Когда кончаются стихи, начинается проза. И не потому, что проза нечто второсортное. Наоборот! Стихи – это легкомысленное баловство с формой – позволяют прятаться в рамки слога. Для прозы же нужна прямота, которой я малодушно избегаю.
Но сегодня убегать было уже не от чего и не от кого. Я чувствовала, что в моем творчестве наступает неожиданный, но вполне логичный кризис. Дальше меня ждет либо огромный скачек вперед навстречу идеалу, либо жалкое подражание своим некогда удавшимся работам.
В связи с этим в памяти почему-то всплывали поломанные судьбы актеров, которым однажды дали главную роль, принесшую им славу, а потом не давали даже второстепенных ролей. Каково это: быть собственной тенью, помня свой первый и последний полет?.. А ещё почему-то вспоминала, как смотрела на выступление капеллы мальчиков. Их высокие птичьи голоса пронзали моё сердце, а в голове крутилась мысль: “И что потом?” Ведь старичкам в капелле лишь 15 лет, а дальше – ломка голоса. После кто-то, может быть, и продолжит петь, но это будет совсем другая басово-теноровая история. А вот эти невесомые мальчишеские голоса замолчат навсегда... “Время невозможно удержать, а красота рассыпается на глазах”, – сделала я неутешительный вывод и тут же захотела опровергнуть саму себя. “Да уж, скучно с такой кашей в голове тебе точно не будет”, – строго сказал рассудительный внутренний Голос.
К творческим неурядицам, разумеется, прибавлялись неурядицы сердечные. Не то, чтобы что-то из ряда вон выходящее, просто очередное “слишком много думала” и “он не так посмотрел”. И ведь сколько раз обещала сама себе держать дистанцию и не привязываться так болезненно к недавно появившимся в моей жизни людям. Да что толку? Как бы успешно я ни старалась показать окружающим свое равнодушие, себя-то не обманешь. Остается только положить на лоб мокрую тряпку и надеяться, что она остудит не в меру горячее сердце. “А вот это не вполне научный подход к решению проблемы…” – начал было снова поучать меня Голос, но, поняв, что я его не слушаю, обиженно замолчал. Попыталась объяснить ему, что чувства нельзя измерить циркулем и термометром, но Голос бурчал что-то вроде: “Ну и пожалуйста, больно надо... Я тут ни при чем, делай что хочешь... Но я предупредил!”
Да, что-то слишком много во мне накопилось противоречий... Уж не простудилась ли я двуличностью? Хочу сказать твердое “нет”, но оно расплывается в мягкое “а кто знает?”. Ведь больной всегда отрицает свою болезнь. А я не лучше и не мудрее миллиона других людей. И, вероятно, также легко могу оказаться частью обведенной вокруг пальца толпы, в которой каждый считает себя знатоком объективной правды…
Раньше меня часто спрашивали: “Чего ты больше всего боишься?” – а я отвечала всегда одинаково: “Змей. А еще сойти с ума”. Не то, чтобы мой ум обладал какими-то особо ценными качествами, но для адекватного восприятия реальности мне его хватало с избытком. И даже мысль о том, что мир вокруг меня начинает искажаться и превращаться в бессвязный бред, наводила на меня ужас. “Но ведь, сходя с ума, ты не будешь понимать, что становишься сумасшедшей”, – сказал мне однажды друг. Я удивилась, что сама не додумалась до такой очевидной мысли. Она чуть-чуть уменьшила мой страх. А что до змей… Непонятные какие-то существа, скользкие.
А сегодня меня неожиданно охватила жажда перемен. Удивительно: ещё утром моя жизнь казалась мне полной и правильной, а теперь стрелка внутреннего компаса металась по кругу и не могла найти верный путь. Я вспомнила недавний разговор с подружкой, которой тоже вдруг всё надоело, а потому она взяла и покрасила свои каштановые волосы в мятный цвет. Установить связь между волосами и ощущением жизненного застоя нам не удалось, но я взяла её метод на вооружение.
Уже всерьез подумывая о первом в жизни маникюре, я услышала чье-то привлекающее внимание покашливание. “Оставишь тебя на минутку, а ты уже вон какие глупости обдумываешь!” А, это Голос решил-таки прекратить играть в молчанку. Но что он может предложить взамен? “Вообще-то, много чего, – чуть было снова ни обиделся Голос. – И предлагаю: раз менять, то менять масштабно”. Пф, ему легко говорить. Масштабно! Выдумал, тоже мне, советчик. Не то, чтоб я боялась перемен, просто… А как менять? И что менять? Моя жизнь замкнулась в непрерывную цепочку легких падений и трудных подъемов. “Значит, будем искать начало и конец этой цепи. Садись и пиши свою автобиографию”, – командным голосом приказал Голос. Но это уже и вовсе смешно! Автобиографии пишут повидавшие жизнь философы и мумии-тролли, а я…
Может, я просто слишком много думаю? Как жалко, что я не хорошенькая дурочка. Таким всегда проще живется. Никто ничего от них всерьез не требует, зато все с радостью спешат исполнить их малейший каприз. Вот наслаждалась бы жизнью, умиляла всех вокруг…“Ты явно переоценила свои интеллектуальные способности”, – не упустил возможности съязвить Голос. А вот это обидно. Но, в самом деле, не обижаться же на собственный внутренний Голос? Тем более, в чем-то он прав.
Закрываю глаза, а там – не чернота, а калейдоскоп с цветными картинками из прошлого. Может, правда стоит попытаться описать всё это? Но зачем…“Зачем? Ты что, творческая душа, совсем белены объелась? Знаешь же, что ответа нет. Точнее, вопроса такого нет и быть не может”. Я, конечно, знала это, но для начала работы мне не хватало повода, случайного толчка, какой-то дополнительной цели. “Ну… Давай её сочиним, раз тебе непременно нужна цель. Скажем, однажды ты дашь почитать это своим детям в доказательство того, что и ты была когда-то молода. Договорились?” Этого неубедительного аргумента хватило, чтобы я с волнением первооткрывателя положила перед собой чистый лист.