, что называется Родина, кажется, целую вечность был отлучен от мамы, моего дома и сада, моих корней… Прости меня, мама, прости, родная земля…
Меня отрезвил голос стюардессы: «…Наш самолет совершил посадку… Температура воздуха… Экипаж прощается с вами…».
***
Здравствуй, Армения!
Только вступил на родную землю, повернулся, чтобы увидеть библейский Арарат. Увы! Серые облака пленили гору. Говорят, Арарат от грешников скрывает своё лицо. Я человек не суеверный, но печаль легла на душу. Так что, у меня настроение было ниже ноля, как и температура воздуха. Наверное, очень грешен…
***
Мать всегда ждет меня, но сейчас мой визит был неожиданным. Когда я вошел в дом, она не знала, верить ли глазам? Слёзы радости и тоски смешались… Наверное, только она каждый раз меня прощает, каким бы великим не был мой грех…
Не знаю, отчего: от приятного тепла, что доходила до меня из печи или от долгой беседы, а, может быть от усталости, я разомлел, уставшее тело было в гармонии с покоем души… Какой бесценный клад – мама, как хорошо в родном доме!..
***
Недолгое расставание, которое мне кажется целой вечностью, и тоска, родившиеся от этого расставания, ведут меня по, где-то, прямым, а где-то, кривым и грязным улочкам родного села, которые так и не успели стать красивыми и широкими улицами «ведущими в светлое будущее». Скорее всего, это дороги в никуда. Они, вероятно, потеряли надежду, что когда-нибудь увидят себя благоустроенными и чистыми, а вдоль дорог – зелень и цветы, большие и красивые деревья, которые так оберегают от летней жары. Кстати, о деревьях: морозные и темные зимы 1993-1994 гг. стали последними для деревьев нашего и окружающих сёл. Но два года назад некоторые из них ещё были живы. Ныне голые улочки, голый единственный сквер села. Только торчат пеньки, и то – не все: бывало, дерево вырывали с корнем…
Трудно винить людей: нет другого топлива или оно очень дорогое, а тепло нужно всем, как кислород, как хлеб.
Дерево деревом, но положение людей тоже очень тяжелое. Плохо живут, за исключением небольшой горстки людей, все. Чтобы узнать об этом, далеко ходить не надо. На каждом шагу встречаю друзей, знакомых, одним словом, односельчан, которые все считают своим долгом – поздороваться за руку и задать традиционный вопрос: «Как живешь»? Я отвечаю теплым рукопожатием и традиционным ответом: «Ничего, слава Богу»! После чего следует не менее традиционный вопрос: «Здесь лучше, или там»? - «И там, и здесь»,- в полушуту, полувсерьез отвечаю я и объясняю, что Крым, по сравнению с Арменией, в экономическом и социальном отношении, в лучшем положении находится, но здесь моя Родина, мой народ, мой дом… Так что, сами судите, где мне лучше? – «Здесь очень плохо, очень,- отчаянно руками машут они,- жить стало намного труднее. Что там говорить, сам видишь»…
Вижу, дорогие односельчане, вижу: экономика разрушена, безработица достигла огромных размеров, продолжается блокада дорог со стороны соседних государств. И конца этому не видно. Мало кто верит, что будет хорошо: верят те, кто относительно хорошо живет. А по неофициальным данным, половина населения Армении находится на пороге бедности. Люди кое-как перебиваются, в основном занимаясь мелкой торговлей. В деревнях пытаются выжить, обрабатывая землю или разводя скот. Не у всех получается, потому что дорого и удобрения, и сельхозтехника, и топливо – солярка или бензин. Те, кто потеряли всякую возможность зарабатывать хлеб насущный, забывая честь и уважение, вынуждены стать попрошайкой, тем самым увеличивая армию попрошаек…
***
А сейчас давайте оставим сельскую «идиллию» и перейдем к городским будням: поговорим о столице Армении – Ереване.
Реальное лицо каждого государства это его столица, со всеми своими положительными и отрицательными сторонами. И даже иностранец (я уже не говорю о местном), если он достаточно внимателен, может различить и правильно оценить, главное и второстепенное, форму и содержание. Если мир основывается на противоречиях, если человек сгусток этих противоречии, то не нужно искать более яркого примера, чем Ереван и ереванцы.
Конечно, за эти два года, пока меня не было в Ереване, кое-что изменилось в столице (речь идет о внешних изменениях): улицы стали более чисты и благоустроены и, как раньше (вернемся назад хотя бы на десять лет), приятно ходить по ним. Правда, ещё чувствуется результат поголовной вырубки деревьев. Но, вместо тех, которые «превратились» в тепло (последнее, фактически, в 1993-94 годах стало вопросом жизни и смерти и унесло тысячи и тысячи деревьев), выросли новые, а оголенные пустили новые побеги. На тротуарах нет и тех жалких «предпринимателей», которые зарабатывали хлеб насущный, продавая всё, что дома есть, или относительно дешево приобретенный какой-нибудь товар. Конечно, их отсутствие отнюдь не означает, что такого рода торговцы разбогатели или достигли материального благополучия: просто городские власти запретили такую торговлю, чтобы якобы «облагородить внешний облик города».
Исчезли также многочисленные большие и маленькие «торговые столики», которые порой создавали серьезную преграду, уставшим и утомленным всем этим прохожим. Вместо них появились новые и красивые, пахучие «капиталистической» роскошью магазины (извините, чтобы не отстать от моды, хотел сказать – супермаркеты), где можно купить всё, что сердце желает. Как в народе говорят, здесь можно найти даже «змеиное молоко». Видимо, нечего удивляться: ведь строим капитализм! И вот тут можно увидеть первое противоречие: в этих роскошных супермаркетах или вовсе нет покупателей, или их число устремляется к безграничному минусу. Продают все, но, к сожалению, покупают редкие люди, те избранные, заработок которых прямо пропорционален дорогим товаром, а такие расходы не «прорубают» щели в их семейном бюджете. А те остальные, что составляют большинство, с безмерной тоской смотрят на эти дорогие (в основном – импортные) товары и идут искать более дешевое, соответственно, более некачественное. Чтобы привлечь это большинство к себе, молодые девушки и парни из кожи вон выходят: ложно – мило улыбаются, готовы исполнить любой каприз клиента, но это тоже не помогает – их старанье остается «Гласом вопиющего в пустыне».
Ещё более роскошны ереванские кафе и рестораны. Они и раньше привлекали посетителей и своим красивым интерьером, и разнообразием вкусных блюд. Старые переживают вторую молодость, напоминая о тех счастливых и славных днях, когда они были доступны практически для всех, независимо от занимаемой должности или содержания кармана. Сейчас другая картина: для многих эти заведения неприступные крепости. Как бы они не привлекали своими цветными и световыми рекламами, на каком бы высоком уровне не было бы там обслуживание и насколько вкусны не были бы блюда, всё равно, для безработного, с дырявым карманом, или для человека, который еле-еле сводит концы с концами, они остаются недоступными. Таким людям остается только мечтать о том, что «когда-нибудь и на их улице будет праздник», что все имеет своё начало и конец, и хорошие дни ещё впереди. Но, вот что странно: цепь противоречий и здесь продолжается. Говорят (а я должен признаться, что однажды сам видел), что ереванские кафе и рестораны переполнены… после полуночи. Основные посетители – молодые люди, а веселье продолжается до самого утра. В этом отношении Ереван достиг уровня всемирно известных городов.
Первая реакция – отрицательная. Этого не может быть при такой нищете и массовой безработице. Но потом, рассуждая более трезво, понимаешь, что эти посетители те же избранные, те, действительно удачливые люди, которые наслаждаются жизнью, тратя свои или, может быть, чужим потом заработанные деньги. Именно здесь вспоминаешь известную народную поговорку: «Пирующему не убавится пира». Может быть, так и должно быть: рядом живут слёзы и смех, голодный и сытый, глупый и гений, и всё это – один народ, что называется армяне.
***
В наши дни никого не удивишь попрошайками. Раньше мы таких видели только в фильмах или в телевизионных репортажах, работающих за рубежом наших советских корреспондентов и искренне жалели этих несчастных людей, при этом строго осудив капиталистический мир. Сейчас у нас есть свои собственные попрошайки, которые ничем не отличаются от «импортных», а в чём то даже превосходят их. С болью должен отметить, что их число в Армении, особенно в Ереване и других крупных городах, становятся больше. Ходишь по улицам и видишь в разных, особенно многолюдных местах, сидят или стоят люди, которые протягивают руки каждому прохожему и жалостливым голосом просят о помощи. Конечно, армия попрошаек разношерстна: часть их на самом деле вынуждена прибегнуть к этому методу зарабатывать на хлеб. Но есть и такие, которые не столько от нужды, сколько от природной лени попрошайничество выбрали себе профессией. На первый взгляд трудно отличить настоящего попрошайку от не настоящего, и когда я вижу протянутую руку, вспоминаю один горький совет: «Если человек настолько унизился, что просит денег, то не спрашивай сам себя – на самом деле он в этом нуждается. Если в кармане есть – дай»!
По этому поводу вспомнил один душераздирающий случай. В Ереване, на остановке ждал автобуса. Ко мне подошли два ребенка, лет шести – семи. Очень были похожи друг на друга, и я без труда понял, что это брат и сестра. Оба были в грязных одеждах, лица и руки тоже были грязные. Попросили денег и молча и терпеливо ждали, глядя на меня своими детскими невинными глазами, когда их осчастливлю своей щедростью. Я молча дал им деньги, и они, поблагодарив меня, ушли. Я бы, наверное, не запомнил бы этот, ставший уже обычным, случай, если бы не та черноокая, красивая девочка, та маленькая армяночка, которая, несмотря на свое грязное личико, всё равно завораживала меня. Но самое впечатляющие были её глаза: грустные детские глаза, которые до сих пор перед моими глазами. Запечатлелись настолько, что, видимо, не забуду никогда. До сегодняшнего дня у меня в голове крутятся одни и те же вопросы: «Почему так жестока судьба, в чем вина этой малышки»?
***
Моя командировка подходила к концу. Ещё один день, и я опять окажусь вдали от Родины. Далеко не столько по расстоянию, сколько по тому, что не могу часто приезжать в Армению, что даже месяца достаточно, чтобы я начал тосковать по маме и родному очагу, по родной земле…
Долгожданная встреча длилась всего две недели. Две недели: это и мало, и много. Мало, потому что они прошли как две секунды, всё время, напоминая мне о том, что неотвратимо приближается час расставания и, кто знает, когда я ещё буду в Армении. Это и много, так как в Симферополе меня ждут много дел и задач для решения которых моё присутствие необходимо. Вполне понятно, что я не хотел расставаться ни с мамой, ни с домом, ни с родной землей. Расставаться всегда тяжело, притом от таких дорогих вещей, как дом родной, родина. Я уже не говорю о маме: это несравнимо ни с чем. Так же понятно, что желание не уезжать, это всего лишь сентиментальное чувство в данном случае, потому что есть работа и есть ответственность перед этой работой, от чего не убежишь ни за что, как бы велико не было бы твоё желание.
Противоречивые чувства штормовали со всей силой: оба желания были сильны и неуступчивы. Но при всем этом, было ещё одно желание, о котором я боялся признаться даже сам себе. Я уже отмечал, что по сравнению с Арменией, Крым более благополучный. Иначе говоря, жить здесь легче. И, видимо, за эти два года я привык, что свет не выключают, есть вода и газ, что руки не мерзнут зимой в квартире, что дети нормально ходят в школу. Наконец, у меня есть любимая работа. Одним словом, сейчас мне трудно вновь жить той жизнью, которой живет, точнее, выживает большая часть моего народа. Когда-то в Армении было распространено одно высказывание, что говорили репатрианты, вернувшие в середине сороковых годах в Армению: «Не знаю, о чем вы говорите, но правильно – надо уезжать из Армении»! Я всегда с болью воспринимал эти слова. Сейчас стыдно мне признаться и вдвойне болью мне, что тоже самое могу сказать и я…
В аэропорту, перед расставанием, ещё раз хотел посмотреть на библейский Арарат: опять, увы! Серый занавес закрывал гору. Видимо, действительно, я очень грешен. И как может быть мой грех маленьким, если мама провожает меня со слезами на глазах…
***
Самолет стремительно шёл на посадку, и я не успевал сквозь иллюминаторов полностью воспринимать быстро чередующиеся друг за другом крымские виды, которые уже хорошо знакомы мне и… о, Боже мой, уже стали родны. И вдруг я ловлю себя на том, что с нетерпением считаю минуты, когда шасси самолета коснутся крымской земли. Вдруг меня охватывает чувства тоски по моей семье и друзьям, по крымской плодородной и животворящей земле. Неужели два года достаточно, чтобы у тебя родилась ещё одна тоска, и ты останешься между ними? Это уже новое испытание, что выпало на мою долю, новая задача, решение которой требует времени. Тогда пусть время и будет судьей…
Песня бойца
Посвящаю памяти моего дяди –
Азату Гамбаряну
Весна всегда красивая. Радость, которую она дарит нам, более или менее чувствует каждый из нас. Если даже проблемы и заботы, печаль или боль иногда нас заставляют забывать, что в жизни кроме черного есть и белое, кроме плохого – хорошее. Эта красота пробуждает в нашей душе лучик надежды, дает нам новую силу, новую энергию, чтобы мы продолжали ту часть жизни, которая нам дана свыше.
Весна, особенно май месяц, пора побед. Во всяком случае, так было для народов бывшего Советского Союза. Сегодня каждая бывшая советская республика независимое, свободное государство со своим президентом, неприкосновенными границами, своим национальным флагом и гербом. Каждый народ пытается сделать неприступным свою национальную крепость и называет иностранным гражданином вчерашнего соотечественника (давайте не забывать, что в недалеком прошлом мы все были советскими гражданами), все ровно, есть одна дата, которая не признает никаких границ – ни государственных, ни географических. Есть один памятный день – 9-ое мая 1945 года, который, даже при большом желании невозможно стереть со страниц истории: это День победы. А разве возможно забыть миллионы жизней, положенные на алтарь победы? Разве возможно забыть разрушенные города и села, концентрационные лагеря, разбитые судьбы, матерей и невест в черном, осиротевших детей, несбывшиеся мечты…
Насколько тяжела и трудна справедливая борьба, настолько сладка радость победы, поскольку она завоевана слишком большой ценой. А цену Великой Отечественной мы все хорошо знаем…
Но часто бывает так, что не сразу чувствуется радость победы, потому что слишком горькими были до этой победе дни и месяцы, годы. И если вспоминается миг победы, то не забывается та пыльная и мучительная дорога, по которой прошел солдат, каждым своим шагом приближая миг победы. Бывало и так, что солдат не доходило до своей цели – победы, навечно оставаясь на каком-то отрезке этой длинной дороги, в неизвестном месте, дополняя неизвестные могилы таких же неизвестных солдат, как и он.
***
В траншее было холодно и сыро. Не переставая, моросил осенний дождь. Ночь с дождем опустилась и села на уставшие, не выспавшиеся лица солдат.
Необыкновенная тишина царила вокруг.
Пользуясь неожиданной и короткой передышкой, солдат пытался унять ноющие от перенапряжения нервы и мышцы. Он скрючился в холодной траншее, крепко обнял ружье и закрыл глаза. Но не мог спать… не потому что замерз. Его больше всего мучили воспоминания. Он вспомнил одинокую мать, которая день и ночь ждёт сына, молча и терпеливо стоя на пыльной дороге…
Вдруг ночную тишину нарушила грустная песня, которая как легкий ветерок пробежала по траншее. И даже те бойцы, которые не понимали слов песни, оживились от её звуков и стали молча слушать. А пел тот солдат, которому так и не удалось заснуть, чтобы хоть на миг забыть войну. Бойцы, молча слушая его, наверное, тоже вспомнили родной дом, маму и невесту, так как и без объяснений было понятно, о чем поется в песне:
«Мысленно полететь бы домой,
Туда, где мама моя не спит,
Увидеть бы тот ручей,
Который каждую весну
Журчит в горах…».
***
На рассвете загрохотали пушки, затрещали пулеметы и автоматы… Полк рванулся в бой, и осенняя холодная и мокрая земля покрылась теплой кровью защитников отечества…
Бой был долгим и тяжелым. Склоны холма покрылись телами, сраженных вражескими пулями, солдат – каждый из них – свет очага, каждый из них – молодая жизнь…
Смерть не пощадила и поющего бойца: сраженный пулей, он в последний раз вспомнил маму, родную деревню и тот одинокий орешник, под которым так много играл в детстве… Потом всё покрылось тьмой и исчезло… Красный мак распустился на груди бойца, а его умирающие губы как будто продолжали шептать строки незаконченной песни:
«Родина в моем сердце:
Если не умру я в бою,
Ах, мама дорогая,
Я вернусь домой,
Чтоб утешать твою душу
Сердечным поцелуем,
Прижму тебя к груди».
***
Победа вошла в каждый город и деревню, в каждый дом и сад и объявила о конце войны. Она так же обещала, что скоро солдаты вернутся домой… Вернулись… но не все… А часть вернувшихся – калеки с лицами, изборожденными войной…
Многие матери, вместо своих сыновей, увидели извещения об их смерти. А некоторые и того не увидели и до конца своих дней так и не узнали, живы ли их сыновья, или нет? Может быть, вернутся когда-нибудь? Не вернулись…Остались в чужой земле, превратились в неизвестных солдат – храня в сердце тоску по матери и родине, а на губах – незавершенную песню…
Я нежно целую тебя
«Я нежно целую тебя»…
Эти слова, прозвучавшие на другом, далеком конце телефонной линии, оказали на меня магическое воздействие. Миг был неповторимым, опьяняющим, как крепкое вино. Слова отпечатались… нет, они заполонили сердце. Сердце просигналило мозгу, и он начал повторять эти слова «Я нежно целую тебя»… Одни и те же слова повторялись бесконечно, будто не было других слов в этом мире… Как будто весь мир был собран в этих словах, и это был единственный свет в беспросветной тьме. Слова повторялись, повторялись, растягивались и превратились в ту извилистую лесную тропинку, по которой я шел, шурша сухими листьями…
***
Зима… Не очень холодная и не сибирская погодка, но иногда так завоет метель, забываешь, что живешь на юге, в Крыму. И, всё-таки, зима, холодно, а весна – за горами. До её прихода ещё много дней придется считать и терпеть… Хватит ли терпения, или? А что, или? Хочешь или нет, придется ныть и терпеть, замерзать, скрипеть зубами и терпеть, в душе создавая иллюзию весны, завидовать африканцам, удивляться эскимосам, пока придет заветная весна. А пока – зима и мои воспоминания…
***
Вечерело… Уже чувствовалось дух сумерек… Вот – вот, короткое осеннее солнце спрячется за горизонтом…
Спешу, но шаги не убыстряю, может быть, ещё пару грибов найду. Удивительные… хотел сказать, удивительные существа эти грибы. Хотя, иногда кажется, что они осознают, что делают, пуская слабые сигналы в сторону грибника: «Мы здесь, рядом, будь внимателен, хорошо ищи»… Поворачиваешься на сигнал, смотришь внимательно, в самом деле – они рядом, в двух шагах от тебя. Они хорошо замаскированы, да так хорошо, что позавидует любой разведчик, а иногда стоят перед глазами без маскировки, а ты удивляешься, что раньше их не заметил. Потом понимаешь: в голову не приходило, что они могут быть возле тропинки, у всех на глазах. Может быть, и это хороший способ замаскироваться. Таким грибам я дал «не научное» название: «Синдром дорожного гриба». Ты его ищешь в «тайнике», а он - под носом…
***
Отвлекся, эти грибы даже зимой покоя не дают. Итак, вечерело. Когда иду по лесу, редко смотрю вверх, всё внимание, в основном, на грибах. В лесу уже полумрак, трудно отличить камни и траву от грибов. Темные стволы сосен, как монахи в чёрном, молча молятся, протянув руки к небу. И вдруг… яркий и необыкновенный свет, просачиваясь сквозь деревья, заставил меня остановиться и посмотреть в сторону света, то есть, на запад. Посмотрел и… окаменел и не смог сдерживать восхищенный возглас: «О, миг, остановись, ты прекрасен»! В самом деле, передо мной открылась чудесная панорама. Огромное оранжевое солнце поспешно катилось к линию горизонта, до заката оставались считанные минуты. Горизонт багровел весь, яркое пламя охватило и редкие, прозрачные и белоснежные хлопья облаков, которые были похожи на расплавленные бронзовые слитки.
В нескольких десятках метров дальше, где заканчивался лесной участок, между двумя другими лесными участками начиналась довольно широкая, покрытая зеленой травой, дорога. Она поднималась вверх, доходила до линии горизонта и сливалась с синим небом, с золотистыми облаками и с багровым солнцем. Последнее оранжевым цветом покрасило и дорогу, ещё больше подчёркивая изумрудную зелень, и вершины сосен, делало ярче синее небо, выделяло, похожие на спелый абрикос, клочки облаков. Лучи солнца, пробираясь кое-где сквозь сосновый лес, обходили черные стволы деревьев и доходили до меня. Я очаровано смотрел на эту сказочную панораму: ноги пригвоздились к земле, взгляд застыл на этой чудо- картине. Я много видел красивых пейзажей, но такое даже не снилось мне. Забыл обо всем, даже, о грибах. У меня было лишь одно желание: пусть остановится время и увековечится это чудо. Увы, всё в этой жизни проходящее… Горизонт проглотил солнце, тени загустели и погасли. Сказка закончилась… И только темень заставила меня опомниться, и я с сожалением отправляться домой. Шёл и думал: быть может, это сон? Сон короткий и неповторимый, сон волшебный и пьянящий. Повторится хоть один раз он, или так безвозвратно исчезнет во тьме, чтобы, когда-нибудь, спустя годы, явиться кому–то другому, заставляя его воскликнуть: «О, миг, остановись, ты прекрасен»!
***
«Я нежно целую тебя»…
Сколько времени прошло с тех пор, когда были сказаны эти слова – вчера, или десятилетия назад? Но, разве это важно? Время бессильно над ними, они вечны, а время – уходит. Время, просто, не может стереть эти слова…
Вот ещё один клочок памяти, который навевает сладкую грусть и не забывается, не забывается…