Ему двадцать семь. Ни семьи, ни друзей, ни детей.
Вчерашний день, похожий на завтрашний день.
Немного зарабатывает, но тратит гораздо больше,
И собирает все чеки, как одинокие женщины – кошек.
У него ничего, кроме банок дешёвого пива,
Никогда, никого он ни разу не звал любимой.
Сторонится весёлых компаний и «нужных» людей,
Нет ни гордости в нём, ни амбиций, ни даже идей.
Его жизнь начинается ночью. Недавно совсем началась,
В ней – чудесные пляжи, яхты, джипы и власть.
Ну и самое главное, там его верно ждала она.
Где-то год ждала. Где-то год, как он пьёт Веронал.
День, заполненный серостью и пустотой,
Словно бы под копирку, похожий один на другой.
А под сенью спасительных синтетических снов,
Всё, о чём только может мечтать раб дневных оков.
Там прогулки под звёздами и под большой Луной,
И круги от упавших камней над ночной водой.
Ненавистный офис, забыт там, как страшный сон,
Но с рассветом по комнате тяжкий разносится стон.
У него под глазами чернеют круги, и не видно щёк,
И как будто бы мало бед, да пришла ещё:
Каждой ночью его умоляет остаться она,
Говоря, что устала быть без него одна.
«У тебя там день, у меня же – кромешная ночь,
Ты уходишь, и сон исчезает прочь.
Возвращайся, и будь навсегда со мной,
Разве это не рай? Разве это не наш покой?»
Он хлебает кофе литрами, часто курит и хмурится,
На работе едва сидит, как сонная курица.
И однажды, как и все двойные игроки,
Он смертельно устал, и решился её попросить руки.
… Надевает парадный костюм (раньше – только на собеседование),
К Вероналу привычному берёт упаковочку Седуксена,
«Я свободен! Для жизни, любви; чего все там хотят.
И навсегда остается с ней. Приняв штук пятьдесят