Он не взлетел за нас, за
грядущее утро, ведь,
забыв своё тело, Замза
конечно же мог взлететь.
И он не боялся, нет же,
и воля тому была -
сокрыл под хитином те же
огромные два крыла,
что были судьбой двоякой
Икару, и видит Бог,
над тёмной пустынной Прагой
взнести могли и его.
И взмыл бы над пражским гетто
огромный печальный жук,
со стуком захлопнув где-то
оконные ставни. Вдруг,
тогда под палящим солнцем
увидели б мы стада
счастливых жуков-рогоносцев,
уставших за нас страдать.
Но, верно, какая сила
так хочет, и так хотела -
он умер, а жизнь распрямила
своё молодое тело.