Промах Ансбаха. Продолжение

Райнхард фон Лоэнграмм
- Если бы я знал, что Вы отправитесь без охраны, фройляйн, я бы поостерёгся просить Вас о помощи! – когда Лоэнграмм всерьёз расстраивается, он просто очарователен в своей беззащитности, эта мысль всплывала у графини Мариендорф уже не в первый раз. – Это было недопустимо, тем более что я не забавы ради рассказал Вам про отравленный пирог. При дворе они её всему научили – я же видел этот лесной домик, сущая берлога ведьмы в самой густой чащобе, где только разбойникам и прятаться, - молодой герцог поставил опустевшую кружку на стол и посмотрел на неё с сильным сожалением. – Если бы этот эээ, паж моей сестры посмел сказать вот эти все слова Вам при мне, я бы разобрался с ним немедленно и собственноручно, - Райнхард расстегнул застёжку плаща столь поспешно, что Хильдегарде уже пожалела о том, что послушалась Оберштайна и оставила простую трансляцию, даже не обработав потом запись своего визита к Аннерозе Грюнвальд. – Вы блестяще справились, но рисковать не стоило, а уж тем более оставаться там на столь длительное время, – новопожалованный регент рейха взглянул на свою секретаршу с какой-то мальчишеской обидой и тут же упёрся взором куда-то в пол, как будто дело шло к тому, чтоб покраснеть от смущения… - Я… скучал без Вас к тому же.

Этим можно было воспользоваться, чтоб залпом допить свой кофе и заняться приготовлением новой порции. Этим Хильдегарде и занялась, позабыв сдержать улыбку и невольно сравнивая манеру сверкать глазами у сестры и брата, что когда-то носили оба фамилию Мюзель. Если глаза брата полыхают, как протуберанцы звезды класса О1, то у сестры там мертвенное сияние светлой луны без атмосферы. В чём-то её сюзерен прав – его сестра действительно своим уединением и манерой молчать напоминает затворницу-вампира, да и тот факт, что визиту гостьи та не удивилась, говорит о многом. Например, о том, что утечка сведений из Сан-Суси в лесной домик идёт столь быстро, что Пауль заслуженно называет это место змеиным логовом. Конечно, можно было и не делиться с Лоэнграммом своими ощущениями от посещения этого живописного места, но тот с такой радостью устремился нынче навстречу, что самой хотелось кинуться ему на шею, позабыв про все условности. И раз уже такая острая реакция, то сообщение о версии Аннерозе о скандале в её поместье накануне отъезда оттуда вообще следует сначала обсудить с советником. Ведь по его словам, выяснить отношения с дамой сердца Кирхайсу подсказал сам Райнхард, швырнув в сердцах на стол документы с показаниями Аннерозе против Зигфида, по которым тому в лучшем случае предложили бы тихо отравиться самому. В таком случае многие условности можно было и смело отбросить, конечно. Но действительно ли Кирхайс отбросил их столь смело или ему предложили это сделать в качестве некой компенсации? Ведь никаких жалоб от дамы никуда не поступало, её брат явно ничего не знает об этой версии, а по той тени, что пробежала по лицу Аннерозе в момент, когда она сообщила своей гостье подробности столь резкой сцены, можно вообще смело поклясться, что слова и дело расходятся, точнее – даме очень понравилось это якобы жёсткое обращение…

Хильдегарде решила, что найдёт предлог для встречи с Кирхайсом и попытается что-нибудь выведать у него сама. Ведь неизвестно, как отреагирует Лоэнграмм на термин «изнасилование», но любая из его реакций причинит страшную боль ему самому. И без того бедняга вынужден делать вид, будто забыл начисто попытку медленно, но верно уничтожить его в застенке по приказу Лихтенладе – это он-то, который ничего не забывает вообще. Конечно, после собственного спасения из узилища Кирхайс продолжает служить бывшему другу столь же ревностно, как и до этого кошмара, но только теперь – почти постоянно заметно склонившись, опустив глаза и без прежних замашек фаворита. Как будто это его там едва не прикончили палачи, а не Райнхарда. Ведь если того арестовали по-тихому, в рамках дежурного официоза среди армейских чинов, то шум на балу запомнился Одину надолго, учитывая, что оглашение нового главнокомандующего рейха так и не состоялось. Этак скоро начнут болтать, что Лоэнграмм не явился на бал не потому, что лежал в оковах и ждал убийц, а оттого, что ревновал к успеху соратника и уехал отдыхать на тропические острова. И если начнут, то Хильдегарде уже знает, что за очаровательная головка сочинила эту версию. Та, что в своём желании наслаждаться своей значимостью не пожалеет никого и никогда, и особенно – тех, кто её искренне любит. Как этот молодой паж, что видит угрозу госпоже в каждом появившемся на горизонте человеке – и готов прикончить его на забаву хозяйке.

- Мне приятно это слышать, - Хильдегарде говорила столь вежливо, что её собеседник загрустил ещё больше против её желания, - но волноваться не стоило, Ваша светлость. Я просто хотела убедить графиню Грюнвальд в своей искренности и радушии. Если бы я уехала сразу, она бы могла передумать, к примеру, - пожалуй, решила она, созерцая досаду Лоэнграмма – неужели это лишь потому, что на шею ему всё же не кинулась? – не стоит сообщать ему всё то, что о нём говорила его сестра, изображая приятельский настрой в беседе у камина на следующий день…

- Точнее, фройляйн, Вы грамотно приняли вызов, - весело проворчал тот, едва заметно улыбаясь. – Я знал, кому доверяю это хитрое дело. Но Вы ей дали понять, что остаётесь в моей команде – и оттого не ждите оттуда ничего хорошего. Надеюсь, Вы не обижаетесь на меня за то, что я скрыл от общественности тот факт, что мы с Вами видались в тюрьме? – Лоэнграмм неторопливо заглянул в глаза собеседнице с такой нежностью, что снова появилось жаркое желание позволить ему всё-всё и прямо сейчас. - Поверьте, пока что действовать иначе – значит, совсем не беречь Вас.

О, нет, опять он начинает это наваждение, с которым никак не сладить – наверное, он всё же ненарочно, просто предпочитает не скрывать иной раз того, что чувствует… Это его жемчужное сияние от глаз, оно может быстро затопить всё вокруг, и ничего во Вселенной не останется больше, кроме его глаз, и останется только одно – утонуть в этих глазах насовсем, забыв о всех последствиях того, что воспоследует…

- Хорошо, я учту это обстоятельство. Кажется, графиня Грюнвальд также не знает об этом, - Хильда не сразу поняла, что улыбается в ответ, чуть смущённо и ласково. – Иначе, думаю, она была бы более резка со мной, - она осторожно вручила герцогу кружку, опасаясь про себя, что тот воспользуется этим жестом, чтоб поймать её руку и не отпустить, и одновременно очень желая этого.

- Совсем не обязательно, - продолжая сиять, молодой человек свободно развалился на диване, поблагодарив вежливым кивком. – Учить помалкивать её не надо, могла бы и сдержаться. Я же говорил, Вы очень неосторожны, сохранив мне жизнь – врагов у Вас будет немеряно, один клан Лихтендаде чего стоит – старика-то отравил Кирхайс, но все решили, что это я сделал его руками. Хотя, - он вздохнул с жарким мальчишеским задором , - жаль, конечно, что мы с ним не увидимся теперь, хотел бы я увидеть эти глазки. Сначала от встречи сбежал кайзер Фридрих, теперь этот. Надеюсь, хоть Вэньли не убежит.

- Вэньли может начать бегать, - задумчиво проронила графиня Мариендорф, прихлёбывая кофе из своей кружки. – Кирхайс говорил, что он производит впечатление ленивого кота, который, если его всё же растолкать, способен на всё, даже на неоправданную жестокость. Вот уж кто точно не рад Вашему избавлению, так этот альянсовский протеже тамошнего диктатора. Остальных флотоводцев он сумеет одолеть, очень хитёр.

Глаза Лоэнграмма вмиг потемнели и приобрели жёстко-стальное выражение. Неужели это из-за того, что он видел эти слащавые улыбки с поклонами, что Кирхайс отвешивает при встрече постоянно? Или просто ещё не остыл после их ссоры в тюрьме?

- Это когда он такое говорил, а? – сурово потребовал ответа шеф. – Мне он не сообщал таких подробностей.

- Я… приходила к нему, когда Вы были под арестом, - непонятно чего испугавшись, вдруг неуверенно взялась почти лепетать сотрудница. – Было время обеда, и пришлось принять его приглашение.

Вопреки ожиданиям, сухой колючий лёд в этот раз на пол не посыпался. Напротив, от Лоэнграмма ощутимо повеяло теплом, и он с нежным участием вежливо поинтересовался:

- Это было всё, что он предложил во время визита?

Хильдегарде не ожидала такой прозорливости и, кажется, заметно порозовела.

- Давайте не будем об этом говорить, не хочется портить настроение, - холодным тоном попросила она.

Герцог красноречиво помолчал пару-тройку секунд, вздохнул, потом с энтузиазмом кивнул головой.

- Хорошо, это не лучшая тема для разговора. Как раз нынче рассматривается очень любопытная схема сражения крепостями, она Зига безумно интересует. Но на балу нам с Вами придётся нынче быть, фройляйн, ведь это приказание матери императора, и я прошу милости быть Вашим сопровождающим.

- Я думаю, отец не станет возражать, - Хильдегарде просияла как солнце сквозь грозовую тучу, затем заговорила прежним. обволакивающим тёплым тоном. – Кстати, Оберштайн принял на службу некоего Ланга. Помните этого лиса? Так вот, оказывается, лучше всех его помнит Ройенталь. Мне об этом сообщил его известный лучший друг – у которого, правда, тот отчего-то не был другом у него на свадьбе…

Райнхард спокойно взялся выслушивать докладываемое – он был спокоен и наслаждался созерцанием соратницы, понимая, что та тоже глядит на него с истинным удовольствием.

- Так вот по его словам, у Ройенталя гиперраздражение на эту персону, такое, что остаётся предположить некое зависимое положение офицера от гражданского. Кроме того. Миттельмайер уверяет, что не смог втянуть друга в дело спасения Вас из камеры. Скажите, это правда, что Вы помогали в такой же переделке Миттельмайеру по просьбе Ройенталя?

*   *   *

- Кирхайс, а Вы великолепно танцуете. Ваши поклонницы правы – Вы обязаны котироваться везде высоко.

Несостоявшийся главнокомандующий рейха был не слишком рад такому комплименту и вообще самому факту, что графиня Мариендорф потребовала у него исполнить эту повинность.

- Фройляйн, у нас нет выбора, как говорит командующий. Мы обязаны выкладываться в любой деятельности, иначе нас всех уберут и быстро.

- Ну, не нужно скромничать – Вы же сами мне говорили, что политика – это искусство возможного, - от воспоминания об этом разговоре в кабинете Зигфид едва ли не скривился, но понимал, что без этого вряд ли возможно обойтись.

И это всё было ему совершенно непонятно – если ему было отказано тогда в откровенном предложении, но обошлось всё же без пощёчины, то почему с ним продолжают тогда сейчас общаться, как ни в чём ни бывало. Неужели потому, что убийства Райнхарда не произошло, но убит отдавший приказ совершить это убийство? Хорошо, что дама не знает, что Кирхайс сделал это лишь потому, что полагал себя уже назначенным на пост вместо Райнхарда, в противном случае Лихтенладе был бы нынче вполне себе жив.

- И ведь у нас всё получилось, не так ли? – глаза Хильдегарде сейчас напоминали восторженные очи всех тех дурочек, что бегали за его улыбками, и это начинало также пугать – фройляйн не могла оказаться столь же примитивной. – Понимаете, дело в том, что я всерьёз смогла подумать эти дни над Вашим предложением… Оно мне нравится.

Кирхайс едва не оступился, закладывая поворот… Лоэнграмм ревнив, а также резок – а воздействовать на него привычным способом после их ссоры в камере уже невозможно. Опьянение от мысли о возможности взять то, что принадлежало Райнхарду, прошло вместе с неудачным назначением и явно погибло навсегда в той же тюрьме, откуда его самого так вовремя выдернул бывший друг. Если даже совсем обнаглеть и пойти на поводу, мол, воля была не моя – этого не поймут нигде среди офицеров… Или это… это явно месть за то, что я просто пообещал помочь, ничего не собираясь на самом деле делать, а жаркие интимные дела цинично предложить продолжить, ведь Райнхард-де всё равно уже мёртв… Оберштайн, вот откуда этот удар.

- Фройляйн, Вы явно хотите от меня не этого, - с ровным грустным вздохом ответил Кирхайс, осторожно выжимая глиссад. – Поэтому лучше сразу перейти к тому вопросу, что Вы хотите решить с моей помощью.

- Отчего же, Вы так неуверенны в себе? – с беззаботным смешком проворковала урождённая Мариендорф. – Но ведь Аннерозе так понравилось, что она даже скрывать не умеет. К тому же Вы как нельзя лучше выбрали момент – даже если я озвучу её версию событий, вряд ли она всерьёз может заинтересовать её брата.

- Вот оно что, - абсолютно спокойно проговорил бывший поклонник сестры Лоэнграмма, и лишь выражение лица его стало суровым. – Она просила Вас вмешаться в это дело?

- Нет, просто я больше доверяю Вам.

- Благодарю, если так, - Кирхайс даже позволил себе ровно вздохнуть. – Но Вам вряд ли понравится это событие. Герцог Брауншвейг всерьёз хотел видеть зятем Райнхарда и не мог предположить, что Ансбах убьёт его. Я видел портрет Аннерозе в крепости в главном зале, кстати. Надежды её на его царствование рухнули. Поскольку мы оба в её глазах виноваты в его гибели, то дама пошла на союз с Лихтенладе – убрать нас тому в угоду в обмен на своё обеспеченное будущее. Понимаете же, фройляйн – если б нас грохнули на войне, ей бы на безбедную жизнь не приходилось рассчитывать. Я слегка переиграл её – убрав Лихтенладе в обход её планов. Просто я полагал, что у госсекретаря достаточно врагов, что будут рады этому и мне.

- Ну вот видите, Вы умница, хоть и умеете рисковать, - Хильдегарде промурлыкала это столь мило, что можно было и растаять. – Будь Лихтенладе жив, было б намного сложнее доказать незаконность ареста Лоэнграмма. Но это означает, что графиня Грюнвальд просто морочила Вам голову все эти годы?

- Я не идиот, чтоб работать киллером по её прихоти, - глаза Кирхайса потемнели так, что из синих стали почти чёрными. – Она слишком большую ставку сделала на гражданских, а это совсем не умно. На данный момент настоящая проблема не в том, кто займёт трон, а в неизбежном усилении Альянса. И я даже рад, что Лоэнграмм уцелел – он не боится Яна Вэньли, а Ройенталь боится, и потому не сможет его победить. И… как думаете, долго бы я справлялся бы со всем этим бедламом? Я изображал воздыхателя скорее по привычке, полагая, что худой мир лучше доброй ссоры.

- Ройенталь боится не только Яна Вэньли, похоже, - это было произнесено столь лёгким великосветским тоном, что Кирхайс снова усомнился в отсутствии у графини амбиций властителя. – Полагаю, Вы это также заметили.

- Что? – фыркнул офицер с таким апломбом, что простолюдин в нём уже не угадывался. – Он уже успел подкатить к Вам с предложением своих причиндал, фройляйн? Вечно и везде он торопится, будто ужаленный… по четыре слоя страховки, ага. Боится, не сомневайтесь – что его все мысли наружу вылезут.

- О, Вы ставите меня в неудобное положение таким вопросом, - Хильдегарде засмеялась так весело и непосредственно, что Кирхайс также против воли ясно улыбнулся. – Если я промолчу, Вы сочтёте себя правым, но ведь и рассказывать что-либо у меня может не оказаться права…

Как назло, именно этот эпизод разговора попал в поле зрения Лоэнграмма, который успешно сделал вид, будто не заметил увиденного – как известно, это худшая из возможных его реакций…

- Ну и чёрт с этим, - Зигфид от души заложил поворот, возможно, нарочно с максимальной амплитудой отгиба, на случай, если партнёрша не справится – тогда придётся перехватывать её за талию… - Когда он постарается меня навсегда выключить, следующий будет Лоэнграмм, не забывайте об этом, графиня, - ого, от такой улыбки может растаять кто угодно, а не только сердце старого друга, и Хильдегарде стоило огромного усилия удержаться и не рухнуть в ловушку, подстроенную партнёром.

Потому что в этом случае пришлось бы резко уходить в самое крепкое сближение, а валяться на плече рослого кавалера девушка вовсе не собиралась. Ведь неизвестно, каков будет следующий па у водящего, а то ж всерьёз болтали, что на достопамятном балу с Аннерозе Кирхайс танцевал окончательно на грани фола. На глобальное счастье, каблук не подвёл, возможно, сделав кучу искр при своём движении – и графиня Мариендорф удержала нужную ей дистанцию.

- Полагаете, ему может быть под силу справиться с Вами по очереди? Но тогда за ним должно быть нечто большее, чем то, что видно всем, - она одарила собеседница ослепительной улыбкой, желая дать понять партнёру, что повторять хулиганство с закладыванием туров не стоит, однако совершенно не подумав, что всем остальным не виден нужный оттенок высокомерия, сиявший в ней…

- Графиня Мариендорф, - продолжая излучать волну жаркого летнего полдня, Кирхайс снова добавил темноты в свои завораживающие очи, - у меня на текущий момент достаточно резерва, чтоб устранить Лоэнграмма полностью. Но если бы я сболтнул этот объективный факт графине Грюнвальд, она с меня с живого не слезла бы, пока не заставила бы жениться. А только, надеюсь, Вы понимаете, что я не самоубийца, совсем. Ну, и кроме того, если нам и есть на что надеяться всем, так это на то, что Лоэнграмм не собъётся со своего курса.

- И кто же у нас ещё желает ему сбиться с курса? – Хильдегарде улыбнулась уже с изрядной долей яда. – А, впрочем, я никогда не верила особо верности всех его вассалов…

- Все те, кого справедливо подозревает Оберштайн, - на этот раз тон Кирхайса был только ровным, а улыбка – скромной и вежливой. – И скажу Вам по секрету, я сам недавно оттуда, и не по своей воле. А что касается Аннерозе – подождём с полгодика, и будет отлично видно, невооружённым глазом, окончательно ли засохла эта смоковница и не пора ли точить секиру.

- То есть? – графиня удивилась совершенно искренне.

- То и есть, - цинично парировал собеседник. – Лоэнграмм прав, снова, но я хочу проверить. А мои родители давно хотят третьего внука – ну вдруг будет повод их порадовать окончательно, хе-хе. Да и Ройенталь подсуетится пусть в этот раз сам, мной не прикрываясь.

Ну, и кто мне говорил, что эта девочка неиспорченна и неискушенна, ругнулся молча про себя Кирхайс, созерцая невозмутимое и спокойное, как океан во время штиля, лицо собеседницы. Вместо того, чтоб погрязнуть в раздаче моральных оценок негодяям, мерзавцам и отвратительным самцам, она преспокойно высчитывает комбинации – кто следом за кем и на что будет претендовать. Ну, и как их столкнуть лбами, конечно… Ройенталь, ты проиграл, всё равно, и навечно. А тронуть эту дамочку у тебя самого духу не хватит – она сама решает, кому в Галактике оставаться, а кого убрать.

- Фройляйн, я рискну Вам кое-что подсказать, - это прозвучало уже с обычной вечерней грустью. – Вы взяли верный курс, но совершенно зря перестали оглядываться. А Ваш некоторый родственник вызывает серьёзное беспокойство – у меня нет на руках ничего чёткого ещё, но поверьте интуиции бодигарда, это может быть очень опасно.

Ответить она ничего не успела – пора было уже выруливать на реверанс, чтоб хоть чуток передохнуть от этого приятного, то часто такого подлого танца. Поднявшись, чтоб понять, закончен ли разговор, Хильдегарде увидела нечто, что её всерьёз обеспокоило – вдали Меклингер и Ройенталь с явным удовольствием чокались бокалами, а к ним стремительно приближался Лоэнграмм с таким каменно-спокойным лицом, что можно было начинать бледнеть всем поблизости. 

*   *   *

- Держитесь, фройляйн, я веду по классу А, - участливым тоном прошелестело над ухом, аккуратно поместившись в паузу между аккордами. – Я не виноват, объяснять некогда, потом.

Хильдегарде оценила точность сказанного и жесты – времени у Лоэнграмма фактически не было, но предупредить он успел вовремя. Потому что церемонное приглашение отклонить было нельзя, но даже выход на него не означал ничего хорошего – откинутый с апломбом победителя плащ полетел в руки застывшего на месте Кирхайса, требуя отойти и освободить пространство, ибо к началу танца пара не смыкалась, а напротив, разошлась на самое амбициозное расстояние. Оценив повадку двигаться партнёра в первой восьмёрке тактов, графиня чуток успокоилась – нещадное маневрирование партнёршей откладывалось на вторую половину танца, и можно было вполне пока плыть рядом с галантным кавалером, который демонстрировал вокруг дамы очень сложные па. Райнхард честно показывал избраннице, на что способен – и это было бы очень мило, кабы не пялился на них фактически весь бал. Отвечать – а точнее позволять себе самые смелые вещи – было уже понятно, каким образом. Хильдегарде ощутила некий сильный азарт – ну, и что, раньше она не делала такого даже в мыслях с кем-либо? Техника танца ей знакома давно, и что за беда, если наконец представился случай применить умение, да ещё с немалым огоньком…

Каблуки графини выбивали снопы искр уже регулярно, несколько раз вполне фривольно побывав на плечах у партнёра, который вёл действительно безупречно – после подначек Кирхайса  Хильдегарде с неведомым доселе удовольствием наслаждалась вежливой точностью движений Лоэнграмма. Он как будто полностью ощущал её состояние и самые опасные вещи делать с ним было совершенно не страшно и даже приятно. Да и такой кошачьей грации у инструкторов не наблюдалось. Поймав в очередной раз фактически весь вес дамы в одну руку, Райнхард неизменно успевал наградить её проникновенным нежным взглядом, будто просил не волноваться о дальнейшем. Довольно быстро поэтому стало возможным угадывать и выполнять остальные его довольно резкие замыслы – и шаги королевы Хильдегарде выполнила безупречно, хотя шум вокруг и попытка спровоцировать овацию вполне могли не только сбить её с такта, но и даже уронить. Она даже успела с восторгом полюбоваться на мастерство Лоэнграмма, что с проворством рыси нырял в такт под коленями своей дамы. И ещё успевал при этом весело улыбаться, не размыкая губ – ему явно доставляло удовольствие это балетной сложности действо. Особенно это стало заметно ближе к финалу, когда его руки взялись полностью владеть телом партнёрши, с невозмутимостью победителя обвивая им свой стан – некое подобное выражение удовольствия на лице командующего после фройляйн будет видеть в жарких  баталиях в космосе…

Музыка быстро отошла на второй план во всём этом празднике движения – да и про остальных людей легко удалось на время забыть, слишком острым оказалось удовольствие, которое доставлял танец. Сложность движений не позволяла отвлекаться на попытки рассмотреть реакцию окружающих. Поэтому когда пришлось заканчивать это торжество самой сложной техники танца, уходящей в бесконечность взаимного объятия либо в самый дальний отход на восьмёрку самовыражения – пришлось испытать самое настоящее сожаление, ведь казалось, волшебства хватит ещё минут на сорок… Но уход на реверанс всё же был вовремя – только ощутив, как окружающий мир снова обозначился и взялся давить на плечи и взглядами в спину – жаркими и пронзительными, Хильдегарде спохватилась и изволила осознать, что она только что вытворяла с партнёром сама. Подумай она раньше о таком даже молча – залилась бы краской, как напроказившая школьница. Но сейчас всё её существо наполняла железобетонная уверенность в том, что всё было сделано вовремя и правильно. Тем более, что Лоэнграмм снова выглядел победителем и успел осторожно подмигнуть ей с прежним приятельским выражением – дескать, не сомневайтесь, фройляйн, маневр проведён успешно. Да и робеть среди грохота овации было уже некогда – нужно было церемонно уложить свою руку на предложенную ей молодым регентом, и двинуться сквозь общий шум с ним дальше, ещё куда-то… Пара бокалов игристого, конечно, была кстати, и на какой балкон они вышли с командующим, дабы подышать и полюбоваться звёздами, было уже и неважно.

Довольно скоро ничего особо важного во Вселенной и не осталось, кроме очень довольного Лоэнграмма, что улыбался сейчас столь сиятельно, что ни о чём другом думать уже не было желания. Он говорил что-то о тех звёздных системах, где успел побывать, что-то говорил ещё, не выпуская руку дамы из своих, и то и дело норовя поцеловать её пальцы. Это ощущалось сознанием очень смутно, сливаясь в целом в некий нежный и мощный рокот, на подобие океанского прибоя. Хильдегарде слушала слишком рассеянно, потому что смотрела только на лицо молодого человека – и пыталась понять, кажется ей, что оно источает некое жемчужное сияние, или это стало просто слишком заметно на фоне тёмного неба и ровной подсветки балкона, что почти сливалась с полосами из насаженных по периметру пышных цветов, источавших пьянящий аромат. А эти его вдруг ставшие бездонными глаза – сейчас там можно было утонуть и совершенно не заметить этого. Если и уместно было когда говорить об остановке времени, то это явно был именно такой случай. Когда нет никаких больше желаний, лишь бы помимо того, что есть сейчас, больше ничего не происходило.

Однако через некоторое время Хильдегарде смогла заметить, что Лоэнграмм вовсе не спокоен и безмятежен, как это выглядело столь долго. Чуть очнувшись от наваждения, она поняла, что он просто ждёт манёвра со стороны, и это вернуло ей бдительность. И даже получилось найти акцент – это были как раз не ровные нынешние речи, а быстро брошенное по пути сюда, явно для того, чтоб шаги запутали прослушку:

- Помните то, что я сказал Вам в камере, фройляйн, всегда, что бы ни случилось.

Так вот где ты был полностью настоящий, с сильным оттенком грусти подумала графиня Мариендорф, что ж, это вполне логично, перед смертью обычно не лгут. Но заметим, ты не очень-то и сейчас на себя тогдашнего не похож, если не учитывать раны после пыток там, в тюрьме. Тогда зачем было показывать такое отношение всему свету нынче? Они ж решат, что я слишком… отмечаю тебя среди всех остальных людей во Вселенной, и для чего им это знать тогда? На пути к трону ещё немало ловушек, и не логичнее было бы тогда не обозначать столь явно некоторые приоритеты… Например, тот факт, что за тебя, Лоэнграмм, не грех порвать кого угодно, полностью согласна с Оберштайном в этом подходе к людям и событиям…

- Фройляйн, я не хочу, чтоб мои офицеры добивались Вашего расположения, - тем же мягким и ровным тоном проговорил вдруг регент, будто услышав мысли соратницы. – На данный момент ни один из них Вас не стоит, и кроме того, я не желаю, чтоб Ваше повышение в звании трактовали не должным образом. Пусть привыкают к тому, что мне нужны толковые бойцы, а не устраивают демонстрацию повадок старой гвардии. Похоже, инцидент с выстрелом Ансбаха их ничему не научил, так что продолжение скоро воспоследует.

- Похоже, Кирхайс склонен рассчитывать, что через некоторое время все эти неприятности останутся позади, - осторожно проговорила та в ответ, не зная, радоваться ли полному обретению контроля над собой или горевать о том, что не утратила его полностью в обществе собеседника. – Он дал понять, что намерен служить Вам с прежним рвением…

Лоэнграмм склонил голову так, что их взгляды перестали смыкаться, что ещё более огорчило юную графиню, и улыбнулся весьма саркастически…

- Ещё бы, ему ведь это выгодно, не так ли? Впрочем, я полагаю, что скоро мы увидим это рвение, очень скоро. Только воздержитесь тогда от оценок происходящего, хорошо?

- Всё настолько плохо, командующий? – Хильдегарде опять не заметила, что говорит совершенно искренне, и собеседник улавливает это без всякого труда. – Простите, я не должна была спрашивать об этом.

- Всё как всегда, - грустно усмехнулся Райнхард. – Но чует моя спина, что кое-что уже переменилось. А вот стало ли лучше или хуже – мы увидим после, когда разберёмся со всем хламом, которому во Вселенной не место. Или даже ещё раньше.

- Но ведь он дал все показания для доказательства вины Лихтенладе в государственной измене ещё до его смерти, разве нет? Мне об этом сообщил Ройенталь, - графиня поняла, что если Лоэнграмм промедлит пару секунд, продолжая смотреть мимо неё, она покраснеет от грусти.

Этого не случилось. Регент вернул свой ровный и тёплый взгляд, снова засияв на собеседницу, и даже чуть придвинувшись к ней.

- Чертовски скучно быть той картой, что должна побить Яна Вэньли, а иначе бы её давно выбросили из колоды, - проговорил он густым, как от желания, голосом. – Вы позволите, если мне это удастся, швырнуть эту победу к Вашим каблукам, фройляйн? Или считаете, что мне не нужно пачкаться об эту фигуру?

Она ответила совершенно спокойно, абсолютно не заметив при этом, что просто расцвела в ответ:
- Пока что у нас слишком мало информации, чтоб сделать столь однозначный вывод. Мы ведь даже не знаем ещё, зачем этот человек берётся воевать с Вами столь… азартно.

- Отчего-то я тоже полагаю, что это не просто каприз их командования – направить его против нас… Но…

Закончить Лоэнграмм не смог – его довольно настойчиво потрепали по плечу, и только Хильдегарде могла видеть, какой волчий оскал промелькнул в этот момент по его лицу…

- Райнхард, я плащ принёс, - тон был безупречно вежливым, однако голос Кирхайса был слишком звонок, чтоб можно было подумать, что он и впрямь невозмутим. – Позволишь себя заменить сейчас?

- Ты мог оставить плащ мне там, - проговорил Лоэнграмм так, будто каждое слово сразу превращалось в скалу, падающую на дно глубокого ущелья. – Сам уйдёшь или тебе помочь?

- Думаю, тебе самому пора, - теперь уже совершенно невозмутимо отозвался фаворит главнокомандующего рейха. – Самое время воспользоваться перерывом, да и я справлюсь не хуже тебя, как обычно…

- Уйди, - это слово было произнесено негромко, но со столь леденящей интонацией, что можно было смело начинать бледнеть.

Однако Кирхайс как будто и не заметил этого обстоятельства. Он спокойно фыркнул, как сытый кот, и уверенно сложил руки на груди, не трогаясь с места. Возможно, Райнхард решил, что следующим движением будет отодвинуть его прочь. Возможно, у него были причины так думать – вот и всё, что успела предположить графиня Мариендорф, с грустью наблюдая, как её руку осторожно отпустили и сделали шаг с разворотом к бывшему другу – Его Светлость сделал это не менее грациозно, чем плавное движение в танце…

Следующее движение было не особо разглядеть – но дальнейшее впечатляло не хуже самых роскошных жестов. Кирхайс сумел издать некий глухой вой, прежде чем его тело отлетело на несколько метров в сторону коридора, что приводил всякого желающего на этот живописный балкон. Шмякнувшись на пол совсем неаккуратно, он довольно резво поднялся, прикрывая ладонью нижнюю губу, ворчливо чертыхнулся.

- С каких это пор ты стал столь разборчив? Я просто хотел тебя подменить, и нечего злиться, Райнхард!

- Вон отсюда, - прошипел Лоэнграмм, почернев, как небо в фазе полного солнечного затмения. – Сделай одолжение, исчезни с глаз моих, и немедленно.

- Ладно, быть посему, - с резким апломбом проговорил Кирхайс, неторопливо поворачиваясь, чтоб уйти. – Подумаешь, сколько сантиментов нынче…

Регент, побледнев, прикрыл глаза, будто боролся с желанием выругаться или броситься следом надавать тумаков… Хильдегарде воспользовалась этим, чтобы осторожно прильнуть к нему и обнять покрепче.

- Этого вполне достаточно, командующий, - ей казалось, что она говорит спокойно и рассудительно, но Лоэнграмм слышал лишь нежное воркование обрадованной подруги. – У нас есть ещё дела на балу или мы можем его покинуть без ущерба для нашего настроения?

Он медленно вздохнул, наслаждаясь моментом, и неторопливо открыл глаза. Прижал к себе соратницу, обхватив её за талию.

- Фройляйн, дела есть всегда, они грозят очень долго не кончиться. Однако полагаю, что нам следует сейчас заняться уже собой. Желаете что-нибудь?

- О, - она произнесла это с лёгким налётом лукавства, именно так, как ему очень нравилось. – Сначала – отсюда, Ваша Светлость, а там будет видно.   


*   *   *

- Какого чёрта, Бергенгрюн?! – глаза Кирхайса, к ужасу солдат, привыкших к вечно ангельскому выражению лица бывшего фаворита императора, из ярко-синих быстро стали чёрными. – Скажи своим людям, чтоб не приближались – я не хочу их убивать. И объясни своё поведение, только кратко и по делу.

- Даже если ты кого и убьёшь, сбежать тебе уже не удастся, - высокомерно усмехаясь, отозвался вассал губернатора Новых Земель. – На этот раз тебя твой дружок в короне не прикроет, чай, не Вермиллион тебе здесь и не Изерлонский коридор.

- Перестань болтать чушь и пропусти меня к Оскару, - прежним ледяным тоном прорычал адмирал, на котором сейчас не было алого плаща – он так и остался в лесу на Урваши. – А с упомянутым тобой лицом мы уж точно пообщаемся без твоих указок.

- С чего ты взял, что я намерен сделать это? – снова усмехнулся Бергенгрюн, не опуская бластера, так, что пятно прицела так и оставалось на груди гостя. – Я вовсе не желаю щадить шпионов Оберштайна. И я не забыл, как ты сбежал к нему после Вестерленда. Кстати, - на его угрюмом лице вдруг появилось глумливое выражение, - ты не замечал ведь, что в твоём флоте больше всего тех, кто его не любит? Так что не рассчитывай, что в этот раз тебе всё спустится снова, как тогда, когда ты не захотел вылететь навстречу Яну Вэньли.

Кирхайс злобно усмехнулся в ответ, давая понять, что ему нет дела до упрёков бывшего подчинённого.

- Не пытайся меня уболтать, я не намерен с тобой дискутировать, трус, - выпрямляясь ещё выше, процедил он. – Чем ты надеешься меня пристращать? Если вы тут все настолько свихнулись, что намерены открыто бунтовать, то таких самоубийц мне точно не жаль.

- Ты знаешь, это уже наше дело, - совершенно спокойно заметил вдруг собеседник, не шевелясь. – И от тебя зависит, возьмём ли тебя тоже.

- Это я буду обсуждать только с Оскаром, - сурово бросил Кирхайс, потемнев ещё больше. – Ты настолько туп, что подставился, или он мёртв?

Бергенгрюн осклабился очень издевательски – показалось, что его борода даже горделиво затопорщилась…

- За это тебе уже придётся платить. Думаю, готовый к переговорам твой старый друг в белом плащике вполне сходная цена, верно?

Кирхайс аккуратно постарался вздохнуть, так, чтоб получилось, будто он расстроен, а не выдать сразу вздох облегчения. Расчёт в целом оказался верен – где Император, заговорщики не знают, а значит, он в безопасности. Более того, они полагают, что он сейчас на борту «Барбароссы» - ну и плевать, даже если исшарят там всё, нужного они всё равно не найдут. Оскар явно боится встречи – значит, покушение на Урваши если уж не его рук дело, то во всяком случае не противоречит его планам – в самом деле, убитый террористами монарх лучше, чем пленённый на Хайнессене самим губернатором. Только бы Вален остался верен своим словам, чёрт побери, ведь на Меклингера, если его пришлют на Хайнессен мимо Изерлона, рейху уже не придётся рассчитывать, он поддержит Ройенталя, если тот начнёт выигрывать. Но Вален не идиот – иначе бы он ещё под Вермиллионом бы дал согласие на связь с сестрой Лоэнграмма. И если эти идиоты заговорщики предлагают ему сотрудничество, даже и на таких гнилых условиях – значит, их карта в итоге бита, просто они сами ещё не знают, кто же их швыранёт. А я, мрачно усмехнулся про себя Кирхайс, помалкивать умел где нужно… значит, атакую.

- Нет, цена завышена, - ледяным тоном проговорил гость Хайнессена. – Место премьера при новом кайзере и генерал-губернатор Одина – годится. Но от Оскара, лично, и сейчас.

Побледневшее вмиг лицо Бергенгрюна украсилось вполне себе заметным нервным тиком на левый глаз…

- Ты успел набраться от дружка не тех манер, - прошипел он на целую октаву ниже, чем голосил ранее. – Похоже, он не окончательно отставил тебя от себя, а лишь маскировался. Наглый мальчишка, ты что, всерьёз мне это говоришь?

Кирхайс почувствовал, что удар достиг цели вполне успешно, и засиял своей прежней ослепительной улыбкой – той самой, что обезоруживала всех одинаково.

- Наглого мальчишку, помнится, просили очень о тебе позаботиться, раз уж ты так склонен вспоминать прошлое, - чуть склонив голову, он наградил собеседника очень высокомерным взглядом, с немалой долей ехидства. – У неё родимое пятно в виде бабочки, на левой ягодице ближе к копчику, - на этих словах Зигфид плотоядно облизнул губы, уже совершенно издевательски поджаривая оробевшего противника взглядом победителя. – А ещё она ближе к финалу начинает мурлыкать, сбивается на феззанский акцент и очень потом смущается этого обстоятельства. Говорила, что ты её только два раза до этого довёл, какой же ты неуклюжий, право, - затем, выдержав эффектную паузу, Зигфид взялся нежным баритоном напевать с очень проникновенным выражением «Сhiquetete esta cobardia»…

На втором куплете Бергенгрюн очнулся от ступора, в которое его ввергло это поведение, резко замотав головой, взвыл каким-то замогильным тоном, и нажал на спуск. Однако сквозного ранения Кирхайс словно и не заметил, только сделал паузу, чтобы снова сиятельно улыбнуться – казалось, с его лица струится некий ясный свет – и снисходительно заговорить весёлым тоном:

- Ну вот видишь, дрянная прокладка, чего ты стоишь – так куда вы там все полезли, свергать кайзера? Можете подавиться несчастным ублюдком Ройенталя – у кайзера столько отпрысков, что вам никогда не сыскать хвостов и следов, а однажды они вырастут и выжарят вас как следует. Всегда знал, что вы все недалёкие недоумки, но чтоб настолько… - к ужасу Бергенгрюна, Кирхайс снисходительно усмехнулся. – Поздравляю, себе приговор ты подписал уже сейчас. Лоэнграмма нет со мной, я не осёл, чтоб позволить ему прилететь сюда вот просто так. Ты выстрелил в посла – и это видит Оберштайн и сам кайзер. Ступай, обрадуй своего командира уже сейчас, - и рослый офицер двинулся вперёд, аккуратными шагами.

Ему нужно было пройти всего пару метров, чтоб добраться до гостевого дивана приёмной… Он думал, что тот, кого он спас когда-то на своём флагмане от помешательства, вызванного страхом смерти, должен был понимать это и предоставить ему эту возможность. В конечном счёте, ранение ведь несмертельное и договориться можно всегда – неспроста же на все переговоры кидали сначала Зигфида… Но Бергенгрюн инстинктивно спраздновал труса, увидев это движение, и разрядил в безоружного всю обойму…

Зигфид понял, что не успеет дойти и невозмутимо развалиться на диване. Его глаза снова почернели – уже от ярости… прошипев негромко несколько на редкость грязных ругательств, он рыкнул так, что заложило уши у всех присутствующих, особенно – у стоявших столбами солдат, на которых лица не было:

- Зиг кайзер Райнхард, и будьте вы тут все прокляты!

Затем грохнулся на правое колено, чувствуя, что резко слабеет, и неспешно прикрыл глаза, уже не заботясь о том, что оседает на пол, а может, просто не хотел видеть собственную кровь…

К сожалению, двери на Хайнессене не были старинной конструкции – те можно было распахнуть пинком… А эти так медленно сдвигаются в сторону – для десантника это целая эпоха, отчего-то мелькнуло в пропитанном уныние мозгу того, кто сейчас должен был дожидаться эти секунды, потому что даже боком протиснуться в проём уже не успевал – все выстрелы уже успели осуществиться…

- Нет!!! – от этого дикого рыка раненого зверя, пожалуй, можно было оглохнуть, но настоящий ужас был уже в том, что этот рык был бесполезен. – Приведи сюда врача, осёл, а потом исчезни!!!

Синяя молния метнулась к умирающему – и Ройенталь даже успел подхватить обессиленное тело, не дав ему упасть на пол.

- Зигфид, Зигфид, не уходи! – адмирал сам не знал, что способен на такое отчаяние, сейчас даже его детский кошмар казался ничего не стоящим пустяком… - Я всё исправлю, слышишь, Зигфид?

Ресницы Кирхайса дрогнули, и он медленно открыл глаза, сиявшие бездонным светом звезды класса В9…

- Оскар, - слабо шевельнулись побелевшие губы, но голос был хоть и слабым, но внятным и уверенным. – Не загораживай Солнце, пожалуйста…

Тишина повисла ещё на пару ужасных секунд, а затем глаза раненого снова закрылись.

- Райнхард, сделай их всех, теперь самое время, - это прозвучало каким-то странным участливым тоном, таким ровным, что Ройенталь на мгновение усомнился в реальности, поверив в лучшее… но тут пальцы его руки натолкнулись на странную брошку на нагрудном щитке мундира Кирхайса… видеокамера!

Голова Зигфида тем временем запрокинулась так, что сомнений не было – он уже без сознания. Прядь волос над ухом чуть сдвинулась, и под ней блеснула мелкая бусина – ещё одна камера!

Оскар поспешил дотронуться до шеи погибшего – и не ощутил пульса… Затем оглянулся на Бергенгрюна – и его взгляд был столь ужасен, что тому осталось лишь позавидовать убитому…


*   *   *

- Вы теперь приходите только тогда, когда мне прескверно, и по полной, фройляйн? – Лоэнграмм попытался весело усмехнуться, но эту попытку нельзя было достоверно назвать удачной… - Что ж, я отчего-то благодарен Вам за это как раз сегодня. Вы будете моим лучшим воспоминанием, когда всё будет закончено, и, надеюсь, не станете поминать меня лихом.

Хильдегарде насторожилась – столь жёстко он не говорил очень давно, тем более, что на обычные намёки он вовсе не реагирует – не то горе мешает ему их сейчас улавливать, не то дело ещё хуже – никогда прежде он не говорил ничего подобного. Она настолько не ожидала этакой шпильки, что против всех правил провела рукавом по лбу. Жаркая волна желания, что затопила её на входе в кабинет императора, схлынуть не попыталась – но сама поза молодого человека, навалившегося грудью на стол, внушала смутное беспокойство. Полбутылки красного при его комплекции – пустяк, но Лоэнграмм пьёт красное только когда ему реально плохо, и сбрасывать это обстоятельство со счёта сейчас нельзя.

- Я очень рад, что Вы пришли, фройляйн, - прежним похоронным тоном проговорил он тем временем, выпрямляясь и, видимо, раздумывая, стоит ли ему вставать. – С чем бы на этот раз Вы ко мне не пожаловали. Говорите уже – я очень соскучился по Вашему голосу.

- Ваше Величество, - как можно ровнее произнесла графиня Мариендорф, выразительно покосившись на пустой бокал, - Вы уже знаете, стало быть?

- Да, я почувствовал, - будничным спокойным тоном ответил император, и на секунду показалось, что он намерен разговаривать как раньше, с прежней дружеской манерой старшего. – Но у меня нет сил негодовать из-за этого – тем более, что Кирхайса я потерял очень давно, во время Липштадской кампании, да и на Урваши меня накрыло нехорошим предчувствием. Мне жаль, что я не успел запретить ему эту самодеятельность. Но понимаете, я отчего-то уверен, что кабы я смог передать такое указание, то Зиг предпочёл бы его проигнорировать.

- О, как раз что-то такое и я хотела отметить, - поспешила вставить Хильдегарде, против воли начиная дрожать.

Ровный взгляд Лоэнграмма начал её пугать всерьёз – мало того, что в его алмазных очах не осталось сейчас ни одной лазурной искорки, так они ещё и смотрели с остановившимся выражением, как у приговорённого к казни, у которого нет шансов на чудо. Такого не было ещё ни разу за всё время их знакомства.

- С этим, как ни странно, я смогу справиться, фройляйн, - с какой-то горькой грустью проговорил правитель рейха. – А вот с тем раскладом, что грядёт уже завтра – вряд ли. Жаль, конечно, я ещё столько мог бы сделать для империи, но похоже, что нынче на удачу мне не придётся рассчитывать. Если я Вам прискучил, то можете идти уже сейчас.

Может быть, на другую женщину эти слова подействовали как указание идти прочь немедленно. Может быть, раньше на пару-тройку лет она бы вышла лишь затем, чтоб вызвать врача или попросить Оберштайна вмешаться в происходящее. Может быть, раньше на полгода подобного сказано при ней не было, и она бы спокойно вышла, не озаботившись выяснением происходящего. Может быть, сейчас тоже надлежало вежливо распрощаться и уйти. Может быть, нужно было напустить на себя непонимающий вид и начать болтать о разных вещах и дождаться, когда вино сморит Лоэнграмма. Может быть, стоило намекнуть Лоэнграмму, что она вовсе не против с ним выпить вина сейчас.

Но в этот момент все возможные варианты субординации и благоразумного поведения вылетели у неё из головы, окончательно и навсегда.

- Какого ж чёрта-то, а, Ваше величество?! – прорычала девушка тоном рассерженной кошки, и, метнувшись поближе, поймала молодого человека за плечи, и зависла над ним, сурово уставившись на его печальное лицо и глубоко дыша. – Вы что это себе позволяете, проиграть? Но пока Вы живы, у Вас нет этого права, а я не желаю, чтоб с Вами случилась беда, понимаете Вы это?

Он смотрел на неё с любопытством, к которому было примешано слишком много мужского интереса… Помолчал, затем медленно моргнул глазами, как будто только для того, чтоб молча ответить утвердительно.

- Что Вам ещё сказать? – графиня не отдавала себе отчёта в том, что начинает всерьёз кипятиться, а сюзерен молчал, не желая прерывать её. – Повторить всё то, что было сказано в августе, да? Но Вы не любите повторяться и сами. Сообщить, что с тех пор ничего не изменилось? Но Вы это отлично видели перед отлётом на Хайнессен, потому и сделали вид, что моя хворь Вас не интересует. Рассказать Вам, как я чуть не рехнулась от ужаса, когда Вы пропали с Урваши? Но Вы и сами не осёл, понимаете, что наделали, хотя Вашей вины в этом нет. А может, мы вспомним сейчас как раз Липштадскую кампанию, особенно её финал?

На словах про Урваши руки Райнхарда осторожно пришли в движение, и когда Хильдегарде поняла, что  из нежного объятия уже не вырваться, было поздно.

- Бывало, чёрт побери, намного хуже – и Вы блестяще справлялись, разве нет? – продолжала тем временем бушевать графиня. – Так какого чёрта Вы скисли именно сейчас, перед этим так называемым дежурным рейдом на мятежника, а? Времени прошло достаточно и сделано слишком много, чтоб понимать, что в себе Ройенталь или нет, но он то, чем себя обозначил. Только не говорите, что боитесь чего-то – не поверю, это вовсе не про Вас, уж я-то знаю.

- Я могу ответить на это всё, правда, - очень тихим голосом проговорил Лоэнграмм, осторожно поднимаясь, так, что теперь они оказались стоя, но слишком тесно прижатыми друг к другу, чтоб появилось хоть какое-то желание разъединиться. – Но это действительно сейчас нужно?

- Да, я хочу знать, в чём дело, - с прежним запалом отчеканила девушка, не замечая, что краснеет. – И я не хочу, чтоб Вы были таким сейчас. Это понятно?

- Думаю, да, - не повышая голоса, произнёс Лоэнграмм, и с его висков снова полилось жемчужное сияние, от которого так пряно и восхитительно кружится голова… - Я устал падать на ходу с недосыпа, я устал глотать кофе по две кружки, чтоб залить лёд внутри, я устал нырять под мёрзлое одеяло и смотреть в темноту, мне холодно в плаще и без него тоже холодно, а того хуже мне от того, что на меня смотрят, как на мебель, поняла? Что это за садизм такой – сначала пригреть и обнадёжить, а потом снова выгнать на мороз? – он говорил как будто без особого выражения, но хватка именно сейчас стала почти стальной. - А сейчас я снова помчусь воевать, конечно, потому что так надо, и баста, но я имею право понимать, когда я наконец споткнусь и меня просто моим же плащом и накроют – имею, верно? Ну так зачем удивляться тому, что я просто принимаю реальность такой, как она есть? Дела мне доказали достаточно, и к чему тут вообще хоть какие-то слова сейчас уже, мне совершенно непонятно.

- То есть, априори предполагается, что встать и оставить кое-кого под разогретым одеялом, а потом смотреть на него как на мебель – это удовольствие либо этакий вид спорта? – голос Хильдегарде заметно зазвенел, и Лоэнграмм вдруг ощутил, что чувствует себя действительно намного лучше, чем до визита… - Или же смотреть, как он держит рядом гадюку с ядом, а потом снова использует себя как приманку для всякой нечисти – тоже приятно? Весёленький аттракцион, доложу я Вам, сударь. Может, ещё добавите в программу шоу с Вашим медленным отходом на тот свет – это уже совсем изысканный садизм, или я не права?

- Конечно, не права, - с восхитительной мужской логикой заметил Райнхард, не без удовольствия вздыхая поглубже, но не давая даже повода думать, что он намерен разомкнуть объятия… - Разве я обязан вываливать весь расклад насчёт себя, когда я не получил ни отставки, ни согласия, а? А вот насчёт шоу угадала верно – такая мысль была, и кабы не нынешняя засада, я бы выиграл, не стоит даже сомневаться.

- Великолепно, а какого чёрта я здесь сейчас, а? – с неподдельным изумлением почти прошептала Хильда. – Разве не для того, чтоб расклад изменился? Или я  давала повод думать, что не хочу, чтоб получилось выиграть? Ну, как угодно, а хочу знать, в чём засада, и прямо сейчас – думать, как быть, вообще-то моя должностная обязанность.

- Восхитительно, бросить меня и ещё выставить в этом виноватым… А что изменится, если я вдруг выживу? Быть полезной мебелью меня уже не привлекает, совсем. Ну, а раз её надумали списать все вокруг – значит, так тому и быть, логично? – Лоэнграмм говорил по-прежнему ровно, но сейчас он смотрел чуть прищурясь, как будто хотел скрыть появившийся слабый огонёк, что где-то затлел пока что – не то внутри, не то блеснул на миг в глазах, где-то на дне их манящей бездны. – Желаете получить отчёт о завтрашней баталии, фройляйн? Ладно, отвечу сам, хоть Пауль сформулирует потом гораздо лучше.

- Насчёт отчёта не возражаю, но за такие намёки я Вам лицо сейчас расцарапаю, Ваше величество, - прошипела девушка тоном атакующей рыси. – Зато всем будет видно сразу, что Вы не мебель, верно?

- Согласен, - мило отпарировал Лоэнграмм, и усмехнулся, как удачно нашаливший мальчишка. – Следы бурной ночи – как раз то, что меня неплохо украсит в этой драке, и с таким подарком погибать намного приятнее. Действуйте, фройляйн, обещаю громко не кричать в процессе, - и он оперативно грохнулся на колени, не выпустив, однако, девушку из объятий.

Этого манёвра графиня не ожидала. Так ей себя мог предложить только Лоэнграмм – все остальные либо нависали над ней, демонстрируя способность доминировать, либо застывали в одной из кокетливых поз универсального любовника. Пауль – тот вообще отворачивался прочь, если она подходила слишком близко, и никакой игривой волны не излучал никогда. Поборов желание нежно сказать что-нибудь нейтральное и условно обидное, что всегда воспринимается мужчиной как разрешение действовать, Хильдегарде просто фыркнула, как пойманная кошка, и как следует припечатала собеседника крепким поцелуем. Разумеется, ответ не заставил себя ждать, и девушку просто унесло волной желания, которого абсолютно нечем было сейчас сдерживать.

Очнуться пришлось уже на диване – оба сидели там, как ни в чём не бывало, и Лоэнграмм одной рукой помешивал кофе в кружке своего, огромного размера, явно намереваясь угостить свою визави, другой продолжая удерживать её за плечи.

- Хорошо, фройляйн, я расскажу Вам, - тем же протокольно-ровным тоном говорил император, словно недавнего наваждения вообще не было в природе. – Для меня проблема состоит сейчас в том, что я не могу рассчитывать на верность моего главы рейхсфлота -  а его старый друг может вполне. Таким образом, на стороне Ройенталя будет также Меклингер, что неплохо усилит его тылы, а вовсе не станет выполнять данный мной приказ. А брать с собой заслон из Чёрных Рыцарей я не могу, потому что тогда станет ясно, что я понимаю происходящее, и меня грохнут из соображений осторожности ещё раньше прямо на моём мостике – Вы знаете эту аккуратную гадюку ещё лучше меня – и я до сих пор ни разу не поймал за руку этого придурковатого приёмыша. Он часто вполне натурально изображает преданность мне – настолько, что у меня включается отцовский инстинкт помимо воли. Кстати, - Райнхард улыбнулся совсем безмятежно, словно не говорил сейчас о смертельных опасностях, - Вы ведь оставили себе мой августовский подарок, верно? Только не рискуйте собой после – мне будет жаль, если Вы пострадаете, пытаясь от него избавиться.

Хильдегарде насупилась, словно и впрямь была недовольна услышать последнее.

- Мой отец имел наглость сообщить Вам вперёд меня, Ваше величество?

- Мне не нужны подобные сообщения, - на этот раз улыбка Лоэнграмма могла смело поспорить с солнечным сиянием в середине августа… - Я ещё ни разу не сделал осечки. А в Вашем случае я был верен Вам все эти годы – к великому неудовольствию Кирхайса, которому очень нравилось меня прикрывать, ибо он редкий жадина, помешанный на количестве. Теперь понятно, отчего я уже выдохся нынче?

Будущая императрица невозмутимо пожала плечами, словно услышанное её совсем не обескуражило.

- Достойная армия из кровных братьев для наследника, соглашусь. И при всём этом Вас считают неопытным настолько, что даже поторопились с мятежом, забавно, - она вежливо приняла кружку с кофе, сделала солидный глоток. – Так кому ж тогда завидовал Ройенталь – Вам или Кирхайсу? Как я поняла, Миттельмайер похоронил его планы создать подобный тандем своей женитьбой, а самого Ройенталя дальше как мотылька на ночь отказывались воспринимать вообще, оттого он и затеял эту шалость с мадемуазель Кольрауш, проверяя Вашу лояльность к нему.

Райнхард в свою очередь пожал плечами, сдержанно усмехнувшись.

- Кирхайсу, конечно – я-то лишь средство собрать рейх так складно, чтоб оставалось только вырвать у меня его из рук. Ничего, захватив трон, Оскар как милая душка помпезно отпразднует самую красивую свадьбу в Галактике за последние триста лет. Очень надеюсь, что меня они не заставят на это смотреть – я всегда смогу тяжело заболеть и даже сделаю это максимально натурально – комар носа не подточит. Чёрт возьми, фройляйн, Вы добились своего – я не хочу уже умирать, помня, как Вы целуетесь. Вы ведь навестите меня ещё раз в том клоповнике, в который они меня засунут, верно?

Графиня Мариендорф сделала ещё один хороший глоток и протянула кружку собеседнику.

- Мы рассмотрели ещё не все варианты. На мой взгляд, Миттельмайеры намного хитрее, чем хотят показать, и они скорее производят впечатление тех, у кого есть только постоянные интересы – да, они могут всерьёз полагать, что разовый тест означает бесплодие, но возможно, это просто страховка для того, чтоб удача Ураганного Волка не заканчивалась. Сейчас важно не повторить сценарий Кирхайса на Хайнессене – а Вы ведь склонны делать подобное ещё больше, чем он. Я уверена, что Мюллер будет тянуть резину до последнего, а если Ройенталь не дождётся от своего друга тех действий, которые тот вроде бы обязан будет осуществить в бою – то нервы сдадут у него, и очень быстро. А тогда он просто проиграет баталию, и Меклингер носа не высунет в его сторону.

Лоэнграмм замолчал на несколько десятков секунд, затем просто побледнел и опрокинул в себя всё содержимое кружки.

- У меня что, всерьёз есть шанс не вернуться к Вам обесчещенным, фройляйн? Чёрт возьми, я ведь знал, что корона пойдёт Вам, разве я неуклюже сказал это тогда Вашему отцу?

- Ваше величество, Вы уже сделали всё, что от Вас зависело, и сделали это хорошо. Сейчас мы просто предоставим фрау Миттельмайер самой решить, в каком статусе она хочет видеть собственного мужа. Обождите немного, я сейчас, - и молодая аристократка изящным движением извлекла из кармана брюк портативный блок связи – ага, модель, которую предпочитает Оберштайн, с грустью отметил про себя Райнхард.

Пока девушка набивала сообщение, он не без светлой грусти отмечал перемены в самочувствии. Но решиться сказать прямо о реальности логичной закономерности снова постеснялся. И снова молча посмеялся над собой – отчего-то за четыре месяца голодовки желание так и не надумало проснуться в чью бы то ни было сторону. Жаль, что Кирхайса уже нет и не с кем будет обсудить это, продолжив их давний спор. Закончив, графиня Мариендорф встала, потягиваясь с грацией очень довольной женщины – уж в этом артистизма ни у кого излишнего не наблюдается…

- Мне пора, Ваше величество, - мило улыбнувшись, промурлыкала Хильдегарде. – Мне следует успеть на встречу с Эвой обсудить фасоны свадебных букетов, а Вам лучше хорошенько выспаться перед завтрашним полётом. Только не позволяйте в полёте гадюке слишком приближаться к Вам – я хочу видеть Вас в этот раз в добром здравии, учтите.

- А что мешало обсудить это четыре месяца назад? – надувшись, проворчал император. – И где мои кровавые следы на лице, а, фройляйн, Вы же обещали! Что касается гадюки – я не ем из его рук ещё с Изерлонского похода на Вэньли, поэтому Оскар о многом там и догадался.

- Самая лучшая постановка – когда идёт работа героя втёмную, не Вы ли мне это объясняли в своё время? – улыбка Хильды на этот раз была на редкость радостной. – Не нужны Вам кровавые царапины – ещё решат, что Вы насильник, мне не нужна такая слава о моём избраннике. А если бы мы не выдержали эту паузу, Оскар бы не решился на всё то, чем он сейчас занимается, и Вас бы по-тихому убрала гадюка – прямо на моих глазах.

- Устраивает, - деловитым тоном отчеканил Лоэнграмм, улыбаясь в ответ. – Тогда остальные детали – после разборки с Оскаром, не раньше.

- Да, мне понадобятся Ваши подсказки, Райнхард.